Все они являлись действительными или бывшими членами Гребного клуба оксфордского колледжа Кебл и вызвались отправиться в Грецию на пасхальные каникулы, чтобы провести испытания «Арго». На следующий день к ним присоединилась вторая партия добровольцев, в том числе две девушки, и таков был энтузиазм студентов, что к ним примкнул даже рулевой команды колледжа, Джейсон, передвигавшийся на костылях. Он недавно угодил в аварию на мотоцикле и сломал ногу, но не собирался, по его собственному выражению, пропускать веселье. Студенты оказались отличными ребятами, смешливыми и энергичными, и за две недели на Спеце они успели как следует погонять «Арго» — даже как-то выдали достойные уважения 6 узлов! В день накануне отъезда они обошли на веслах весь остров, причем уложились в промежуток от рассвета до завтрака. После их отбытия я нашел на новехоньком парусе «Арго», в нижнем углу, крошечный герб колледжа, вышитый одной из девушек.

В последние несколько дней ходовых испытаний галеры начали прибывать члены перегоночной команды. Им предстояло доставить «Арго» со Спецы в порт Волос — отправной пункт нашего похода по пути Ясона и аргонавтов. Эта команда также состояла из добровольцев. Некоторые, как Тим Редмен и Питер Моран, впоследствии станут членами основного экипажа; другие же просто пожертвовали двумя неделями отпуска, чтобы погрести веслами на «Арго». Их ожидали две не слишком приятных недели, поскольку весной в Греции бывает и холодно и сыро, однако «Арго» надлежало прийти в Волос к открытию «плавательного сезона» — на случай, если понадобится что-то починить или внести какие-либо изменения в конструкцию, прежде чем мы отправимся в 1500-мильный путь до берегов Грузии.

Специоты устроили нам проводы. Праздник состоялся на главной площади близ Новой гавани, той самой, что выглядела столь пустынной и неприветливой, когда я приехал на остров два года назад. Теперь на ней было не протолкнуться. Юноши и девушки в старинных национальных костюмах танцевали греческие танцы. Мэр произнес речь, все хвалили Вассилиса, который явно чувствовал себя неуютно в синем костюме с галстуком; Евгении, его младшей дочери, явно доставляло удовольствие, что люди хвалят ее отца. Когда сгустились сумерки, юноши выстроились на каменных ступенях гавани и подняли над головами горящие факелы, а «Арго», под флагом Спецы, на веслах двинулся прочь от берега. Над толпой взмыл белый голубь. Он пролетел над галерой, нырнул в дым от факелов, сделал пируэт и растворился в небе.

Следующее утро было нашим последним на острове, и Вассилис пришел попрощаться с нами лично. Он прикатил на мотороллере к верфи, где «Арго» принимал на борт последние припасы. Как всегда, ему навстречу выскочили кошки, но на сей раз Вассилис их проигнорировал. Он направился прямо к маленькому деревянному молу, у которого стоял «Арго». В одной руке маэстро был букетик островных цветов, набранный поутру, а в другой он держал скипами — свое тесло. Без единого слова Вассилис поднялся на борт, вбил два гвоздя в загнутую корму и повесил на них тесло и цветы.

— Пусть тут висит, — сказал он мне. — Этим инструментом корабль построен, значит, он принесет вам удачу. Помните, вашу галеру построили на Спеце; если понадобится помочь — звоните, не стесняйтесь. Лучшего корабля у меня не было.

Держа за руку Евгению, Вассилис стоял на молу и глядел, как мы на веслах выводим «Арго» из Старой гавани и берем курс на Волос, откуда и начнется новый поход за золотым руном.

