После беседы с отцом произошло так много событий, что она не успела поговорить с Алексом об удивительной истории, которую поведал ей Макс. Возможно, если она заговорит о его семье, то усыпит его бдительность и изменит настроение?

— Отец сказал мне, что твой отец был Романов.

— Сними с меня джинсы.

— И не просто Романов. Он сказал, что твой отец — внук царя Николая Второго.

— Не заставляй меня повторять дважды.

Он смотрел на нее столь надменно, что Дейзи легко представила его сидящим на троне Екатерины Великой и приказывающим некоей женщине из рода Петровых броситься в Волгу.

— Еще он говорит, что ты наследник российской короны — Угомонись и делай, что я тебе сказал.

Дейзи подавила вздох. Боже, как с ним сложно! Достаточно одного объяснения в любви, чтобы он бросился в атаку Трудно сохранять достоинство, стоя в одном белье под его пристальным взглядом, но придется. Не стоит больше добиваться ответов на мучившие ее вопросы.

Он насмешливо взглянул на жену:

— Когда будешь снимать с меня джинсы, встань на колени.

Каков подонок!

Его губы вытянулись в узкую полоску.

— Давай!

Дейзи сделала три глубоких вдоха. Она не ожидала, что он поступит с ней так по-свински. Удивительно, к чему приводит человека обыкновенный страх Он хочет, чтобы она бросила ему в лицо свое объяснение в любви, отказавшись от него. Сколько тигров можно усмирить за один день?

Глядя на надменно прищуренные глаза и раздувшиеся ноздри, Дейзи вдруг ощутила непреодолимую жалость и нежность.

Бедный мой возлюбленный! Он пытается справиться со своим страхом единственным доступным ему способом, и ругать его сейчас за этот страх — значит только усугубить положение. О Алекс, что сделал с тобой твой дядя?

Пристально посмотрев ему в глаза, Дейзи медленно опустилась на колени Перед мужем. Ее охватила волна чувственности, когда она еще раз увидела, как он возбужден. Даже страх не смог уничтожить его влечения к ней.

Алекс упер руки в бока.

— Черт тебя побери! Где твоя гордость?

Она села на пятки и вгляделась в скуластое лицо с резкими морщинами, очерчивающими решительную линию рта.

— Гордость? В моем сердце.

— Ты позволяешь мне унижать тебя!

Она улыбнулась:

— Ты не можешь этого сделать. Унизить себя могу только я сама.

В комнате повисла хрупкая тишина. У Алекса был настолько истерзанный вид, что Дейзи с трудом выносила это зрелище.

Она снова встала на колени и приникла губами к его мускулистому животу Покусывая Алекса, она расстегнула пуговицу и начала расстегивать молнию.

Алекс покрылся гусиной кожей.

— Я совсем тебя не понимаю. — Голос его звучал устало и глухо.

— Нет, понимаешь. Ты не понимаешь себя.

Схватив жену за плечи, Алекс рывком поставил ее на ноги.

Глаза его потемнели от невысказанной муки. Дейзи стало не по себе.

— Что мне с тобой делать? — спросил он.

— Может быть, полюбить меня?

Он шумно выдохнул и впился в губы Дейзи страстным поцелуем. Она чувствовала его отчаяние и свое бессилие помочь ему.

Поцелуй захватил обоих и закружил в вихре сумасшедшей страсти.

Она не помнила, разделись ли они сами или раздели друг друга, но спустя несколько мгновений они лежали в постели совершенно обнаженные. Теплая, плотная, почти осязаемая чувственности тугой волной разлилась по ее телу. Алекс целовал ее плечи, грудь, живот. Она развела ноги и не стала противиться, когда он приподнял ее колени.

— Я буду ласкать тебя везде, — глухо проговорил он, дыша на бедро Дейзи.

И он ласкал ее. Боже, как он ее ласкал!

Он не мог любить ее сердцем, но взамен любил всем своим телом, отдавая его с неслыханной щедростью. Страсть переполнила ее существо. Принимая все, что он мог дать, она платила ему сторицей, касаясь его грудью, лаская руками и мягкими теплыми губами.

Когда он наконец приник к ней всем телом, она обняла его ногами и тесно прижалась к нему.

— Да, — прошептала она. — О, да.

