— Какой ты… — уткнулась вечером лбом в широкую грудь, — это было труднее, чем остановить быка, да?
Время своё берёт, Маха сменила гнев на милость, и однажды Этайн, приложив палец к губам, поманила Романа за собой. Когда заинтригованный Шишагов тихо подкрался, показала рукой — Рыся лежала, вывалив из пасти алый язык, и слушала Вагу, оборотень ей что‑то тихо рассказывал и чесал за ухом.
Механический молот запустили в работу в начале червеня — когда довели до ума первое колесо на нижней плотине. Второе, для привода лесопилки, пока только в планах.
Роман выглянул из дверей, махнул рукой старшему Дзеяновичу:
— Пускай!
По открытому жёлобу хлынула вода, ударила в лопатки колеса. Колесо дёрнулось и завертелось, набирая обороты. Бревенчатые валы передали вращение на литые бронзовые шестерни, массивный эксцентрик заставил кованую конструкцию с вытесанным из гранита тяжелым бойком подняться по направляющим, чтобы тут же упасть на наковальню. Грохнуло хорошо. Молот тут же встал — нужно посмотреть, как выдержали испытание все его части. Роман уже собирался лезть к бойку, когда заметил, что зрители и участники испытаний пятятся в разные стороны. Оглянулся — Вага стоял в позе задумчивой гориллы, покачиваясь, обманчиво медлительный и неуклюжий.
— Оборотился! — громкий шёпот Рудика будто спустил курок.
Вага прыгнул, но не на людей, а к испугавшему его механизму. Шишагов на лету ухватил его за руку, поддёрнул, закручивая — оборотень полетел кувырком. Рома бросился следом, прижал к полу и удержал, хоть мышцы стонали от нагрузки. Уставился в глаза, пытаясь пробиться сквозь затянувшую их пелену бешенства, обратив свою — трезвую, расчётливую ярость против затопившей мозг оборотня дикой силы. Получилось, потому что знал, где искать, — на собственном опыте изучал, привязанный к дереву, в рое рассерженных диких пчёл. Глаза оборотня ожили, хватка ослабла, выгнувшееся в попытке вырваться из захвата тело обмякло. Роман отпустил его. Вага, пошатываясь, отошёл в угол, сел на корточки и обхватил голову руками.
Есть в сутках время, которое Роману нравится больше всего — дневные дела закончены, остановлены водяные колёса, из кузницы не доносится стук молотов, отдыхают топоры и пилы, уставшие работники ушли к плотине — смывать трудовой пот под потоком падающей из жёлоба воды, готовятся к ужину. Можно просто сидеть на скамейке, держать в руке узкую ладошку жены. Её неторопливый рассказ ласково вплетается в симфонию охватившего тебя счастья. Но иногда Этайн ставит вопрос ребром:
— Муж мой, если ничего не менять, скоро мы Прядиву и Живу замуж отдавать будем.
Не сразу смекнувший о чём идёт речь Шишагов сначала растерялся, потом сглупил:
— Почему это?
— Потому что на полтора десятка крепких мужчин в твоём селении нет ни одной молодой женщины, девчонка — подросток, я и две старых бабы — всё, дорогой. Ещё немного, и наши тётки покажутся им красавицами. Ты думал об этом?
Роман виновато вздохнул в ответ. Этайн прижалась к нему, растрепавшийся локон её причёски щекотно прошёлся по его шее.
— Тебе просто не хватило времени, я понимаю. Я подумала вместо тебя. У нас сейчас много железа. И большую часть вы пускаете на инструменты — хорошие, дорогие инструменты, которые очень любят вильцы. Поморянам такие инструменты ты продавать не хочешь. Нужно сделать для них всё из простого железа и купить женщин и девушек. На первое время хотя бы пять — шесть. Об остальном подумаем осенью, перед большим торгом. Хорошо?
Роман только молча кивнул. Такие здесь порядки.
Старох обходит за Шишаговым его хозяйство, прихлёбывая квас из большой кожаной фляги.
— Изрядно ты развернулся. А пива что, совсем нет?
— Пиво варить рук не хватает, и времени жалко.
