Ее кобылка деликатно перебирала ногами по вымощенной камнями середине мостовой, круто спускавшейся по обе стороны к омерзительно воняющим канавам. Какой-то крепыш с корзиной рыбы столкнул с относительно чистой середины мостовой старуху, согнувшуюся под связкой хвороста, и той пришлось брести по колено в жидкой грязи. Откуда-то сверху послышался предупреждающий крик, и почти в тот же миг в канаву выплеснулось содержимое ночного горшка, забрызгавшее всех, кто имел несчастье находиться рядом.

Лорд де Жерве тихо выругался, увидев, что несколько капель попали на чепрак коня. Предписания властей запрещали опорожнять ночные горшки из верхних этажей, но он даже не попытался наказать нарушителя. Никто ничего не мог поделать с жителями Лондона. Они были сами себе законом и не признавали ничьей власти, даже короля.

Гай облегченно вздохнул, вырвавшись из города и оказавшись на дороге в Вестминстер, до которого было еще две мили. Впереди виднелись крыши аббатства и огромного здания, а примерно на полпути находился великолепный замок из белого камня — Савойский дворец, резиденция герцога Ланкастерского. С центрального донжона свисал флаг Ланкастеров, и, на восхищенный взгляд Магдалены, четыре белые башни сверкали подобно вратам рая в книге с картинками, принадлежащей отцу Бенедикту.

Герольд дома де Жерве протрубил в рог, давая знать часовым о прибытии своего господина.

— Лорд де Жерве, вассал дома Ланкастеров, прибыл к своему сюзерену по неотложному делу.

Величественные ворота внешнего двора медленно раздвинулись, и всадники въехали во двор, где и были незамедлительно и крайне учтиво встречены челядью герцога. Магдалену сняли с седла, и теперь она ждала, пока Гай спешится и потолкует с гофмейстером герцога. Судя по быстрым косым взглядам гофмейстера, сразу стало ясно, что говорят именно о ней. Предположение девочки подтвердилось, когда Гай знаком велел ей подойти.

— Сейчас тебя отведут на женскую половину, где ты сможешь отдохнуть, — пояснил Гай и, увидев ее несчастное лицо, взял за руку. — Тебе нечего бояться.

— Но вы меня покидаете.

— Ненадолго. Скоро за тобой пришлют.

Ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться. Девочку повели через большой квадратный двор в огромный дом. Паж, которому ее поручили, не сказал ни слова, даже не поздоровался и хранил надменное молчание, словно считал ниже своего достоинства замечать какую-то девчонку. Он повел Магдалену по невероятно длинным, извилистым коридорам, потом вверх по лестнице и, наконец, почти втолкнул в широкую галерею. Мягкий солнечный свет, отражавшийся от воды, струился в восьмиугольные рамы узких окон, выходивших на реку. Тишину нарушали тихие голоса, шелест многоцветных платьев, веселое треньканье лютни. Повсюду сидели женщины: на низких табуретах, на мягких скамьях под окнами; головы в чепцах склонялись над пяльцами. Временами дамы тихо перешептывались, счастливые теплом своего уютного мирка.

Паж оставил Магдалену у двери, и девочка неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать. Ей ужасно хотелось пить и облегчиться, но она понятия не имела, к кому можно подойти со своими просьбами. Которая из женщин хозяйка дома?

Слезы гнева на Гая де Жерве, бросившего ее в таком состоянии, обожгли веки.

Не выдержав неизвестности, Магдалена нерешительно ступила в галерею. Насколько она успела заметить, все женщины были великолепно одеты, но ее внимание привлекла группа дам у дальнего окна. Одна из них перебирала струны лютни и что-то негромко пела. Собрав все свое мужество, Магдалена смело направилась к ним.

— Умоляю, добрые дамы, скажите, кто хозяйка этого дома, чтобы я могла выразить ей свое почтение.

— Господи Боже, дитя, откуда ты взялась? — добродушно засмеялась молодая женщина в сюрко без рукавов и с разрезами по бокам поверх темно-красного котта. (Женское платье в средние века.)

— Мне велено ждать здесь, пока не позовут, — пояснила Магдалена. — Я приехала с лордом де Жерве.

Ответом ей было молчание. Потом женщина постарше, та, что сидела в центре группы, сказала с акцентом, который Магдалена нашла немного странным, но довольно приятным:

— Подойди, дитя мое. Я Констанца, герцогиня Ланкастерская.

