- То есть, он давно уговаривал тебя продать особняк? – я сжала ладони в кулаки. Сейчас у меня возникла мысль, которая стравила душу. Может, отчим не просто так приставал ко мне. Возможно, специально все подстроил, чтобы убрать меня подальше. Так легче влиять на маму. – Если ты хочешь продать особняк, это твое право. Я не вижу ничего плохого в том, что ты желаешь переехать, раз тебе настолько болезненны воспоминания о папе, но я не считаю, что Брис Виардо тот человек, с которым ты будешь счастлива. Хотя бы потому, что он лжет тебе. Я к нему не приставала. А то, что он тебя избил? Это ничего не значит?

Я в последнее время много думала про отчима. Он сразу показался приличным человеком. Имел два ресторана, один из которых находился в Бют-Монмартр. Второй - в Вожираре. Мама с ним как раз познакомилась в одном из этих ресторанов. Мы вдвоем стали там иногда ужинать, а мама, все еще горюя после смерти отца, пила много вина и вот однажды за наш столик поднесли бутылку хорошего Мальбека. Официант сказал, что это подарок для прекрасной женщины от владельца ресторана. Уже от этого жеста мама расцвела, а позже сам Брис подходил за наш столик. Не буду лгать и прямо признаюсь, что мне было больно видеть маму с другим мужчиной, а не с папой. Тем более, после его смерти прошло лишь полгода, но я этого никаким образом не выказала и даже стала под любыми предлогами уходить, чтобы оставить их наедине. Желала маме счастья с, как мне казалось, прекрасным мужчиной.

Позже я стала замечать за отчимом то, что мне показалось странным. Он жил слишком на широкую ногу. Конечно, это дело каждого, но создавалось ощущение, что он тратил больше денег, чем могли принести два ресторана. Вот только, все эти мысли я оставила при себе, так как это не мое дело и лезть в чужой кошелек я не собиралась. А теперь понимала, что это были первые звоночки в понимании того, насколько сильно Брис Виардо любил деньги, но, судя по тому, что его бизнес прогорел, зарабатывать их не умел. И теперь он подобно паразиту прицепился к моей маме.

Свои мысли я попыталась донести до мамы, но она меня слушать не стала. Разозлилась и сказала убираться вон. Для нее разговор был закончен.

- Я все равно буду приходить к тебе, - сказала, уходя из палаты и, стараясь не слушать мамины слова о том, что в этом не было нужды. Лишь отдаленно понимала, что в этот момент, по сути, действительно оказалась на улице. Я и так уже смирилась с мыслью, что меня выгнали из дома, но теперь его еще и продавать собирались. Больше не будет места, с которым я была связана хотя бы душой.

Еще тревожило то, что я не узнала, кому именно отчим задолжал денег. Догадывалась, что какому-то ростовщику. При чем, судя по виду тех верзил – мелкому, но, все же, узнав личность ростовщика, я могла выведать, кто сказал его людям меня не трогать. То есть, выйти на парня писавшего мне сообщения, но внутренне я понимала, что это не та область, в которую я могла лезть. Стоило ждать, пока Бенуа узнает, кому принадлежал джип, приехавший на задний дворик того заброшенного здания.

- Поговорила с мамой? – спросил Бенуа, когда я вышла из палаты. Я кивнула и, пока мы шли к машине парня, я рассказала ему, о чем разговаривала с мамой. – То есть, твоя мама продает особняк и ты отказалась от своей доли с продажи?

- Нет там никакой моей доли. Все имущество папа оставил маме, - я отрицательно покачала головой, думая о том, что и не нужно мне ничего. Меньше всего на свете я хотела соперничать с мамой в дележке имущества, которое не являлось моим. Я на него не заработала.

