Перед тем, как ответить, жрец кашлянул в кулак.

"Ничего себе! Нерешительный Савастей — это я в первый раз вижу. Во что это они меня втравить собрались"?

— Гость у меня, Роман, уважаемый гость. Только приехал он с тобой повидаться — сам знаешь, добрая слава по земле быстро расходится, — жрец скосил глаза на "вышитого".

— Правда твоя, — согласился Шишагов — особенно если ей помогают. Я гляжу, твой старший помогатель вернулся. Восемь дней его не было, или ошибся я?

Голос у Ромы усталый, тихий. Шишагов поглядел на жреца с укоризной, и обратился к гостю святого места напрямую:

— Я и есть Роман — чужеземец, если ты в самом деле ко мне приехал, — Рома широко, напоказ, зевнул, прикрыв рот ладонью. — Но лучше бы ты приехал утром.

Незнакомец сдержался, заработав жирный такой плюс, и вроде как даже развеселился. Положил руки на стол и красивым, сочным баритоном поддержал растерявшегося хозяина:

— Ты бы всё‑таки представил меня человеку, Савастей, иначе выйдет, что мы с ним на улице познакомились.

Савастей пропустил между пальцами правый ус, потом провёл по губам тыльной стороной ладони.

— Не знаю, какая муха тебя нынче укусила, Роман. Это хранитель знания Азар из…

— Откуда я прибыл, я сам расскажу, — перебил жреца Азар. — Спасибо, что познакомил. — Он помолчал, раздумывая, с чего начать, потом развёл руками:

— Так конечно, не принято, но будет лучше, если мы сначала отпустим собравшихся, а потом поговорим вдвоём. Я приехал пригласить тебя погостить некоторое время в нашем, скажем так, поселении. Там живут люди, много поколений хранящие традиции поклонения высшим силам и собирающие знания. Нам известно, что по договору с родом почтенного Берегуни ты должен обучать его мужчин воинскому мастерству до весны, но этот род считает, что работа выполнена даже лучше, чем они ожидали.

Берегуня кивнул, подтверждая сказанное.

— Остальное сделают дружинники военного вождя, — говорун повернулся в другую сторону.

Теперь кивнул Крумкач.

— С твоего согласия продолжить беседу мне хотелось бы на улице — не в обиду гостеприимному хозяину, здесь слишком жарко. Позволь мне проводить тебя до жилья, тогда по пути я смогу ответить на твои вопросы.

Роман согласился, и перед тем, как выйти на улицу, подошёл к Савастею:

— Извини, что так выставил тебя перед гостем — в самом деле устал, и злость взяла — я с тобой всяких секретов не разводил. Ну, без обид?

— Иди уж, что с тебя взять. Гостя моего не обижай, пожалуйста. Ему с такими горлохватами, как ты, дела иметь не приходилось ещё.

На улице лёгкий морозец, после вчерашнего бурана снегу по колено, с тропы сойдёшь — и завяз, поэтому Роман шагает рядом с тропинкой, оставив утоптанный путь Азару. Над лесом желтоватой лепёшкой висит Луна, её бок на добрую четверть изгрызли космические мыши. Млечный путь небесным отражением Нирмуна делит небо пополам. Влага дыхания вырывается из ноздрей облачками пара, чтобы осесть на одежде мельчайшими кристаллами инея.

Миновав жилище Печкура, Роман повернулся к прибывшему по его душу человеку.

— Так чем же скромный скиталец сумел привлечь внимание хранителей знания?

Собеседник глубоко вдохнул, выдохнул облачко пара, взялся обеими руками за широкий кожаный пояс, украшенный многочисленными оберегами, запрокинул голову к звёздам.

— Хорошо! Жаль, не так часто, как хотелось бы, удаётся уехать от забот и трудов, да. Ты умеешь играть словами — одно это говорит, что я не зря топтал снег, отправляясь на эту встречу. Скиталец — правда, но скромность тебе не присуща, насколько я успел заметить.

А куда денешься? — лицемерно вздохнул Шишагов — Телесную красоту я ещё могу спрятать под одеждой, а умище, умище‑то куда девать?

Азар удивлённо повернулся к Роману, но разглядел ехидную улыбку у того на лице, прыгающих в глазах весёлых бесенят, и рассмеялся. Посмеялись вместе, напряжение рассеялось, и беседа приняла более доверительный характер.

