— А вы, демуазель? (Сокр. от «мадемуазель» — обращение, принятое в средние века в Англии, где французский язык некоторое время существовал наравне с английским.) Чего хотите вы? Магдалена смело взглянула в его глаза.

— Честно говоря, сэр, я предпочла бы прогуляться по крепостной стене. Обычно это запрещается. Но с таким эскортом, как вы…

Она красноречиво пожала плечами. На маленьком личике было написано нетерпеливое ожидание.

— Что ж, если не боитесь ветра, — кивнул он, направляясь к стене, — так мы и сделаем.

Они поднялись наверх, и хотя ветер безжалостно колол лица ледяными иглами, Магдалена в своем тяжелом бархате и шерстяной камизе, казалось, ничего не замечала. Подбежав к парапету, она перегнулась и вгляделась в лес, казавшийся в зимней дымке чем-то вроде бесформенной темной массы, простиравшейся до самого горизонта.

— Вот уже больше трех месяцев как не было ни одного набега! — воскликнула она, и Жерве мог бы поклясться, что расслышал в ее голосе оттенок сожаления.

— Похоже, вам это не по душе, — заметил он, подходя к каменной скамье, вырезанной прямо в парапете.

Что-то похожее на улыбку искривило ее губы.

— По крайней мере тогда хоть скучать некогда, — призналась она. — Весьма волнующее событие.

Очевидно, он зря боялся, что разговор получится неловким и натянутым! Значит, в ее жизни не хватает волнующих событий, вот как?

Усевшись, он похлопал по гладкому камню, предлагая девочке устроиться рядом.

Магдалена недовольно наморщила носик.

— Вряд ли у меня получится. Видите ли, совсем недавно меня высекли.

— Неужели?

Понимающе кивнув, Жерве встал, и они продолжили неторопливую прогулку.

— За какой же проступок?

Магдалена поколебалась. А вдруг этот лорд возмутится ее поведением так же сильно, как отец и тетка? Ей отчего-то не хотелось, чтобы он дурно подумал о ней, и в то же время некая извращенная гордость так и подталкивала испытать этого человека.

— Ходила к Безумной Дженнет, — дерзко выпалила она, — и получила от нее амулет.

— Амулет? Для чего? — поинтересовался он без всякого удивления или отвращения.

— Чтобы совершить что-нибудь увлекательное, — пояснила она и после минутного молчания добавила: — Разве можно быть счастливой, если кругом такая скука и совсем нечего делать, кроме как сидеть с теткой и вышивать или изучать Псалтырь с отцом Клементом, которому ничем не угодишь. Вечно он жалуется на меня отцу! Играть здесь не с кем и поговорить тоже! Иногда отец разрешает сопровождать его на охоту с гончими или соколами, но потом я обязательно что-нибудь натворю, и меня никуда не берут. Я люблю танцевать и петь. Так хочется кататься верхом, стрелять из лука и охотиться с соколами, но все мои ровесники — это пажи, а им запрещено подходить ко мне. Это место такое угрюмое, мрачное и холодное, что, кажется, я совсем здесь чужая.

Гай услышал в голосе девочки не только отчаянное одиночество, но и непонимание того, что с ней происходит, и сердце его больно сжалось. Тот, кто давал распоряжения, касающиеся воспитания Магдалены, очевидно, не задумался о том, как плохо ей придется в этой дикой приграничной местности, где опекунами ее будут убежденная старая дева и бездетный вдовец средних лет. Ее подлинный отец заботился исключительно о сохранении тайны и безопасности ребенка. За ней, очевидно, неплохо приглядывали и делали все, чтобы она, если Господу будет угодно, выросла из девочки в женщину, но счастье и веселье вовсе в расчет не принимались.

