Менедем покачал головой.

— Я же тебе уже говорил: совсем скоро начнется отлет журавлей. Слишком велика вероятность, что налетит шторм, чтобы я пускался в долгое путешествие через открытое море. Но пираты не птицы — они в море круглый год. И эти забытые богами ублюдки прекрасно знают, о чем думают честные шкиперы.

Однако в кои-то веки обычно осторожный Соклей оказался храбрее двоюродного брата.

— А по-моему, это ты слишком беспокоишься, — сказал он. — Если пираты нас увидят, что они подумают? То же самое, что уже подумала половина рыбаков в Великой Элладе — ив Эгейском море тоже, — что мы сами пираты. Согласись, «Афродита» ничуть не похожа на крутобокое торговое судно. Так что пираты наверняка оставят нас в покое.

— Вот тут, надеюсь, ты прав. — Менедем оглянулся через плечо на скалистый мыс Япигия, самую юго-восточную точку Италии.

Скоро мыс исчезнет из виду, и с «Афродиты» не будет видно земли до тех пор, пока на восточном горизонте не появятся Керкира, материковая Эллада или Македония.

— Но собаки едят собак. Почему бы пиратам не напасть на пиратов?

— Ты сам сказал: у нас на борту достаточно людей, чтобы принять хороший бой, — ответил Соклей.

Смех Менедема звучал значительно менее жизнерадостно, чем ему бы самому хотелось.

— Что ж, вполне возможно, что вскоре мы выясним, такой ли я смышленый, каким себя считаю.

Шанс выяснить это представился братьям скорее, чем им того хотелось.

На этот раз «Парус!» закричал не Аристид, а моряк, который мочился с кормы «Афродиты».

Менедем повернулся, чтобы посмотреть через плечо, как сделал это у мыса Япигия. Ему пришлось проследить за указующим пальцем моряка, чтобы заметить парус, который не очень отличался по цвету от моря или неба. Кто бы ни был капитаном этого судна, он явно не хотел, чтобы его заметили.

— Быстроходный корабль, — заметил Диоклей, когда парус стал больше и показался корпус — тоже окрашенный в зеленовато-голубой цвет и поэтому не выделяющийся на фоне неба и волн. — Он почти обязан быть пиратом, с этакой раскраской и быстроходностью.

— Я и сам думаю так же. — Менедем возвысил голос: — Всем взять оружие! Возможно, нам придется схватиться врукопашную.

Шкипер подозрительного судна наверняка оценивал «Афродиту». Да, то была галера, но она не пыталась замаскироваться и была слишком грузна для военного гребного судна. Значит, это акатос, не пентеконтор и не гемолия — вероятно, не пиратский корабль, но все-таки судно со значительной командой, а не легко снаряженное.

Когда Менедем сумел получше рассмотреть пиратский корабль, оказалось, что корпус «пирата» не такой длинный и низкий, как можно было ожидать. Это оказалось судно с двумя рядами весел, хотя банки гребцов верхнего ряда в кормовой части у мачты можно было быстро снять, чтобы убрать мачту, рею и парус.

— Гемолия, — заключил Соклей, всходя на ют: он тоже все это заметил.

— Что даже без этой раскраски уже само по себе является клеймом пиратского судна, — сказал Менедем. — Мало кто выходит в море на гемолиях с иной целью, кроме как пограбить более тихоходные суда и сбежать от более быстроходных.

— Гемолии также подходят в качестве вспомогательных судов военного флота, — возразил Соклей.

Порой Менедему хотелось, чтобы его двоюродный брат не был таким образованным.

Однако гемолия, которая догоняла сейчас «Афродиту», без сомнения, была пиратской — даже на взгляд Соклея. Менедем не мог быстро опустить мачту, поэтому приказал взять парус на гитовы, притянув его к рее. Он посадил всех людей на весла и, как уже делал дважды, развернул судно навстречу пиратскому, показав, что готов к бою, если другой капитан захочет драться.

Этот капитан не обратился в бегство, как сделали два других. Но и не напал на торговую галеру. Вместо этого он закричал (суда разделяла лишь пара плетров морской воды):

— Ахой! Вы из Италии? Какие новости? — Его эллинский отличался весьма специфическим акцентом, может, македонским, но, скорее всего, эпиротским.