— Не очень далеко отсюда находится место, о существовании которого не знает большинство здешних жителей, только жрецы и старейшие окрестных народов, а точное место его расположения и вовсе известно лишь единицам. Там живут люди, собирающие знания и хранящие первую, самую чистую веру нашего народа.

— Смыслян?

— Тех, кто был и их предками тоже. Приедем туда — узнаешь больше. Ты, конечно, многое делаешь для здешних селян, но это не место для такого мастера. Я прибыл пригласить тебя в нашу обитель — мы многому можем научить. Не скрою, твои знания и умения интересны для нас. Отправляемся завтра утром, я попросил, припасы на дорогу нам приготовят.

— А начал неплохо, — с сожалением констатировал Шишагов. — Судя по всему, я выйду вас проводить. Мне обычно не по пути с теми, кто считает возможным указывать, что я должен делать. Доброй ночи.

Роман развернулся на пятках, и направился домой — спать. Столько времени коту под хвост! Пуща кругом, дикость, но даже тут на его голову свалился вконец опупевший (считающий себя пупом земли) надутый индюк!

— Стоять! — Ударил в спину Шишагова окрик. Растопырившийся поперек тропинки посланник хранилища сокровенных знаний казался себе крутым до невозможности — высоко поднятый подбородок, раздувающиеся ноздри, нависающая поза повелителя всего на свете, выставленная в подчиняющем жесте ладонь…

— Вернись! Я! Тебя! Не! Отпускал!

"Прямо как гвозди в башку заколачивает. Наверно, долго учился".

Если просит человек, отчего не задержаться? Роман вернулся, и, не говоря худого слова, без замаха ткнул воплощённое величие кулаком в солнечное сплетение. Куда исчез памятник самому себе? Стоящий напротив Ромы человек судорожно пытался вспомнить, как это — дышать. Шишагову это было не интересно, и он добил козла ударом в печень. Перекинул тело через плечо и отнёс к Савастею в землянку. Сгрузил ношу на пол и пояснил онемевшему хозяину:

— Редкий наглец. И дурак. В их логове все такие? Поучил. Не сильно, скоро очнётся. Передай, будет ещё нарываться — поедет домой частями. Всё, я спать пошёл.

Наутро Шишагов спокойно проспал до третьего петушиного крика. Не спеша поднялся, не уходя далеко от дома размялся, обтёрся снегом — раз вильцы признали, что он свою часть договора выполнил, значит, так тому и быть. Когда возвратился, на лавке у входа в жильё сидел незнакомый старик. Скромный такой дедуля, в обычной, сильно потёртой одёжке. Только на дедушке не видно оберегов — ни вышитых, ни тиснёных — ни одного. Это так же необычно, как стоящая колом рубаха вчерашнего наглеца. Старших надо уважать — Роман поздоровался первым. Дед ответил, не отрывая зада от лавки — имел право. Подвинулся, похлопал по доске ладонью.

— Присядь, уважь старого человека.

Когда Роман пристроил свой зад на оструганных досках, дедушка повернулся, чтобы видеть его лицо.

— Ты, Роман, высоко себя ставишь. Когда Савастей сказал, что ты к Богам обращаешься сидя, я сразу даже не поверил. И мальчика моего обидел вчера. Приличествует ли такая гордыня умному человеку?

— Иногда преклонный возраст из недостатка становится достоинством. Можно говорить разные вещи, не опасаясь последствий. Ты задал один вопрос или три?

— Как удобно, так и отвечай. — Роминому собеседнику разговор явно начал доставлять удовольствие.

— Тогда отвечу на три. Если боги настолько велики, как говорят жрецы, им безразлично, висит зад обращающегося в воздухе, или покоится на опоре, а мне сидя медитировать удобнее. Мальчик ваш вырос в месте, куда посторонние люди попадают редко, представление о мире имеет искажённое, а мнение о своём месте в нём — преувеличенное. Я ещё пожалел дурака — другой на моём месте за такую наглость выпустил бы из него требуху. Понимаю, не сам он виноват, таким воспитали. Гордыни во мне немного, но помыкать собой не позволю. Что делать сегодня или завтра, решаю сам, ваши планы меня не сильно заботят. Без того работы хватает.