Тьфу, над Сирионом, конечно. Или Эсгалдуином?

Это, как вы уже догадались, я о страшных криках «а царь-то подмененный! подмененный царь-то!», ой, опять я вру, Финрод, конечно, подмененный, а еще Святой Дух, кричат, подмененный, на врага рода человеческого, причем в лице Берена.

Вот как вот Святой Дух в лице Берена могли на что-то подменить, я до сих пор понять не могу. Потому что я не могу понять, с чего люди решили, что у Толкиена (или, на выбор, у Брилевой) Берен осенен этой любимой верующими субстанцией? Где Берен и где Святой Дух, сурово спрашиваю я?

Короче, я с ходу предлагаю оставить в покое Утешителя и Душу Истины, и обратиться к философской подоплеке легенды о Берене и Лютиэн, а также Сильмариллиона в целом.

Действительно, давайте сразу разберемся с «правдой об эрувианстве», «Добре, которое пользуется средствами Зла» и прочими выкриками с верхней палубы вышеупомянутого корабля. Давайте разберемся с мотивами похода Финрода, а также с «монотеизмом» эльфов. Когда обо всех этих вещах дико орали на форумах, я спрашивала себя, настороженно бегая по ветке: а вот интересно, хоть кто-нибудь догадается заглянуть, к примеру, в «Философский словарь»? Ну, или например, в записки Профессора? Там же все написано! Но на корабле дураков книжки не читают, это мы уже знаем. Надежды были напрасными.

Итак. Начнем с «эрувианства» и «монотеизма эльфов». У Профессора очень четко написано, что «эрувианство» (если понимать под ним некое теистическое мировоззрение, а если не понимать, то неча слово такое употреблять вовсе) начинается у нас когда? Правильно, с Нуменора.

А до этого у людей — переходный период. Между чем и чем, спросите вы? Между язычеством и монотеизмом, скажем мы вместе с Толкиеном. А кто в таком разе эльфы и люди Белерианда? Язычники. Но праведные — то есть каменьям с прочими зверьми не поклонялись. Причем эльфы таковыми язычниками так и останутся. Только не надо бояться этих слов:-). А как же, спросите вы, то, что они знали о существовании Эру? Как же «Атрабет» (ой, бедному диалогу тетеньки с дяденькой очень досталось, толкиенисты его прямо рвали во все стороны, как пираньи)? А это существа дела не меняет, отвечу я. Надо читать в «Философском словаре» статью «Язычество», написанную С.С.Аверинцевым, и почерпнуть оттуда премудрость: язычество, оно не простивопоставлено единобожию или же знанию о существовании единого Бога. Вон, платоники, перипатетики и неоплатоники, а также древние египтяне согласно разысканиям Уоллеса Баджа очень даже знали о существовании Единого Бога, творца неба и земли. Прямо как эльфы:-). Язычество противопоставлено теизму (с философской точки зрения, именно даже теизму, а не монотеизму, чтобы не путать с оппозицией многобожия и единобожия) — этикой. Для язычника Творец — непостижимо далек. Для теистического мировоззрения Он — вершитель судеб человека, а раз вершитель, то и участник. Это называется этикой предстояния.