— Есть новости из Эллады? — закричал в ответ Менедем.

Пиратский капитан кивнул, сделав движение головой вниз и вверх, что доказало, что он эпирот: македонцы в знак согласия склоняли головы, как и истинные эллины.

— Я готов обменять свои новости на ваши, — продолжал Менедем. — Но я не отдам их за так.

— Хорошо, — крикнул другой капитан. — Тогда слушай: Полиперкон все еще занимает Коринф, а также перешеек и Сикион на западе, и он подружился с этолийцами к северу от Коринфского залива.

Это были стоящие новости.

Менедем рассказал о походе Агафокла в Африку и о том, как карфагенский флот преследовал его по пятам.

— Я не знаю, сколько времени он будет там сражаться, но война между Карфагеном и Сиракузами теперь уже не та, что раньше.

— Тут ты прав, торговец, — согласился пират. — Я еще вот что скажу — Полиперкон вызвал из Пергама юнца по имени Геракл, сына Александра Великого и Барсины. Он говорит, что сделает юношу правителем Македонии.

— На самом деле Геракл не сын Александра, — тихо проговорил Соклей. — Он всего лишь самозванец, которого воспитал Антигон… я так думаю.

— Знаю, я слышал те же самые истории, — ответил Менедем. — Но кем бы он ни был в действительности, когда парень прибудет в Македонию, Кассандра наверняка хватит удар.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул Соклей. — Если вспомнить, что сделал Кассандр с Александром и Роксаной, сразу становится ясно — он не хочет, чтобы вокруг разгуливали наследники — претенденты на македонский престол. Что и говорить, конкуренты ему не нужны.

— А что делает Полемей? — окликнул Менедем пирата.

— Он все еще на юге Пелопоннеса, — ответил тот. — На его месте я бы не совался туда, где меня может схватить Антигон. Если Одноглазый Старик поймает теперь своего племянника, держу пари, что он несколько месяцев будет его пытать.

— Вероятно, ты прав, — сказал Менедем. — Кстати, насчет Антигона — что ты знаешь о войне между ним и Птолемеем?

— Ничегошеньки, — пожал плечами пират. — Кого хоть на обол интересует то, что происходит так далеко на востоке?

И тут, похоже, ему наскучило разговаривать, вместо того чтобы грабить, и он прокричал команды своим людям. Гемолия двинулась на юг, ища добычу более легкую, чем «Афродита».

— В какую сторону двинешься? — спросил Соклей Менедема.

— Там, в Коринфе, Полиперкон сцепился одновременно и с Кассандром, и с Полемеем, — сказал Менедем. — Я думаю, что это делает более заманчивой целью мыс Тенар.

Соклей щелкнул языком, но не попытался его отговорить.

— Наконец-то мы оставили Телос позади, — сказал Соклей.

Услышав это замечание, Менедем скорчил ему рожу, потому что название острова Телос, лежащего в Эгейском море, звучало почти так же, как слово «наконец».

Ухмыльнувшись Менедему, Соклей показал на восток.

— А вот впереди и Родос.

— Просто замечательно, — сказал Менедем. — Теперь не надо больше гадать, сколько еще продлится подходящая для плавания погода.

— Ты только и ворчишь на эту тему с тех пор, как мы оставили Сиракузы, — заметил Соклей. — А погода между тем постоянно была как нельзя лучше.

— Верно, но она необязательно останется такой, — ответил Менедем. — И скажи, ты когда-нибудь встречал моряка, который бы не беспокоился о погоде?

Соклей промолчал.

Он смотрел на птиц над головой, летящих на зимовку на юг. Разумеется, то был длинный, изломанный клин журавлей, самых больших из известных Соклею птиц. Аристофан был прав.

«И все-таки он ошибался насчет Сократа», — подумал Соклей.

Скажи он сейчас это вслух, началась бы настоящая перебранка, а ему вовсе не хотелось ругаться — сейчас, когда «Афродита» была так близко от дома. Вместо этого Соклей выбрал безобидную, с его точки зрения, тему для беседы.

— Хорошо вернуться в родные пенаты.

Но его двоюродный брат в ответ только фыркнул.

— Тебе, может, и хорошо, — наконец сказал он. — Но вот увидишь — мой отец все равно будет недоволен и заявит, что сам он управился бы лучше и заработал бы больше денег.