Преграды рухнули, и, когда они слились, Дейзи заговорила:

— О да… Так… Глубже… Как я люблю… О да… Вот так..

Она продолжала тихо, нараспев говорить, подогреваемая страстью и инстинктом. Если она замолчит, он попытается забыть, кто она такая, и она превратится в безымянное женское тело — одно из многих. Этого нельзя допустить. Ведь она — Дейзи. Она — его жена.

И она продолжала говорить, тесно прижимаясь к нему и убеждая Алекса в своей неповторимости.

За окном занимался рассвет.

— Это было одухотворенно.

— Ничего одухотворенного, Дейзи. Это был секс.

— Давай снова займемся им.

— Я еду со скоростью семьдесят миль в час, мы не спали и трех часов и все равно опаздываем в Аллентаун.

— Драная тряпка.

— Кого это ты назвала драной тряпкой?

— Тебя.

Он взглянул на жену, ив его глазах заплясали дьявольские искорки.

— Попробуй сказать мне это, когда разденешься.

— Я не стану раздеваться до тех пор, покаты не признаешь, что это было одухотворенно.

— А что, если я признаю это особенным? Вчера было и впрямь нечто особенное.

Пришлось удовольствоваться этим. Прошедшей ночью было нечто гораздо большее, чем просто особенное, и оба это понимали. Спонтанность любви и поведение после ночи было необычным. Взглянув друг другу в глаза, они не нашли в них ничего тайного и невысказанного.

Утром Дейзи ожидала, что Алекс будет вести себя как обычно, изводя ее придирками и покровительственными замечаниями.

Но ничего подобного не произошло. Он был нежен и предупредителен и, казалось, признал свое поражение. Исполненное романтики сердце Дейзи убеждало ее, что, наверное, Алекс все же влюбился в нее, но трезвый голос разума предупреждал, что все не так просто. Однако сейчас она благодарила судьбу и за это.

Дождь разбрызгивал по ветровому стеклу грузовичка крупные, похожие на амеб капли. Утро было хмурое и туманное. Метеорологи обещали дальнейшее ухудшение погоды.

Алекс поглядел на Дейзи, и ей показалось, что он, без труда читает ее мысли.

— Я не могу тебе сопротивляться, — спокойно произнес он. — Ты это знаешь, верно? Я очень старался притвориться, что могу.

На его лице появилось озабоченное выражение.

— Я не люблю тебя, Дейзи, и ты не представляешь, насколько это для меня грустно, потому что если бы я мог любить, то полюбил бы только тебя.

У Дейзи встал ком в горле, но она заставила себя заговорить:

— Мутация?

— Не надо шутить.

— Прости. Только это невероятно… — «глупо», — добавила она мысленно. Это было действительно глупо, но Дейзи не произнесла слова вслух. Коль он твердо убежден в своей неспособности любить, То спорить с ним — значит еще больше утверждать его в этом мнении. Если, конечно, он не говорит правду.

Страшная мысль пронзила Дейзи. Что, если его страшное детство так его изуродовало, что он действительно не способен никого полюбить? Что, если он не полюбит ее?

Дождь забарабанил по крыше кабины. Дейзи задумчиво посмотрела на свое обручальное кольцо.

— Скажи, а как бы это было? Ну, если бы ты любил меня?

— Если бы я любил тебя?

— Да.

— Зачем терять время и говорить о том, чего не может быть? А знаешь, о чем я думаю? Что было бы ненамного лучше, чем сейчас, а сейчас очень хорошо. Но это не продлится долго.

Пройдет шесть месяцев, и наш брак кончится. Я не смогу смотреть тебе в глаза, видя, как ты будешь все больше и больше мучиться из-за того, что я буду не в состоянии дать тебе то, чего ты заслуживаешь. Не могу дать любви. У нас не будет детей. Ты будешь лишена того, что тебе жизненно необходимо, Дейзи.

Без всего этого ты просто завянешь. Его слова отозвались болью в душе, но Дейзи промолчала, решив не наказывать его за честность и не вымещать на нем свои обиды. Поняв, что на большее в данный момент рассчитывать не приходится, Дейзи сменила тему:

— Знаешь, чего мне хочется?

— Провести несколько недель на дорогом курорте и привести в порядок ногти.