Босх прикинул, как лучше использовать деньги и фотографии, чтобы сильнее надавить на Пауэрса. Этот шанс он не хотел упустить.

– Подождите! – воскликнул Эдгар. – Я не понял. Почему ты решил, что это подстава? Может, Пауэрс хранил у себя фотографии и банкноты, а деньги они с Вероникой решили поделить, когда минует опасность. Почему обязательно подстава?

– Киз права. Все слишком очевидно, – произнес Босх.

– Отнюдь, если до недавнего времени Пауэрс считал, что он вне подозрений. До момента, когда мы выскочили из кустов и схватили его.

Босх покачал головой:

– Сомневаюсь. Разговаривая со мной, вел бы себя по-иному, зная, что это хранится в его доме. Скорее всего подстава. Вероника решила свалить все на него. Стоит прижать ее к ногтю, и она расскажет нам историю, как Пауэрс сходил по ней с ума. Может, добавит – она все-таки актриса, – что у них была связь, но затем произошел разрыв, однако Пауэрс не отставал. Он убил ее мужа, чтобы безраздельно ею владеть.

Босх посмотрел на коллег, ожидая их реакции.

– Неплохо, – отозвалась Райдер. – Даже убедительно.

– Беда в том, что мы не поверим, – хмыкнул Гарри.

– Но какой ей от этого прок? – возразил Эдгар. – Подложив деньги на чердак Пауэрсу, она их лишилась. А с чем осталась сама?

– С домом, машинами, страховкой, – объяснил Босх. – С киностудией мужа. И с шансом выйти сухой из воды.

Однако ответ не удовлетворил его самого – он сознавал, насколько это слабый аргумент. Полмиллиона долларов – слишком большая сумма, чтобы служить подставой. В этом – изъян его версии, которую он на ходу сочинил.

– Вероника избавилась от мужа, – заметила Райдер. – Не исключено, только это и имеет для нее значение.

– Но Тони много лет мозолил ей глаза, – усмехнулся Джерри. – Почему все случилось сейчас, а не раньше?

– Не знаю, – призналась Кизмин. – Очевидно, возникли какие-то новые обстоятельства. Это нам и надо выяснить.

– Желаю удачи! – буркнул Эдгар.

– У меня идея, – проговорил Босх. – Если кому-нибудь известно о так называемых новых обстоятельствах, то только Пауэрсу. Попытаюсь его прощупать, и, мне кажется, я представляю, как это сделать. Кизмин, та пленка с фильмом, где играет Вероника, по-прежнему у тебя?

– «Жертва желания»? Да, в моем шкафу.

– Возьми и приходи в кабинет к лейтенанту. Я сбегаю за кофе и присоединюсь к вам.

Босх вошел в комнату для допросов номер три с картонной коробкой, повернув ее так, чтобы надпись «Рождество» была обращена к его груди. Он надеялся, что она выглядела, как любая коробка из картона. Босх смотрел на Пауэрса, стараясь заметить в его глазах испуг. Но тот сидел прямо, руки за спиной, словно он сложил их так по собственной воле, готовый к очередному раунду. Гарри поставил коробку на пол, пододвинул стул и уселся напротив Пауэрса. Затем нагнулся, вынул из коробки магнитофон, скоросшиватель и положил их на стол.

– Босх, я предупреждал, никаких записей! – возмутился Пауэрс. – Если ты поставил камеру за зеркало – это нарушение моих прав!

– Никакой камеры и никаких записей. Я принес это, чтобы дать тебе кое-что послушать. Так на чем мы остановились?

– На том, что если ты не способен ничего доказать, то заткнись. Либо ты меня отпускаешь, либо веди сюда адвоката.

– Появилась новая информация. Думаю, лучше, чтобы ты узнал о ней первый, прежде чем станешь принимать решения.

– Пошел ты! Я сыт по горло твоим дерьмом. Давай сюда телефон!

– У тебя есть фотоаппарат?

– При чем здесь фотоаппарат?

– Я задал тебе вопрос.

– Он есть у каждого. Что дальше?

Несколько секунд Босх изучал Пауэрса. Он чувствовал, что его напор и самоуверенность поколебались. Босх усмехнулся – пусть Пауэрс знает, что с этого момента инициатива переходит к нему.

– Ты брал с собой фотоаппарат в Лас-Вегас?

– Наверное. Не помню. Я всегда беру его с собой, когда еду отдохнуть. Это преступление?

– Ты называешь это так? – тихо спросил Босх. – Отдохнуть?

– Да!