- Но тебе мама хотела, что-то отдать. Ты не должна отказываться. Судя по тому, что происходит, она все деньги спустит на Виардо, а ты, ее дочь, останешься ни с чем. Это несправедливо по отношению к тебе.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Маме сейчас трудно и я не считаю, что разговоры о деньгах помогут мне ее поддержать, - я отрицательно покачала головой, но подумала о том, что лично мне все же стоило подумать о деньгах. У мамы я ничего требовать точно не буду и, даже, если она предложит – я не возьму. Но и на шею Бенуа я не сяду. Одно дело, когда он сам предложил поехать с ним в Ниццу и то, что он пригласил пожить у него. Но, даже несмотря на то, что Бенуа мой парень, у меня язык не повернется попросить у него денег на мои личные расходы. Стоило взрослеть и искать работу. Опять-таки, хотя бы репетитором по французскому.

Когда мы вышли из Мон Луи и сели в машину, я отвернулась к окну и, думая о своем, смотрела в окно. В начале ноября Париж был промозглым. Значительно уменьшался поток туристов, из-за чего улицы пустели и начинался период холодов. Очень часто шли мелкие дожди. Но я понимала, что уже скоро тут проснется сказка. Париж, ближе к концу месяца, начнет готовиться к Рождеству и тут зажгутся миллионы огоньков. Появятся рождественские ярмарки и обожаемый моей мамой праздник Божоле-Нуво.

И я ждала этой сказки, ведь любила ее атмосферу, поэтому рассматривала улицы, уже предвкушая, как они изменятся. Но, когда мы с Бенуа приехали в Шампиньи и я увидела уже привычные пятиэтажки и улицы, пропитанные серостью, поняла, что тут ничего не изменится. В гетто нет сказки и праздника. Лишь безысходная реальность и приторная нищета. Место, в котором не жили. Тут выживали.

Когда мы с Бенуа подъехали к дому, в котором я снимала квартиру, было уже девять часов вечера.

- И ты в этой дыре жила? – спросил Бенуа, брезгливым взглядом окинув мою съемную квартиру. Я ничего не ответила, но кивнула. Вообще я не считала это место таким уж плохим. Могла бы жить тут, но понимала, что за пределами квартиры было опасно. Гетто не самое спокойное место.

Я собирала свои вещи, а Бенуа меня поторапливал. Я попросила его подождать немного. Он мог пойти на кухню и попить там чая, но парень сказал, что не сядет на те стулья. Они выглядели грязными. Бенуа вообще ни к чему тут не прикасался.

- Ты закончила? – спросил он, когда я застегивала сумку.

- Да, - я кивнула, думая о том, что на кухне все так же в пакетах лежали продукты, которые привез Доминик. Многие из них, наверное, уже испортились и я понимала, что нельзя все так оставлять, но Бенуа потянул меня к выходу. Сказал, что пусть хозяйка квартиры со всем разбирается.

Мы вышли на улицу, когда уже было темно. То, что около подъезда стояло несколько парней, нам не показалось странным. Бенуа вообще ни на что не обращал внимания и просто хотел поскорее уехать, а я привыкла к тому, что парни из гетто часто собирались компаниями около подъездов. Порой они сидели на ступеньках и я уже считала само разумеющемся громкую музыку доносящаяся из колонок.

Но эти парни не делали ничего. Просто стояли и смотрели. В какой-то момент я услышала слова:

- Шанме[6], это реально та меф[7]. И без присмотра. Хватаем ее?

- А с ее дружком, что делать?

- Тоже берем. А то еще поднимет шум.

То, что эти парни говорили про меня и Бенуа, а я осознала сразу, хоть и не все их фразы понимала. Сердце забилось так, словно его пробило током и я в быстром рывке оглянулась. Увидела, что их было около пяти человек. Все молодые арабы в ветровках и фальшивках. Телосложения разные, но все коротко стриженные. Парочка вообще лысые.

«Что делать?» - промелькнуло паническое в голове, но было уже слишком поздно.

Все это произошло за считанные секунды. Парни схватили сначала Бенуа, а потом и меня.

- Что вы делаете? – Бенуа широко раскрыл глаза и попытался вырваться, но ему не дали. Два парня крепко держали его. – Черт возьми, отпустите. Вы хоть понимаете, кого грабить собрались? Проблем захотелось?

- Закрой рот, - один из арабов ударил его в живот с такой силой, что Бенуа согнулся пополам и начал сильно кашлять. Больше не смог произнести ни слова.

- Нет! – у меня с губ сорвался крик. – Не бейте его…