— Наверное, — кивнул он. — Попытайся лежать неподвижно.

Она в отчаянии застонала, и он, придерживая ее голову, поднес горшок поближе. Но в желудке у нее уже ничего не осталось, и Магдалена, так и не получив облегчения, рухнула обратно.

Качка не унималась. Шторм бросал судно из стороны в сторону.

Приступ острой боли пронзил ее живот. На лбу выступили капли пота.

— Я умираю…

— Ничего подобного! — свирепо прошипел Гай, изнемогая от страха. — Сейчас я что-нибудь придумаю, и тебе станет легче.

— Не покидай меня!

Она схватила его за руку, ужаснувшись при мысли о том, что вновь останется одна в непроглядном мраке, терзаемая болью, чувствуя, как жизнь медленно вытекает с каждой каплей крови, задыхаясь от тошноты.

— Не покидай меня, — вновь взмолилась она.

— Только на минуту, — заверил он и, решительно отняв руку, поднялся.

Он действительно отсутствовал минут пять, но когда вернулся, она беззвучно плакала от боли и страха.

— Выпей это, — велел Гай, поднося к ее губам кожаную флягу. Она отвернулась от сильного резкого запаха, но он не унимался, и в конце концов она послушалась.

Жгучая жидкость опалила горло и как будто проделала дыру в желудке.

— Еще глоток, — велел он.

Она снова отхлебнула из фляги, и постепенно ей действительно полегчало. Колики унялись, и странная сонливость обуяла ее. Тело мало-помалу расслабилось, и даже качка уже не терзала ее так сильно.

Гай просидел возле нее всю ночь, постоянно меняя грязные простыни и одеяла, вливая в рот спиртное, когда дурнота и боль снова принимались ее одолевать. Он не знал, долго ли будет действовать подобное лекарство, но сейчас это не имело значения: главное, что она немного успокоилась и даже спала, хоть и плохо. Хуже было то, что кровотечение никак не унималось.

К утру шторм наконец выдохся. Корабль со спущенными парусами шел по ветру, и все смогли перевести дыхание после ночных испытаний. Гай безжалостно поднял Эрин и Марджери и, несмотря на их полубессознательное состояние, заставил подойти к госпоже. Девушки, растрепанные, с зелеными лицами, в ужасе уставились на лежавшую почти без чувств Магдалену и на горы пропитанного кровью белья, громоздившиеся вокруг.

— Воды, господин, — с трудом прохрипела Эрин. — Нам нужна горячая вода.

— И вы ее получите.

Он вышел из каюты и поднялся на палубу, с облегчением глотая прохладный чистый воздух. Какое счастье дышать полной грудью после того смрада, что стоял внизу!

Капитан был занят, проверяя, не поврежден ли корабль. К его удивлению, оказалось, что дело обошлось двумя сломанными стеньгами. Он согласился разжечь жаровню в клетушке кока, под баком. Гай велел бледному как смерть пажу присмотреть за водой и после доставить ее леди Магдалене, а сам забился в уединенный угол палубы, обуреваемый страхом и сомнениями.

Через час он услышал тихий голос и, повернувшись, увидел Эрин, еще не оправившуюся от собственных испытаний.

— Ну? — выкрикнул он куда резче, чем намеревался, и все потому, что умирал от страха.

— Госпожа потеряла ребенка, — пробормотала Эрин.

— Я так и предполагал. Но как она себя чувствует?

— Кровь уже почти не идет, господин, и думаю, что госпожа оправится. Но она очень слаба.

Гай тоже мгновенно ослабел от облегчения. Серое утро словно покрылось золотистым флером, а унылая поблескивающая зыбь приобрела розоватый оттенок. Потеря ребенка нанесла значительный удар планам Ланкастера, но в эту минуту Гай де Жерве не дал бы за эти планы ломаного гроша.

— Я спущусь и посмотрю, как там она. Магдалена, в полотняной сорочке, лежала на чистых простынях. Лицо и губы по-прежнему имели синюшный оттенок, но дыхание было ровным. Заслышав шаги, она открыла глаза. Гай наклонился над ней, загородив своим большим телом падающий из иллюминатора свет.

— Это вы, господин?

— Да. — Он взял ее за руку. — Ты скоро встанешь, крошка. Ничего страшного не случилось.

Ее пальцы едва заметно сжали его ладонь. В эту бесконечную черную ночь между ними возникла и закрепилась близость, изменившая их отношения.