– Забавно. А Вероника называет по-иному.

– Не слышал, я ее знать не знаю.

Впервые Пауэрс отвел глаза. И Босх опять ощутил, что весы качнулись в его пользу. Он выбрал верную тактику.

– Слышал, Пауэрс. И ее прекрасно знаешь. Она сама нам все рассказала. Сейчас сидит в соседней комнате. Оказалась разговорчивой. Чужие деньги – нелегкий груз. Как там в пословице? Чем их больше, тем крепче они припечатывают. Эдгар и Райдер раскололи ее. Поразительно, насколько фотографии с места преступления способны бередить нечистую совесть. Она нам все рассказала. Абсолютно все.

– Брось болтать ерунду – придумал бы что-нибудь новое. Где телефон?

– Ты…

– Не желаю ничего слушать!

– Ты познакомился с ней, когда вечером приехал снимать показания. Вы немного полюбезничали, так, ради развлечения. Но потом она заявила, что любит старину Тони. Да, он часто уезжает, гуляет на стороне, но она привыкла. Он ей нужен. В общем, отшила тебя. А ты продолжал за ней ухлестывать, преследовал, когда она выезжала из дома. Что ей оставалось делать? Пожаловаться мужу, что тип, с которым у нее была интрижка, ей угрожает.

– Что ты несешь, Босх? Совсем очумел?

– Вот тогда ты начал следить за Тони. Понял, что он – твоя главная проблема. Муж стоял у тебя на пути. Ты не жалел сил – ездил за ним в Лас-Вегас и засек за делом. Сообразил, чем он занимается, и придумал, как направить следствие по ложному следу. Напел нам про мафию. Но беда в том, что переврал мотив. Мы вышли на тебя. И с помощью Вероники утопим.

Пауэрс смотрел в стол. Кожа у глаз и на скулах натянулась.

– Хватит пудрить мозги! – бросил он, не поднимая головы. – Я устал от тебя и от твоего вранья! Ее нет в соседней комнате. Она в своем большом доме на холме. Старый, как мир, трюк. – Он посмотрел на Босха и усмехнулся. – Стараешься навесить все дерьмо на полицейского? Зачем тебе это надо? Слабо, приятель! И сам ты слабак!

Босх потянулся к магнитофону и нажал кнопку воспроизведения. Комнату наполнил голос Вероники Алисо:

«Это он! Он ненормальный! Я не могла его остановить, а потом было слишком поздно! И не могла никому сказать – люди подумали бы…»

Босх выключил магнитофон.

– Мне не полагалось прокручивать тебе даже часть записи. Но мы оба копы, и я хотел, чтобы ты понял, в каком очутился положении.

Гарри наблюдал, как Пауэрс закипал. Гнев клокотал у него в груди, глаза потемнели. Ни один его мускул не дрогнул, но он весь подобрался и напрягся. Однако сумел взять себя в руки и заговорил спокойно:

– Пустой треп. И никаких доказательств. Сплошные фантазии, Босх. Ее слово против моего слова.

– Так оно и было бы. Если бы мы не получили вот это.

Босх открыл папку и бросил перед Пауэрсом пачку фотографий. Он старательно разложил их веером, чтобы дать возможность Пауэрсу рассмотреть.

– Что скажешь? Неплохо подтверждает ее рассказ!

Он терпеливо ждал, пока Пауэрс изучит снимки. Разъяренный полицейский чуть снова не сорвался, но опять сумел совладать с собой.

– Ни черта не подтверждает. Она сама могла снять. Любой мог. А вы получили пачку фотографий и рады? Вас облапошили! Верите всему, что она напела!

– Не она дала нам фотографии. – Босх достал из папки ордер на обыск и положил перед Пауэрсом. – Пять часов назад мы послали текст по факсу судье Уоррену Ламберту в Палисадес. Он вернул нам ордер подписанным. Эдгар и Райдер провели в твоем домишке в Голливуде почти всю ночь. И среди прочего изъяли «Никон» с телеобъективом и эти фотографии. Они оказались под матрасом.

Босх сделал паузу, чтобы Пауэрс осознал смысл его слов. В потемневших глазах полицейского мелькнула ярость.

– Кстати, мы нашли кое-что еще. – Гарри поставил на стол коробку. – Лежала у тебя на чердаке со всякой рождественской мишурой. – Он перевернул коробку, и из нее во все стороны посыпались пачки денег. Часть их упала на пол. Босх потряс коробку и, убедившись, что в ней ничего не осталось, швырнул вслед за банкнотами.