— Что-то вы сегодня очень беспокойны, госпожа, — заметила Марджери. — Должно быть, ребенок шевелится.

— Я пока ничего не чувствую, — пробормотала Магдалена с полным ртом, гладя себя по едва заметно выступавшему животу. — Ты принесла пахту?

Марджери протянула чашу, и госпожа, довольно урча, выпила все до дна.

— Вода налита, госпожа, — объявила Эрин. — Изволите купаться? Может, заодно вымоем волосы?

— Разумеется, — кивнула Магдалена, ступив в круглый деревянный чан. По какой-то причине она чувствовала потребность начать день свежей и чистой, чтобы с кожи и волос были смыты все следы последних двенадцати дней. Теперь, когда ее ненавистный кузен выедет за ворота, она очистится от всего, что могло бы напомнить о его прикосновении, о том темном и скользком, что неизменно отмечало его присутствие, каким-то образом пачкая и ее тоже.

Однако, появившись в зале два часа спустя, Магдалена ничем не выказала неудержимой

радости, разве что глаза сверкали ярче обычного да во всем ее облике чувствовалось нетерпеливое ожидание. При виде хозяйки замка в изумрудном бархатном сюрко, отделанном горностаем, у д'Ориака перехватило дыхание, особенно когда он распознал под маской спокойствия едва подавляемое возбуждение. Правда, он не догадался связать это странное состояние со своим грядущим отъездом: ошибка, которой не совершил Гай де Жерве.

Опухшие глаза Гая и тяжелая голова вполне соответствовали тяжести на душе, которую он мог объяснить только бессонной ночью. Но в его жизни было немало таких ночей, когда он не имел возможности даже прилечь, и до сих пор это никоим образом не влияло на его настроение. Он молча смотрел на сияющую Магдалену, вспоминая радость, которую доставил ей вчера вечером. Сегодня она выглядела довольной и счастливой. Может, причиной его необъяснимого недовольства было неудовлетворенное сладострастие?

— Доброе утро, господин, — улыбаясь, приветствовала светящаяся счастьем Магдалена, давая понять, что тоже вспоминает изысканные ласки, которыми он осыпал ее вчера. — Сегодня нам приходится прощаться с гостями. Желаю вам доброго пути, господа, и безопасного путешествия.

— Благодарю, госпожа, — слегка поклонился кузен, полуприкрыв глаза. — Семья вашей матери приветствует вас, Магдалена Ланкастер, считает полноправным членом рода де Борегаров и принимает в свое лоно.

Холодный озноб пробежал по спине Магдалены. Слова кузена, казалось, были пронизаны значением, которого она не могла понять, но инстинктивно почувствовала их зловещий смысл. И все же со стороны это могло показаться простой вежливостью, признанием уз родства.

Магдалена с ледяной улыбкой наклонила голову.

— Теперь я де Брессе, сэр.

— Только по мужу. Дипломатический брак, не более. А вот узы крови… вы родились от де Борегар и Ланкастера, не забывайте этого.

— Магдалена, — тихо произнес Гай и, когда она, с нескрываемым облегчением повернулась к нему, показал на стол, где рядом с серебряным кувшином возвышался двуручный усыпанный изумрудами кубок.

Она не забыла этот обычай, но была благодарна за напоминание, позволившее не отвечать на странные речи кузена. Подойдя к столу, Магдалена наполнила кубок вином из кувшина.

— Кузен, выпейте на прощание чашу дружбы, — бесстрастно предложила она, коснувшись края сосуда губами, прежде чем передать его гостю.

Он взял кубок, выпил и передал по кругу. Гай получил кубок последним. И к этому времени досада Магдалены развеялась от сознания, что теперь отъезд кузена не задержится.

Гай и Магдалена проводили рыцарей во внутренний двор, дождались, пока те усядутся на коней, и смотрели им вслед. Магдалена порывисто подхватила юбки и помчалась к ведущей на стену лестнице, подстегнутая желанием видеть, как незваные гости уберутся из замка.

Герольды обменялись прощальными сигналами, и кавалькада выехала из ворот под хлопающим на ветру штандартом. И тут Магдалена, приподнявшись на носочки, начала танцевать. Покружившись, она сбежала вниз, где все еще стоял Гай.

