Розалинда. А мне вы кажетесь другим.

Гиллеспи. Три недели назад вы говорили, что я вам нравлюсь, потому что я такой пресыщенный, такой равнодушный, — я и сейчас такой.

Розалинда. Только не по отношению ко мне. Раньше вы мне нравились, потому что у вас карие глаза и тонкие ноги.

Гиллеспи(беспомощно). Они и сейчас карие и тонкие. А вы просто кокетка, вот и все.

Розалинда. Кокетки меня интересуют только те, что в модных журналах. Мужчин обычно сбивает с толку то, что я вполне естественна. Я-то думала, что вы никогда не ревнуете. А вы теперь глаз с меня не спускаете, куда бы я ни пошла.

Гиллеспи. Я вас люблю.

Розалинда(холодно). Знаю.

Гиллеспи. И вы уже две недели не даете себя поцеловать. Мне казалось, что после того, как девушку поцелуешь, она… она завоевана.

Розалинда. Это в прежнее время так было. Меня каждый раз надо завоевывать сызнова.

Гиллеспи. Вы шутите?

Розалинда. Как всегда, не больше и не меньше. Раньше были поцелуи двух сортов: либо девушку целовали и бросали, либо целовали и объявляли о помолвке. А теперь есть новая разновидность — не девушку, а мужчину целуют и бросают. В девяностых годах, если мистер Джонс похвалялся, что поцеловал девушку, всем было ясно, что он с ней покончил. Если тем же похваляется мистер Джонс выпуска тысяча девятьсот двадцатого года, всем понятно, что ему, значит, больше не разрешается ее целовать. В наше время девушка, стоит ей удачно начать, всегда перещеголяет мужчину.

Гиллеспи. Так зачем вы играете мужчинами?

Розалинда(наклонясь к нему, доверительно). Ради первой секунды — пока ему только любопытно. Есть такая секунда — как раз перед первым поцелуем — одно шепотом сказанное слово — что-то неуловимое, ради чего стоит все это затевать.

Гиллеспи. А потом?

Розалинда. А потом заставляешь его заговорить о себе. Скоро он уже только о том и думает, как бы остаться с тобой наедине — он дуется, не пробует бороться, не хочет играть — победа!

Входит Досон Райдер — двадцати шести лет, красив, богат, знает себе цену, скучноват, пожалуй, но надежен и уверен в успехе.

Райдер. По-моему, этот танец за мной, Розалинда.

Розалинда. Как приятно, что вы меня узнали, Досон. Значит, я не слишком накрашена. Познакомьтесь: мистер Райдер — мистер Гиллеспи.

Они пожимают друг другу руки, и Гиллеспи уходит, погрузившись в бездну уныния.

Райдер. Что и говорить, ваш вечер — большая удача.

Розалинда. Да, кажется… Не берусь об этом судить. Я устала… Посидим немного, вы не против?

Райдер. Против? Да я в восторге. Вы же знаете, я ненавижу торопиться и торопить других. Лучше видеться с девушкой вчера, сегодня, завтра.

Розалинда. Досон!

Досон. Что?

Розалинда. Интересно, вы понимаете, что влюблены в меня?

Райдер(поражен). О, вы замечательная девушка.

Розалинда. А то ведь со мной, знаете ли, сладить трудно. Тот, кто на мне женится, не будет знать ни минуты покоя. Я скверная, очень скверная.

Райдер. Ну, этого я бы не сказал.

Розалинда. Правда, правда — особенно по отношению к самым близким людям. (Встает.) Пошли. Я передумала, хочу танцевать. Мама там, наверное, уже голову потеряла.

Уходят. Входят Алек и Сесилия.

Сесилия. Вот уж повезло — в перерыве между танцами оказаться с родным братом.

Алек(мрачно). Пожалуйста, могу уйти.

Сесилия. Ни в коем случае. С кем же мне тогда начинать следующий танец? (Вздыхает.) С тех пор как уехали французские офицеры, балы уже стали не те.

