Шарль д'Ориак старался ничего не упускать из виду. Других планов у него пока не было. Следующий шаг подождет, пока Гай де Жерве не покинет Брессе, чтоб вернуться в Англию. Но он еще с толком использует результаты своих наблюдений.
Сегодня же, перед вечерней службой, он впервые увидел ребенка, дочь Эдмунда де Брессе.
Леди де Брессе гуляла с гостями в парке под пение менестрелей, доносившееся из розария. Она держала на руках ребенка и, время от времени прерывая беседу, наклонялась, чтобы улыбнуться малышке. Та не спала: серые глаза с любопытством поглядывали по сторонам.
— Ваша дочь, госпожа?
Услышав тихий голос, Магдалена подскочила от неожиданности. Руки инстинктивно сжались, словно оберегая младенца, и тот немедленно издал громкий вопль.
— Тише, голубка, — прошептала Магдалена, нежно укачивая дочь. Зои замолкла и немигающе уставилась в лицо нагнувшегося над ней человека.
— Прекрасное дитя, — заметил он. — И волосы совершенно необычайного цвета.
Он с улыбкой посмотрел туда, где находился Гай де Жерве, такой же настороженный, как и его гость. Заходящее солнце зажгло огнем его волосы.
Ледяное стальное лезвие заворочалось в животе Магдалены, проследившей за направлением взгляда д'Ориака. Рядом с Гаем стоял ее муж с волосами темными как вороново крыло. Магдалена инстинктивно метнулась к ним, отчаянно стремясь найти у этих двоих защиту для ребенка, который в каком-то смысле слова принадлежал обоим.
— Как по-вашему, господа, Зои немного выросла за эти дни? — пролепетала она, протягивая им ребенка.
От Гая не укрылся ее панический страх. Он чувствовал ее смятение, хотя не слышал, о чем они говорили с Шарлем. Теперь же, когда он взял девочку, Магдалена ощутила себя в полной безопасности.
— Она потяжелела вдвое с тех пор, как я держал ее в последний раз, — спокойно заверил он, глядя Магдалене прямо в глаза, словно передавая ей свою уверенность. Неохотно лишив себя наслаждения снова держать на руках дочь, он передал Зои Эдмунду. — А ты что думаешь?
Эдмунд по-прежнему немного неловко прижал к себе Зои, но его гордая улыбка, с которой он взирал на малышку, вызвала бурю раскаяния и угрызений совести в душе Гая и удовлетворенную ухмылку на устах Шарля д'Ориака.
— Я заберу ее в дом, — поспешно предложила Магдалена. — Скоро прозвонят к вечерне, и ей давно пора спать.
Она взяла Зои и направилась к воротам сада, где уже стояла Эрин, готовясь взять воспитанницу, как только ее мать решит, что уже надышалась вечерним воздухом.
А Шарль подмечал и другие детали, кроме золотисто-рыжих волос, кудрявившихся на головке девочки. От него не укрылись и муки этой троицы. Он был готов поклясться, что и леди Магдалена, и Эдмунд де Брессе, и Гай де Жерве глубоко несчастны. Недаром чутье у него на любовные тайны, как у хищника на кровь раненого животного!
Он видел, как смотрел де Брессе на свою жену, как провожал глазами каждое ее движение. А голодный блеск его глаз говорит лучше любых слов! Де Брессе вожделел эту женщину, и это вполне понятно, но было что-то еще. Что-то еще, чего Эдмунд хотел от нее, но так и не получил. Шарль не догадался, в чем дело, но какая разница?! Главное, что муж запутался в змеиных кольцах ее чувственности, в волшебных тенетах жаркого тела точно так же, как Гай де Жерве и сам Шарль. Такой муж окажется плодородной почвой для тех семян, которые посеет Шарль.
Наблюдение за Гаем ничего не дало, если не считать, что тот держался с женщиной холодно, а по прошлому визиту Шарль знал, что такие отношения между этими двумя по меньшей мере неестественны. Так чем же объяснить такое отчуждение?
На это у Шарля ответа не было.
Три дня турнира показались Магдалене целой вечностью. Но на этот раз дело было не только в скуке. Она достигла той точки отчаяния, когда мир кажется безрадостным и уже не ждешь ничего хорошего от жизни. Правда, она не знала, что Гай испытывает совершенно то же самое. Скорее бы все это миновало! Она уже смирилась с тем, что все кончено, и теперь осталось только дотерпеть до того момента, пока последние десять месяцев станут далеким воспоминанием, и только маленькая Зои будет подтверждением реальности ее далекой, но не забытой любви.
