– Ладно, Имант, – сказал я устало, – приезжай побыстрее.
– У тебя голос странный. Что-то случилось?
– Все в порядке, – сказал я и повесил трубку.
У кого просить помощи? Да и в чем мне могли помочь, какая беда приключилась? Не было никакой беды. Напротив, интересное происшествие. Но я не верил до конца во все эти чудеса. Подозревал мистификацию, но не мог понять, с какой целью она устроена. С другой стороны, никаких сомнений не было в том, что в пустом доме на улице Вестурес я встретил ту, с которой писан портрет. Я вспоминал ее речь и находил, что она говорит медленней, плавней, чем принято говорить в наше время. Она употребляла много слов, которые звучали для меня архаично. Вместо «плохо» она говорила «дурно», а вместо «необыкновенно» – «необычайно». Иногда ее речь казалась даже несколько громоздкой. Воспроизвести это на бумаге мне не удалось. Когда я потом перечитывал записи наших бесед, понимал с сожалением, как трудно передать то явственное, но одновременно неуловимое, что отличало ее говор от нынешнего…
Так что же? Как мне вести себя? Не хватало совета друзей, но я уже понял, что окружен невидимой стеной и не в силах через нее пробиться. Оставалось ждать. Оставалось ловить мгновения, когда я мог увидеть ее…
– Я вас ждала, – сказала она. – Через час мой поезд.
– Вы уезжаете? – спросил я.
– Да, возвращаюсь в Москву. Куда вы вчера пропали? Я вышла из дома, а вас уже не было.
– Обстоятельства… – пробормотал я. – Право же, не сердитесь, мне трудно все объяснить.
На ней было темное длинное платье, волосы пучком стянуты на затылке. В такой одежде она выглядела немного старше. Бледное серьезное лицо выражало волнение и беспокойство.
– А вы? Скоро ли назад в первопрестольную?
– Через несколько дней.
– Ну что ж, надеюсь, увидимся там. Случайно. На выставке или в концерте…
– Да, да… – ответил я, – впрочем…
– Что? – спросила она немного испуганно.
– Вы правы в том, что случившееся здесь неповторимо.
– Но почему? – спросила она еле слышно.
– Не знаю, что и сказать… Я вас об одном прошу, если случайно в Москве встретимся, не сердитесь, что пройду с независимым видом.
Она поежилась.
– Обстоятельства?
– Да. Но хочу признаться, что встреча с вами для меня немалое… может быть, главное событие в жизни.
Она усмехнулась горько.
– Вы шутите. О каком событии речь, когда в Москве вы собираетесь вовсе не узнавать меня.
– Этот приезд в Ригу… как вам объяснить? Я ведь тоже в некотором роде инкогнито. Я в эти дни вовсе не я.
– Вы говорите загадками.
– Но одно, без сомнения, верно. Я много думал о вас, смотрел на ваш портрет.
– Портрет! А знаться со мной не хотите.
– Только с вами я и хотел бы знаться.
– Я глупости вчера говорила. Предлагала куда-то ехать. Простите меня, я потеряла голову. У вас совершенно другая жизнь. Зачем вам дружба с какой-то курсисткой? Но эта встреча… Все так неожиданно. Сначала я даже вообразила, что вы приехали вслед за мной специально. Все мы полны мечтаний, но жизнь – это совсем другое…
– Вы и представить не можете, как порой жизнь обгоняет любые мечты, – сказал я.
– Мечты… – проговорила она тихо. – Какие уж тут мечты…
Я взял ее за руки, они были холодные от волнения.
– Послушайте, – сказал я, – у меня нет никаких прав разговаривать с вами откровенно. Но поверьте, только самые необычные, фантастические обстоятельства разъединяют нас с вами. Но, впрочем, и они не в силах так сделать, чтобы я перестал думать о вас.
Она подошла к окну.
– Я тоже… тоже всегда буду помнить эти дни…
Молчание.
– Это прощание… – сказал она, – странное прощание, когда и встреча-то не вполне состоялась. Я ничего не понимаю. Впрочем, зачем размышлять. Значит, так угодно судьбе.
– Судьбе… – усмехнулся я.
– Кому же еще? – спросила она.
Раймонду Гроту, хотел сказать я, но тут же подумал, почему бы судьбе не выступить и в таком обличье?
– Ну, мне пора, – проговорила она.
– Одна просьба, – сказал я. – Позвольте мне вас не провожать, а уйти несколько раньше.
– Я и не рассчитывала на такую услугу, – ответила она, – сейчас подъедет извозчик. Да, впрочем, вот он уже подъезжает.
Свеча догорела, и в комнате стало темно, только с улицы пробивался свет фонарей. Я подошел к окну и увидел, что прямо напротив дома, занимая почти всю ширину мостовой, остановился роскошный лимузин.
– Извозчик… – пробормотал я. – Это за вами?
– Я говорила с ним днем. Он заломил целых три гривны. Тут и пешком совсем близко, но у меня тяжелый портплед, я накупила книг, они так дешевы в Риге.
Болела голова. Я пытался разглядеть силуэт человека за рулем машины. Зачем остановился здесь этот автомобиль? Я никогда не видел такой красивой, сверхсовременной машины. Ей кажется, что это извозчик. Кто же из нас видит не так?
– Странный, однако, извозчик, – сказал я неопределенно.
– Да, они не похожи на наших московских. У этого целое ландо. Я видела тут извозчиков с громадными каретами, их нанимают кататься у моря.
– Знаете, – сказал я внезапно, – давайте я все-таки поеду с вами на этом «извозчике».
– Буду очень рада, – ответила она просто.
Отчаянно колотилось сердце. Каждую минуту я ожидал, что комната вдруг опустеет и металлический голос объявит, что «объект удален из сферы внимания». Но этого не случилось.
Я взял ее сумку, и мы вышли из комнаты.
– Хотела проститься с хозяином, – сказала она, – но он, чудак, объявил, что прощаться не любит, ни с кем не прощается, и просил плотнее прикрыть дверь.
Мы спустились по каменным ступеням и подошли к машине. Я еще раз подивился ее сияющим формам. Выскочил водитель и распахнул перед нами дверь.
– Прошу вас, прошу! – бормотал он, неловко кланяясь.
Это был Раймонд Грот.
– Господин Грот? – удивленно сказала она.
– Ах, сударыня! Я решил сделать сюрприз и отвезти вас в своем экипаже. Зачем тратить деньги?
– Но я договорилась с извозчиком.
– Извозчик уже отправлен, он получил свои три гривны.
– Любезно с вашей стороны, – сказала она недоуменно.
– Садитесь, садитесь!