Военный вождь приплыл сразу после полудня на трёх больших челнах, потому что вместо сырого железа, которое задолжал Шишагову за стальные секиры, привёз другой товар — зерно и рабов. В основном женщин разного возраста. Объяснил просто:
— Не удержался я. Больно хорошо сбродники нынче за железо платят — жмут их сканды, а доспехи хорингов без хорошего наконечника не пробить. Дзеян сказал — у тебя сырого железа теперь хватает. Я больше народу привёз, чем должен, думаю, у тебя тоже металл на продажу взять. Ты не смотри, что бабы, руду из болота грести и месить глину они лучше мужиков будут.
То, что Старох знает о Роминых нуждах не намного меньше хозяина, не удивительно. Шишагов на его месте такого занятного кадра без внимания не оставил бы. Но с чужих слов вождю судить надоело, захотел своими глазами посмотреть, не утерпел. Понравилось, глаза горят, руками машет — чуть ладонь в шестернях не оставил, еле оттащил его. Пока Рома экскурсию водил, хозяйки накрыли стол — на троих.
— Нам бы с глазу на глаз потолковать, — неодобрительно глянул Старох на стоящую у стола Этайн.
— У меня от жены секретов нет, если вдруг со мной что случится, с ней будешь дело иметь.
Вождь крякнул, дёрнул себя за ус, но сдержался — прошёл в покой. Принял у хозяйки из рук ковшик с хмельным мёдом, поблагодарил и уселся за стол. Ни гость, ни хозяин на отсутствие аппетита не жаловались, поэтому к разговору приступили не сразу — сперва как следует заморили червячка. Старох отдал должное мясной ухе и печёной свинине, отведал жареной колбаски, а вот черничные вареники со сметаной только попробовал — не понравились. Больно непривычное блюдо. Наконец ложки улеглись на стол — донцами вверх, как положено. Пришло время для разговора.
— Ты похудел, Роман. И люди твои тоже, хоть недостатка в пище у вас нет. Всё в работе сгорает. Много сделали. Останавливаться не собираешься. Торопишься, боишься не успеть. К чему готовишься?
— Сам толком не знаю. Слишком у вас… У НАС, — поправился Шишагов, — сложно всё складывается. Ты знаешь, из‑за чего сканды режут сбродников?
— За родичей мстят. Гатал их усадьбу разграбил и спалил, а тех, что уцелели, угнал в леса.
Если сразу выложить выводы, вождь не поверит. Нужно, чтобы додумался сам. Но с Роминой помощью.
— Там, откуда я родом, люди отличают причину и povod — извини, не знаю, есть ли в вашем языке такое слово. Причина — это то, почему что‑то происходит. Вот, к примеру, не нравится мне соседский кобель, не даёт на огороде репу красть. И щенки от него дорого продаются. Хочу соседу насолить, кобеля извести. Это — причина. А тут этот пёс мою курицу задавил. Я его рогатиной и ткнул. Курица — povod, понимаешь?
— Не по правде кобеля за курицу убивать, не корову загрыз.
— Вот в этом и разница между povodom и причиной — несоразмерная плата. Если кто за малое домогается большого, надо искать причину, не бывает без неё povoda. Главного здешнего сканда убил я, и большую часть дружины тоже. Это мне должны были мстить в первую очередь, так?
— Ну да, только ты в ту пору нашим гостем был.
— А у них бойцов было мало. Собрали сканды силу к весне, куда пошли — меня искать, или добычу? Они требовали с Гатала виру или напали сразу?
— Сразу напали, по всему берегу.
— Значит, грабёж для них важнее, так больше доходу получается, за одну усадьбу сколько селений разграбили? Сюда новости добираются медленно, а ты со сбродниками недавно торговал, что там сейчас, расскажи.
На кузнице заработал механический молот, но через толстые торфяные стены звук проходит слабо и разговаривать не мешает.
— Гатал сидит в лесу, тревожит скандов наскоками — людей у него мало. Северяне весь морской берег заняли, насыпают валы, ставят частоколы — весь полон на стройки согнали.
— И что это значит?
— Значит, допёк их Гатал со своими лучниками.
— И всё?
— Уходить они не собираются. Не то сели бы на корабли, и домой. Наоборот, из Сканды корабли идут — с новыми отрядами.
— Я тоже так думаю. За какими товарами скандские купцы приходят на торги?
— Янтарь скупают, жемчуг берут охотно, но его мало. В основном покупают зерно, мёд. Ткани ещё берут, больше лён.