Вернемся к Толкиену. У эльфов такой этики — нет. Равно как нет для них понятий «Божественного Провидения» и «воли Эру» — по отношению к их судьбам. Для них есть судьба, которая находится в ведении Намо-Немезиды (вот за что люблю Толкиена, так это за наоборотность Арды — и стороны света у него нравственно размечены наоборот, и солнце — женское начало, и судьба — мужское), и вечнотворение Илуватара — но как признание за ним свободы вмешиваться в Драму, а не как личное участие в их жизнях. Когда Маэдрос и Маглор рассуждают о том, кто их разрешит от клятвы Единому, и приходят к выводу, что голосам их до Единого не дотянуться, они рассуждают как нормальные и вменяемые эльфы. Когда эльфы называют Имя Единого во время свадебного обряда, они демонстрируют не монотеизм, а нормальное для мифологической эпохи магическое отношение к имени как к действию: Имя Единого обладает для них магической силой нерушимого скрепителя обетов, и потому его не надо произносить без надобности, а произносить нужно, прижав уши и вообще прижавшись к полу. А то как скрепит, и мало не покажется:-). Финрод «Атрабет» — истинный Нолдо, этнограф и любомудр, интересуется человеческим фольклором, и обнаруживает цельную философию. Они, оказывается, верят во что-то типа исправления Искажения через сошествие Эру в мир! Ой, как интересно, всплескивает Нолдо тонкими пальцами. Опоссум лезет через забор в сад — ему любопытно. Финроду тоже любопытно — но не более того. Он точно знает: там, где Единый, его, Финрода, нет и не будет. Ибо он, по мысли Профессора, язычник, а не монотеист. А от признания идеи существования вечного и благого личного начала до сообразовывания своих действий с интересами этого благого начала — тут целая эпоха должна пройти. Причем для людей.

Так что, увы и ах, эльфийская эстель — это ни разу не вера и не теологическая надежда христианства. Для обеих христианских добродетелей необходима вышеупомянутая этика предстояния и обетование-завет. Ничего подобного у эльфов нет. Эстель — гораздо более холодное, рациональное и неоплатоническое по темпераменту чувство (это «всего лишь» уверенность в том, что Единый не замыслит худого для своих созданий). Не надо путать очень разные вещи, господа. И еще увы и ах — поход Финрода у Толкиена, он вовсе не за «обретением эстель» (удивительно смешная фраза, особенно если учитывать, что эстель эльфам искать не надо — она у них есть от рождения). Финрод «Сильмариллиона» идет с Береном ради и для исполнения клятвы — помочь потомку Барахира в любом деле. Да, он знает, что клятва приведет его к гибели, он это предвидел еще во время празднования по завершении строительства Нарготронда. Но, как замечает один из персонажей «13 воина», «звенья твоей жизни Великий Отец выковал давным-давно, а страх никакой пользы не приносит». Финрод Толкиена — доблестен. И в этом его подвиг — делай, что должен, даже не имея надежды на награду. Разве этого мало?

Впрочем, если кто-то хочет придать походу Финрода некий особый смысл, и углядеть над головой любопытного опоссу… извините, нарготрондского короля некий напоминающий нимб очерк, то вольному воля. В конце концов, даже для эпоса забег двенадцатерых выглядит несколько странновато — чего хотели? Какие имели планы? Так что пространство для вчитывания христианских мотивов есть, никто не спорит.

Что делает Ольга? Она ясно и недвусмысленно рисует этот самый нимб у Финрода над головой. «Что тебе нужно? Знаю я, чудо тебе нужно». Еще очевиднее все становится в сцене молитвы перед походом — «И пусть истина сделает нас свободными» (это я обещала про евангельские отсылки). Рискованные игры с евангельскими стихами продолжаются и в эпизоде с волчьей ямой — одежду Берена, которую палачи в разные стороны тянут, все помнят? Догадайтесь со ста сорока четырех раз, на что намек. А что странное, с трудом угадываемое имя Финрода есть вера (наша, christiana), это разве не прочитывается с ходу (я про нехитрую загадку «Финголфин — имя чести, а Финрод — …»)? И уж совсем понятно все становится в эпизоде с молитвой Берена у могилы Финрода — Господи, прав ли был мой государь, полагая, что Ты милостив и отворяешь дверь стучащемуся в нее? Что, неясно Господь ответил? По мне, уж куда как ясно… Одно мне неясно: почему те, кто также, как и Ольга, вчитали всю эту христианскую подоплеку в сюжет, обвиняют Ольгу в какой-то подмене цели похода Финрода? Она ж по мысли Ольги та же — вызвать Бога на разговор, ни много ни мало!