Развалины древних Микен лежат в четырех часах езды на северо-запад от Спецы. Это место подарило имя самой замечательной культуре материковой Греции бронзового века, а цитадель — то, что от нее сохранилось, — подтверждает значимость этого города для цивилизации той поры. Крепость венчает холм — остатки массивных стен, лестницы, ведущие к некогда величественному дворцу, кольцо вертикально поставленных камней окружает могилы-колодцы, в которых погребены несколько микенских царей; их погребения изобилуют оружием, украшениями и прочими предметами роскоши, так что археологи склонны согласиться с Гомером, называвшим Микены «златообильными». Думаю, этому городу не суждено кануть в пучину забвения. Знаменитые Львиные ворота — их считают самым древним образцом монументального зодчества в Европе — относятся к числу наиболее часто фотографируемых достопримечательностей Греции. Гомеровские стихи обессмертили одного из царей Микен — Агамемнона. Золотая маска микенского правителя, которую археолог Шлиман принял за посмертную маску Агамемнона, смотрит пустыми глазницами отовсюду — с плакатов на стенах, с открыток, с обложки каталога Национального музея. Об Агамемноне известно многое, зато далеко не все знают, что Геракл услышал о намерениях Ясона отправиться за золотым руном именно на рыночной площади Микен. Предание гласит, что эта весть заставила Геракла прервать совершение его подвигов и присоединиться к аргонавтам. Он только что покончил с четвертым заданием царя Эврисфея — поймал эриманфского вепря, которого принес в город на своих плечах (пена с клыков разъяренного зверя капала ему на кожу). Услыхав о Ясоне, Геракл сбросил вепря наземь перед изумленными горожанами и устремился в Волос, куда стекались аргонавты.

Греки, начиная с Гомера, воспринимали и воспринимают микенскую эпоху как время героических деяний и свершений; можно сказать, что она до сих пор имеет для них этакий «артуровский» колорит. Безусловно, жизнь царьков той поры, их супруг, наложниц и придворных была вполне рыцарской по духу — если судить по фрескам: они охотились, торжественно выезжали на колесницах, сопровождаемые стаей собак, напоминающих борзых. Другие фрески повествуют, как они уходили воевать, а супруги (или жрицы) махали им вслед и желали удачи. В наших музеях немало золотых микенских колец, бронзовых кинжалов с резьбой, изображающей охоту на кабанов, высоких и изящных золотых кубков и всевозможных украшений. Разумеется, в основании этой пирамиды роскоши — рабский труд, который и обеспечил микенской культуре ее процветание. Однако между рабами и правителями имелась плотная «прослойка» свободных земледельцев и ремесленников, удовлетворявших потребности родовой аристократии: горшечники, портные, ювелиры, оружейники, не говоря уже о более прозаических профессиях — садовниках, слугах, поварах и так далее. Как подтверждает расшифрованное линейное письмо Б, в каждой крепости, при каждом дворе состоял целый штат писцов и счетоводов, которые проверяли и записывали, вели учетные книги, платили слугам и ремесленникам от имени своего повелителя зерном и оливковым маслом. Микенское общество уступало в пышности и «имперскости» древнему Египту или царству хеттов в Анатолии, но оно, без сомнения, было цивилизованным, богатым и, если можно так выразиться, стильным.

В таком вот мире вырос царевич Ясон. Все варианты предания согласны в том, что он принадлежал к правящему роду Иолка — ныне Волоса. Конечно, Иолк был не столь величественен, как Микены, не столь воинственен, как Тиринф, чья громадная цитадель нависала над равниной, как боксер над нокаутированным соперником. Этот город был, скорее, торговым, коммерческим, склонным не к войне, а к дипломатии. Пожалуй, его можно сравнить с Пилосом, где держал двор царь Нестор: оба города не видели необходимости в возведении крепостных стен, хотя их богатство сулило обильную добычу недругам.

Нам известно, что XIII век до нашей эры — время похода аргонавтов — завершился стремительным упадком микенской культуры. Впрочем, это не был период «сумерек цивилизации» — совсем наоборот. Микенское общество в ту пору пребывало в зените могущества, его члены вели чрезвычайно деятельную жизнь: недавние раскопки показали, что микенцы плавали за море и основывали колонии на эгейском побережье Анатолии, в подбрюшье царства хеттов. Глиняные таблички из государственных архивов Хеттского царства сообщают о прибытии чужаков — по всей вероятности, микенцев, — приверженных культу воинской доблести, разъезжавших на колесницах и вызывавших на поединок всякого, кто им встречался. Другие микенцы, не столь воинственные, зато более предприимчивые, торговали с Египтом, Италией и даже с дунайскими племенами. И не будем забывать, что именно амбициозные правители этих крошечных царств и владений сумели организовать и предпринять первый в истории масштабный военный поход — на Трою, под стены которой, как гласит легенда, приплыла тысяча кораблей.