Магдалена направилась к ней. Дама была грузной и ширококостной. Темные глаза утонули в складках жира. Волосы были спрятаны под усыпанным драгоценными камнями венцом, надетым на золотую сеточку. Платье так и переливалось драгоценностями, под которыми не было видно ткани. Магдалена низко присела, чувствуя пристальный взгляд герцогини.

— Как тебя зовут?

— Магдалена, госпожа. Я дочь лорда Беллера, владельца приграничного замка Беллер.

По комнате словно пронесся порыв ветра, но герцогиня строго качнула головой, и женщины успокоились.

— Ты проделала долгий путь от приграничных земель, Магдалена Беллер.

— Да, госпожа. Я обручена с Эдмундом де Брессе, племянником лорда де Жерве, — вежливо, как учили ее отвечать на вопросы взрослых, выговорила Магдалена, скромно опустив глаза и сцепив перед собой руки.

Подобное поведение предписывалось всем детям в присутствии старших. Лишь в доме де Жерве такие формальности не только не были приняты, но даже не особенно поощрялись.

— И ты приехала с лордом де Жерве? — Хозяйка дома задумчиво коснулась подбородка, на котором, к изумлению Магдалены, росло несколько поразительно длинных черных волосков. — С какой целью?

— Чтобы быть представленной герцогу Ланкастерскому, госпожа, потому что он принимает участие в воспитаннике моего господина.

В этот момент Магдалена заметила хрустальный кувшин и кубки, стоявшие на столе у стены. Очевидно, глаза ее жадно блеснули, хотя она изо всех сил сжимала бедра в попытке сдержать еще более неотложную нужду.

Констанца проследила за направлением ее взгляда.

— Ты хочешь пить, дитя?

— Да, госпожа, ужасно, но, кроме того, мне просто необходимо уединиться на несколько минут, — поспешно выпалила Магдалена, радуясь подвернувшемуся случаю.

— Можешь облегчиться вон там, за гардеробом. (В средние века гардеробом называли некоторое подобие туалета, где также хранили меха и шерстяную одежду: запах мочи отпугивал моль.)

Герцогиня показала на закрытый занавеской дверной проем в углу галереи, и Магдалена без дальнейших церемоний поспешила туда, чтобы поскорее воспользоваться отхожим местом, вделанным в стену и снабженным длинным, до самой земли, стоком, выходившим в канаву.

Когда девочка вышла, ей разрешили налить медовой браги из кувшина и сесть на табурет возле герцогини. Атмосфера постепенно разрядилась, женщины вернулись к своим благородным занятиям, и казалось, никто не обращал внимания на гостью, хотя взгляды украдкой и шепотки ни на минуту не прекращались, что крайне нервировало девочку.

А тем временем лорда де Жерве проводили в личные покои герцога. Приемная кишела людьми, надеявшимися получить аудиенцию: просителями, придворными, торговцами. Однако лорду де Жерве пришлось подождать всего несколько минут, прежде чем из кабинета вышел гофмейстер и пригласил его к герцогу.

Его сюзерен сидел на резном дубовом кресле, поставленном на небольшое возвышение в дальнем конце комнаты. На нем было свободное одеяние с разрезными рукавами поверх красно-золотой туники. Его золотистые волосы сильно поседели, но даже сейчас, в уже немолодом возрасте, он был так же силен и могуч, как в молодости, а взгляд блестящих голубых глаз по-прежнему оставался зорким и проницательным.

Де Жерве прошел по красивому восточному ковру, встал на колени и поцеловал руку господина.

— Добро пожаловать, Гай, — дружески улыбнулся герцог, поднимая вассала. — Давай уйдем от этой толпы. Мне нужно потолковать с тобой наедине.

И герцог с нетерпеливым высокомерием, всегда отличавшим его манеры и походку, шагнул к двери, вделанной в стенную панель. Придворные и слуги отступили, едва дверь закрылась за сюзереном и вассалом. Герцог и Гай оказались в комнате без окон, казавшейся чем-то вроде пещеры, где стены были увешаны тяжелыми шпалерами, а пол покрыт толстым ковром. Здесь стояла темная резная мебель. Комната освещалась только восковыми свечами, горевшими день и ночь. В нее можно было войти либо из приемной, либо по лестнице, ведущей в спальню герцога, где дверь была хитро скрыта панелью. Обе двери неусыпно охранялись, поскольку именно тут хранились все тайны Ланкастеров, многие из которых были слишком мрачны, чтобы увидеть дневной свет.