Алек(хмурясь). Я не хочу, чтобы Эмори влюбился в Розалинду.

Сесилия. Да? А мне казалось, что ты именно этого хочешь.

Алек. Я и хотел, но как посмотрел на этих девиц, что-то засомневался. Эмори мне очень дорог. Он уязвимая натура, и я вовсе не хочу, чтобы сердце у него оказалось разбитым из-за девушки, которой он безразличен.

Сесилия. Он очень красивый.

Алек(все еще хмурясь). Замуж она за него не выйдет, но разбить человеку сердце можно и без этого.

Сесилия. Чем она их привораживает? Хорошо бы узнать секрет.

Алек. Ах ты, хладнокровный котенок. Счастье еще, что у тебя нос курносый, а то никому бы спасения не было.

Входит миссис Коннедж.

Миссис Коннедж. Господи, да где же Розалинда?

Алек(в тоне милой шутки). Да уж, ты знала, у кого спросить. С кем же ей быть, как не с нами!

Миссис Коннедж. Отец созвал восемь холостых миллионеров, специально чтобы представить ей.

Алек. Ты их построй по ранжиру, и шагом марш по всему дому.

Миссис Коннедж. Я не шучу — с нее станется в вечер первого бала удрать с каким-нибудь футболистом в кафе «Кокос». Ты пойди влево, а я…

Алек(непочтительно). А может, тебе лучше послать дворецкого поискать в погребе?

Миссис Коннедж(на полном серьезе). Неужели ты думаешь, что она там?

Сесилия. Да он шутит, мама.

Алек. Мама уже представила себе, как она пьет пиво прямо из бочки с каким-нибудь чемпионом.

Миссис Коннедж. Пойдемте же, пойдемте ее искать.

Уходят. Входят Розалинда и Гиллеспи.

Гиллеспи. Розалинда, я вас спрашиваю еще раз — неужели я вам совершенно безразличен?

Быстро входит Эмори.

Эмори. Этот танец за мной. Розалинда. Мистер Гиллеспи, это мистер Блейн, познакомьтесь.

Гиллеспи. Мы с мистером Блейном встречались. Вы ведь из Лейк-Джинева?

Эмори. Да.

Гиллеспи(хватаясь за соломинку). Я там бывал. Это… это на Среднем Западе, так, кажется?

Эмори(с издевкой). Более или менее. Но меня всегда больше прельщало быть провинциальным рагу с перцем, чем пресной похлебкой.

Гиллеспи. Что?!

Эмори. О, прошу не принимать на свой счет.

Гиллеспи, отвесив поклон, удаляется.

Розалинда. Очень уж он примитивен.

Эмори. Я когда-то был влюблен в такой вот примитив.

Розалинда. В самом деле?

Эмори. Да, да, ее звали Изабелла — и ничего в ней не было, кроме того, чем я сам ее наделил.

Розалинда. И что получилось?

Эмори. В конце концов я убедил ее, что мне до нее далеко — и тогда она дала мне отставку. Заявила, что я все на свете критикую и к тому же непрактичен.

Розалинда. В каком смысле непрактичен?

Эмори. Ну, понимаете, вести автомобиль могу, а шину сменить не сумею.

Розалинда. Что вы намерены делать в жизни?

Эмори. Да еще не знаю, избираться в президенты, писать…

Розалинда. Гринич-Вилледж?

Эмори. Боже сохрани, я сказал «писать», а не «пить».

Розалинда. Я люблю деловых людей. Умные мужчины обычно такие невзрачные.

Эмори. Мне кажется, что я вас знал тысячу лет.

Розалинда. Ой, сейчас начнется рассказ про пирамиды!

Эмори. Нет, у меня была в мыслях Франция. Я был Людовиком XIV, а вы — одной из моих… моих… (Совсем другим тоном.) А что, если нам влюбиться друг в друга?

Розалинда. Я предлагала притвориться влюбленными.