— О, пойдем в сад, — скомандовала она. — Я должна прокричать о своей радости небесам, а здесь это невозможно.

Гай, с деланной укоризной покачивая головой, последовал за ней в уединение сада, где Магдалена немедленно начала свой ликующий танец.

— Он уехал! О, я готова петь и плясать! — Она широко раскинула руки, словно пытаясь обнять землю. — И мне больше никогда не придется его видеть, никогда в жизни! У меня на сердце так легко, словно я несла бремя горестей всего человечества и сейчас от него избавилась! — с восторженным смехом призналась она, прежде чем добавить: — Ну разве это не чудесно? А ты? Ты не испытываешь такой же легкости?

Гай устало потер виски.

— Не совсем. По правде говоря, ты заставляешь меня вспомнить о возрасте. Рядом с тобой я кажусь себе стариком.

В этот момент он понял, что не кривит душой. Эта девочка так полна света и жизненных сил, энергии и безрассудного счастья. О да, ее так легко сделать счастливой, всего лишь избавив от причин, вызывающих сиюминутное раздражение.

Магдалена внезапно замерла и озабоченно вгляделась в возлюбленного.

— Но почему? — Лицо ее неожиданно прояснилось, и глаза лукаво блеснули. — Да это все из-за дурацкой шапки, которую тебе взбрело в голову надеть! Ее в самом деле только старикам и носить! Разве сильным и молодым мужчинам пристало рядиться в такое!

Не успел он оглянуться, как Магдалена резво подпрыгнула и стащила с его головы плоскую бархатную шапочку.

— Ну вот! Так-то лучше!

Она подбросила шапочку в воздух и ловко поймала, смеясь над ним. Гай повелительно протянул руку, явно не разделяя ее веселья.

— Немедленно отдай, Магдалена!

— Ни за что!

Все еще смеясь, она отскочила в сторону.

— Если хочешь получить ее обратно, сначала поймай меня!

— Магдалена, у меня для этого нет ни времени, ни желания, — раздраженно бросил он.

Но Магдалена не услышала досадливых ноток в голосе возлюбленного, потому что была целиком поглощена собственным безудержным весельем. Она танцующим шагом забежала за яблоню и принялась дразнить Гая, то и дело выглядывая и прячась, торжествующе потрясая шапкой.

— Повторяю, мне не до игр, — предупредил он, повелительно щелкнув пальцами. — Так что отдай мне шапку.

— О, ты просто притворяешься дряхлым старикашкой! — объявила она, все еще убежденная, что может его расшевелить, и швырнула шапку в ветви дерева. — Вот видишь, что я наделала из-за тебя, мастер Старикашка!

Гай, пробормотав что-то нелестное, повернулся и устремился прочь, оставив ошеломленную Магдалену стоять под яблоней. Смех в ее глазах погас, губы слегка задрожали. Она вдруг смутилась, словно совершила какую-то ребяческую глупость и была наказана усталым, расстроенным опекуном. Значит, он и правда сердится?

Магдалена виновато поморщилась, вспомнив, каким измученным выглядел Гай. Может, незваные гости и его доняли, и визит д'Ориака сказался и на нем, только по-другому? Или он действительно слишком стар, чтобы чувствовать простую радость избавления от дурных людей, а она по-прежнему остается надоедливым младенцем, с возрастом так и не набравшимся мудрости и сдержанности? К сожалению, Магдалена вовсе не чувствовала в этом необходимости, особенно если такие качества лишают человека способности веселиться. Но теперь именно они довели ее до беды, впрочем, как и всегда.

Магдалена меланхолически вздохнула и подняла глаза вверх, туда, где на ветке покачивалась шапка Гая. Драгоценный камень булавки весело подмигивал на фоне темно-серой коры. Она попробовала подпрыгнуть, но шапка висела слишком высоко. Влезть на дерево она тоже не могла — мешали тяжелые юбки. Во всяком случае, у нее хватило ума не рисковать.

Пришлось бродить по саду в поисках палки подлиннее. Сняв шапку, она вернулась в замок, грустная и безутешная. Куда девалось солнечное настроение?! Оставалось гадать, как встретит ее Гай за обедом. Неизвестно, что хуже: его усталое неодобрение или тот внутренний разлад, который отталкивает его от Магдалены! Не лучше ли попытаться выяснить?