— Думаю, для господина герцога это станет огромной потерей, — прошептала она, с трудом выталкивая слова из ноющего горла, сорванного бесчисленными приступами рвоты. — Дитя сделало бы права Плантагенетов на земли де Брессе неоспоримыми.

— Ты сделаешь их не менее неоспоримыми, — заверил он, — поскольку отныне стала единственной наследницей Эдмунда.

— Думаю, вы правы.

Ее глаза закрылись. Срок беременности был так мал, что Магдалена не успела привыкнуть к мысли о будущем материнстве и для нее потеря ребенка была не более чем легким разочарованием. Такие вещи случались ежедневно и повсеместно.

— О, господин, я ужасно хочу спать.

— Тогда спи, — кивнул он, коснувшись губами ее лба. Прохладный, но не влажный и не липкий. Какое счастье!

У Гая даже голова закружилась от радости. Значит, он не потеряет ее, как потерял Гвендолен!

Мысль пришла в голову так неожиданно, что Гай даже растерялся немного, но, подумав, осознал, что это чистая правда. Он впервые осмелился выразить свои чувства так открыто.

Маленькая потрепанная флотилия кое-как добралась до гавани Кале наутро шестого дня. Гай послал на берег оруженосца с наказом узнать о ночлеге и собрал на совет своих спутников, чтобы узнать, велики ли потери. Погибло пять коней, переломавших ноги в шторм. Бедные животные так метались и бились, что покалечили себя, и их пришлось прирезать. Двое конюхов поранились, когда пытались удержать коней, но если не считать естественной слабости и недостатка сил, вызванных десятью часами изнурительной морской болезни, Гай имел все причины полагать, что они легко отделались.

Оруженосец вернулся с известием, что ближайшее аббатство Сент-Омер, достаточно большое, чтобы вместить весь отряд, находится в двадцати милях отсюда.

Гай нахмурился. Они ни за что не проделают двадцати миль до наступления темноты!

Магдалена полностью выздоровела: выкидыш прошел без последствий — молодость и крепкое здоровье тоже имели свои преимущества. Но с той штормовой ночи она не покидала каюты, а он не хотел утомлять ее длинным путешествием, подвергая риску растрясти в запряженной лошадью повозке по немощеным дорогам.

— Возьми служанок леди Магдалены и идите в самую большую городскую гостиницу, — велел он. — Сними отдельную комнату для дамы. Пусть служанки постелят ее белье и повесят занавеси. Для меня сойдет любое помещение.

Мужчинам пришлось самим позаботиться о себе. Оставалось искать ночлега у гостеприимных горожан. Впрочем, если те не собирались пускать в дом незнакомцев по доброй воле, это никого не интересовало: солдаты не слишком церемонились с обывателями. Кроме того, всегда оставалась возможность раскинуть лагерь на берегу или в городских предместьях и переждать до утра.

Отдав приказания, Гай направился в каюту Магдалены. Она уже была одета и, сидя на койке, расчесывала волосы. При виде Гая она отложила щетку. Лицо осветилось сияющей улыбкой.

— Мы сойдем с корабля прямо сейчас? Не думаю, что когда-нибудь отважусь снова выйти в море.

— Боюсь, придется, — покачал он головой, возвращая улыбку, так же, как она, безоговорочно уверенный в той новой связи, которая укрепилась между ними. — Если только ты, разумеется, собираешься вернуться в Англию. Пойдем, я вынесу тебя на палубу.

Он поднял ее на руки, и она, словно так и нужно, обняла его за шею и припала головой к груди.

— Наверное, я и сама могла бы идти, но так куда приятнее, — кокетливо заметила она, сверкнув глазами. Гая бросило в жар, но он нашел в себе силы сурово ответить:

— Магдалена, мне не нравятся эти глупости.

— А по-моему, нравятся, — мягко возразила она. Куда девалось кокетство? Теперь ясные серые глаза смотрели серьезно, и какое-то предчувствие заставило Гая вздрогнуть. Хмельная кровь забурлила в жилах. И прежде чем он успел что-то сказать, она потянулась к нему, сжала ладонями лицо и припала к губам столь самозабвенно, что у него вылетело из головы все, кроме теплой влаги ее рта, податливости тела, упругости грудей, прижимавшихся к нему острыми сосками. Ее губы были сладки, как мед, кожа пахла парным молоком и казалась такой же нежной, как у новорожденного младенца. И все же не было ни малейших сомнений в том, что он держит в объятиях страстную, готовую на все женщину.