— А зачем мне это делать? — жестко проговорил Питер.
— Вы — особый случай, мой друг. А вы этого не знали? Вы интересный, талантливый человек, обласканный обществом, писатель с завидной репутацией. Эффектный мужчина. Вот вы кто, дружище. По крайней мере, согласно точке зрения нашего молодого гения, все было именно так до прошлого года. Затем вы имели несчастье потерять ногу. Наш юный гений называет это… э… травматическим опытом. Вы потеряли часть своей привлекательности. Это похоже на кастрацию, говорит наш гений. Принять такой факт, научиться жить с этой мыслью и даже смеяться над этим — все это требует от человека чертовских сил. Наш гений полагает, что у вас было недостаточно времени смириться со своим несчастьем.
— Почему он так думает? — спросил Питер.
— Наш гений беседовал с Ричем Лэндбергом, — безмятежно сообщил Гарделла. — Кажется, когда вы прибыли сюда вчера, вы потеряли самообладание и накричали на него, когда он предложил вам самому отнести наверх свой багаж. Следовательно, вы еще не вполне готовы сжиться с вашей проблемой. Позднее вы познакомились с Джейн Причард. Вы танцевали с ней. Назначили ей свидание за завтраком. И когда она уходила, она поцеловала вас на прощанье.
— Здесь ничего не может пройти незамеченным, — пробормотал Питер.
— Молодой хозяин Лэндберг извлекает удовольствие из чужих проблем, — сказал Гарделла. Очевидно, он не встречал затруднений подобрать нужное слово, когда хотел этого. — И вот, говорит наш юный гений, к вам неожиданно отнеслись как к полноценному мужчине. Разве вы не приняли этот поцелуй как приглашение? Но, возразил я, девушка призналась вам, что она девственница! Что, говорит наш гений, объясняет нам, почему она отвергла вас, когда вы вышли за ней в боковую дверь и направились к шестому коттеджу. Итак, мы имеем чувствительного, очень взвинченного мужчину, только что оправившегося от серьезной травмы. Он считает, что его пригласили в постель, а вместо этого над ним посмеялись. — Гарделла пожал плечами. — И в результате взрыв.
— Но разумеется, у него нет доказательств в пользу своей версии, — сказал Питер.
— Когда вы — юный гений, доказательства вам не нужны. — Гарделла и не пытался пригасить иронии. — Поиск улик — это работа для крестьян вроде меня. Но мы еще с вами не закончили, мой друг. Вы убили одну девушку, которая посмеялась над вами, и вторую, которая случайно подвернулась под руку в ненужный момент. Затем вернулись в «Логово», спокойно пройдя в дверь, замок которой заблокировали. Вы — очень хитрый человек, по крайней мере, так утверждает наш юный гений. Вы понимаете, что утром, когда трупы девушек обнаружат, все вспомнят, что вы танцевали и угощались в баре с Джейн Причард и что на прощанье она вас поцеловала. Подозрение прежде всего падет на вас. Как этого избежать? Очень просто. Вы выводите на сцену другого известного убийцу — хохочущего маньяка. И вот вы поднимаете шум, будите Джима и Лэндберга, бросаетесь в ночь на улицу в поисках злодея человека, которого там и не было. И каков результат? Мы провели целый день, пытаясь отыскать несуществующего человека — во всяком случае, того, кто не был здесь и сейчас. — Гарделла улыбнулся Питеру. — А это, говорит наш юный гений, объясняет и другие факты. На ту же сторону, что и ваша комната, выходят еще двенадцать спален. Большинство людей спят с открытыми окнами, и все же больше ни одна душа не услышала тот смех. Вы говорите, что проснулись от него, а потом он вновь дико захохотал, но Джим, который спал в одной комнате с вами, не слышал ничего. Вы утверждаете, что смех был очень громким. Но никого, кроме вас, он не разбудил. Станет ли человек, который только что заколол двух девушек, поднимать такой шум? И если да, то неужели буквально все остальные обитатели комнат на этой стороне здания глухи, как тетерева?
Питер глубоко затянулся сигаретой:
— И вы отчасти верите всему этому, да?
— Вы должны признать, что это неплохая выдумка, — усмехнувшись, сказал Гарделла. — Может, я и поверил бы ей, если бы не знал, что до конца дня он придумает еще с десяток подобных версий. Ему нравится предлагать их в качестве весьма правдоподобных. У нашего юного гения свои методы работы. Он набирает целую груду версий, а затем отбрасывает их одну за другой. Вот чем он сейчас занимается, в то время как мы ищем нож и одежду с пятнами крови, чего мы, конечно, не найдем.
— Значит, я под подозрением, — сказал Питер, овладев собой.
— По мнению молодого гения, — поправил Гарделла.
— А по вашему мнению?
Гарделла поднял стакан и опорожнил его одним глотком.
— Мне нужны доказательства, прежде чем у меня появится настоящий подозреваемый, — сказал он, опуская стакан на стол. — Пока что у нас нет ни одной стоящей улики. Обвинение, выдвинутое против вас нашим гением, несколько неопределенно. Ваш доктор говорит, что вы так же уравновешены, как и я, — что, возможно, не такой уж и комплимент вам, как он надеялся.
— Мой доктор?!
— Да, я же связался с доктором Коннорсом, — усмехаясь себе под нос, сказал Гарделла. — Я также попытался услышать смех из вашей комнаты, когда вы выходили днем. Его можно услышать. Думаю, его можно было расслышать даже в сильный ветер.
— А другие, они что, глухие? — сухо спросил Питер.
— Нет. Но в местах отдыха люди довольно часто смеются — чудесное настроение, никаких забот, ведь они для этого и приехали. И если ночью кто-то громко смеялся под окнами, он необязательно должен был кого-то встревожить. Но вас именно этот особенный хохот, полагаю, оторвал бы от самого глубокого сна. Он имеет для вас особое значение.
— Совершенно особое, — подтвердил Питер.
В кабинет постучали. Гарделла махнул мне рукой, чтобы я открыл дверь, и снова наполнил свой стакан.
Вошел Макс, весь встрепанный и измученный.
— Дела идут хуже некуда, — сообщил он. — Как будто кто-то выдернул пробку из бочки. Все танцуют, вопят и поют. И конечно, пьют. Есть все основания тревожиться. По правде сказать, я места себе не нахожу, Гарделла.
— У нас появилась маленькая зацепка, благодаря которой вы можете нам помочь, — сказал Гарделла, перекатывая во рту свою неизменную сигару. — Оказывается, девица Причард приехала сюда, чтобы с кем-то встретиться. У нее вспыхнула большая любовь.