Гай де Жерве задумчиво поднес ко рту сцепленные ладони и, сведя брови, воззрился на малышку. Судя по виду, она опасалась, что была чересчур откровенна и выложила то, о чем полагается молчать. Пряди каштановых волос выбились из-под шапочки и падали на высокий лоб. Серые глаза, окаймленные густыми темными ресницами, были широко посажены. Тонкие черные брови тянулись едва не до висков. Высокие скулы, острый подбородок с ямочкой, придававший лицу идеальную форму сердечка, маленький носик хорошей формы небольшие, прилегающие к голове ушки… ничего не скажешь, очень хорошенькая. Вот только рот отцовский: чересчур большой для установленных канонов женской красоты. Правда, Гай еще не знал, как она улыбается. Он как-то видел портрет ее матери, тот самый, что висел в потайной комнате герцога. Сходство было поразительным, но Изольда де Борегар едва не погубила страну своей роковой прелестью и ядовитой злобой. Трудно представить, что эта неукротимая, жизнерадостная, полная энергии девочка уже осведомлена о женских уловках, о могуществе красоты и…

— Я не хотела показаться нескромной, сэр! — взволнованно пролепетала девочка, вернув его к действительности. — Вы не расскажете отцу, что я наделала?

Гай, улыбнувшись, покачал головой:

— Ни за что. Кроме того, я задал вам вопрос, и вы честно на него ответили. Тут нет ничего плохого.

Магдалена облегченно вздохнула и снова повернулась к парапету.

— Но о чем вы хотели поговорить со мной, сэр?

— Тебе хотелось бы отправиться в Лондон? — без обиняков спросил Гай.

Круто развернувшись, она потрясенно уставилась на него.

— С какой целью, сэр?

— Как с какой? Чтобы выйти замуж.

— За вас?!

— Нет, не за меня.

Столь абсурдное предположение развеселило Гая.

— За моего племянника и воспитанника, — смеясь, пояснил он.

Магдалена не сводила с него ошеломленного взгляда. Нет, мысль о замужестве вовсе не была чем-то новым. Она знала, что к двенадцати годам достигнет брачного возраста и отец выберет ей жениха, достаточно выгодного с точки зрения богатства, влияния, связей — словом, всего того, что считалось необходимыми качествами в будущем муже. Брак был основой тончайшей дипломатии, средством объединения не только семей и родов, но и целых наций, и ей в голову не приходило оспаривать решение, которое примут за нее. Приграничные лорды были могущественными баронами, вассалами, подчинявшимися исключительно королю, и никому иному, поэтому вполне резонно ожидалось, что она выйдет замуж за значительную особу. Но предложение Гая казалось чересчур поспешным и неожиданным. Зачем приводить такой отряд в замок отца? И почему он сам отказался поговорить с ней, предоставив это малознакомому человеку? О, ей нравился Гай, и она не задумываясь доверилась ему, но что-то во всем этом было странное… вернее, неладное. Для своего возраста Магдалена была на редкость проницательна и сразу чувствовала фальшь.

— Итак, что ты скажешь?

Гай прислонился к стене, пристально наблюдая за девочкой.

— Почему ваш племянник не приехал с вами? Он уродлив? Горбат? Крив на один глаз?

Де Жерве, смеясь, покачал головой:

— Вовсе нет. Ты найдешь его достаточно хорошо сложенным и красивым на вид. Но это долгое путешествие, занимающее добрую неделю в один конец. А у него немало своих обязанностей, не говоря о ежедневной муштре. Я здесь вместо него и буду его доверенным лицом на обручении, которое состоится до того, как ты покинешь этот дом.

— Как его зовут?

Де Жерве привычным жестом погладил подбородок. Очевидно, он не получит ответа, пока она не задаст все свои вопросы и не удовлетворится сказанным. Что ж, придется покориться, тем более что у девочки нет особого выбора.

— Эдмунд де Брессе. Его отец, мой сводный брат, — сьер Жан де Брессе, сеньор Пикардии, а мать — дочь герцога де Гиза.

— Но как вы оказались его опекуном?

— Его вместе с матерью четыре года назад взяли в заложники, после того как мой брат погиб в сражении. Невестка скоро умерла, и ребенка отдали мне.

Магдалена прикусила губу. В рассказе Гая тоже немало загадок. Почему он стал вассалом английского короля, если семья сводного брата жила во Франции? И почему ее отец желает заключить союз с одной из знатнейших французских семей? Лорд Беллер не принимал активного участия в войне, вяло тянувшейся между двумя странами последние тридцать лет, поскольку мужественно защищал границы с Уэльсом. Но где Магдалене разобраться в политике? Причины, побудившие отца сделать этот выбор, ее не касались, и она вернулась к вопросам куда более для нее важным на этот момент.