Только вот в сердце словно сидел острый кинжал, который проник еще глубже, когда она увидела кузена. Какое счастье, что через три дня его не будет в замке! И наверное, ей станет легче, когда Гай тоже уедет.
Поэтому Магдалена сейчас сидела в ложе и улыбалась в ожидании последней общей схватки, которая положит конец пытке настоящего и ознаменует начало страданий будущего.
Когда рыцари показались на ристалище и прежде всего подъехали к ложам, выразить почтение своим дамам, Магдалена встала и перегнулась через перила.
— Господин де Жерве! Умоляю вас взять мой залог вместе с молитвами за ваше благополучие и успех! — воскликнула она, протягивая носовой платочек.
— С радостью и почтением, леди. Для меня это большая честь, при условии, что я получу разрешение вашего мужа, — ответил Гай, ничем не выказав удивления.
Эдмунд обвязал золотистым газовым шарфом Магдалены золотого сокола, красовавшегося на шлеме, но, услышав разговор, вспыхнул от удовольствия.
— У госпожи сегодня будут два защитника! Гай почтительно поклонился и потянулся за прозрачным кусочком кружева.
— У меня есть застежка, господин мой, — сообщила Магдалена и, перегнувшись еще дальше, прикрепила платок на рукав его юпона. — С тобой Господь и мое сердце, — прошептала она, словно прощалась навсегда.
Он опустил забрало и, повернув коня, помчался на дальний конец ристалища. За ним поскакали те участники, которые дрались на его стороне.
Сталь ударилась о сталь и высекла искры. Увесистые удары так и сыпались на шлемы, лошади мчались на врага, разворачивались на всем скаку, роя копытами землю, посылая во все стороны фонтаны грязи и пыли. Выбитые из седел рыцари с трудом вставали, ошеломленные, шатавшиеся как пьяные. Многим пришлось искать помощи у оруженосцев. Некоторых сразу уносили в шатер, где хлопотали лекари, или, если раны были не слишком тяжелыми, — в их собственные шатры.
В конце концов непобежденными остались только три рыцаря Гая де Жерве и всего один — со стороны противника. Победителями вышли два рыцаря Магдалены и Шарль д'Ориак.
— Вы храбро сражались, господа, — признала Магдалена, хотя в душе ненавидела бурные схватки, ужасающие зубодробительные выпады и удары, наносимые во имя дружеского соперничества и рыцарской забавы.
— Я тоже попрошу у вас залог, кузина, — объявил Шарль, поднимая забрало. Лицо его носило следы физического напряжения бурного финала. — Правда, это следовало сделать раньше, но ведь и сейчас не поздно. Я требую награду за то, что сражался во имя леди де Брессе!
Магдалена взяла цветок из вазы, стоявшей у ее локтя.
— Прошу вас, господин.
Она бросила ему цветок, хотя понимала, что куда вежливее было собственноручно вручить его Шарлю. Тот ловко поймал знак благоволения, но в глазах сверкнуло нечто такое, от чего Магдалена снова испытала смертельный страх.
Она так и не поняла, как вынесла вечерний пир, которым обычно завершались все турниры. Ей же казалось, что никогда уже она не будет счастлива. Она почти ничего не ела. Подцепила коркой хлеба кусочек рыбного заливного, повертела в руках пирожок с жаворонками и отказалась от лебедя и павлина.
— Почему ты не ешь? — прошептал Эдмунд ей на ухо. — Со стороны это кажется очень странным, словно тебе не нравится твоя же собственная кухня.
— У меня нет аппетита, — пробормотала она в ответ, но все же позволила пажу положить ей кусочек жареного фаршированного поросенка с грибами, а когда разносили десерт, откусила кусочек вафли с фруктами. Обычно она с удовольствием пила вино с пряностями, но сегодня оно казалось безвкусным, как вода.
Как она ни старалась, все усилия Эдмунда развеселить ее остались без ответа. Улыбка выходила деланной, глаза смотрели куда-то в сторону, и муж оставил ее в покое. Он постепенно привыкал к ее отчужденности и рассеянности, хотя это обескураживало и печалило его. Он не знал, что делать дальше, кроме как предоставить ее самой себе в надежде, что причины столь непонятного поведения когда-нибудь обнаружатся или просто все уладится и та Магдалена, которую он знал с детства, снова к нему вернется. Пусть она не любит его, но всегда была приветлива и дружелюбна.
