Что означали слова отца, когда он сказал, что ей придется пожалеть, если она свяжется с дедом? Почему? Какую угрозу представлял для нее этот сломленный старик, все еще горюющий о потере своей дочери? В чем причина семейной драмы?
Через некоторое время Мэделин подошла к кровати и легла, устроившись поудобнее. Она все еще ощущала последствия ночного перелета из Нью-Йорка и через несколько минут крепко уснула.
К обеду в библиотеке был накрыт небольшой прямоугольный стол с белоснежной скатертью и столовым серебром. Хантер и молодая служанка, которую Мэделин видела – раньше, держались поблизости, готовые прислуживать.
Сэр Джордж, подобно старому, медлительному крабу, вылезающему из песка, со скрипом, нетвердой походкой направился к столу. Мэделин устроилась напротив него, внезапно ощутив, что ужасно проголодалась. С утра она выпила только чашку кофе в самолете, а потом съела сандвич в поезде. Хантер поставил перед ней блюдо – омар с ломтиком лимона и майонезом на тонких листиках салата. Затем наполнил бокалы превосходным французским вином урожая восемьдесят третьего года, как успела заметить Мэделин. Сэр Джордж почти ничего не ел. Пока Мэделин жадно поглощала еду, он лишь поковырял вилкой в тарелке и сделал небольшой глоток вина; при этом рука его так тряслась, что он едва удерживал бокал. Мэделин время от времени ободряюще улыбалась ему, но он, казалось, даже не замечал ее присутствия.
Они приступили к нежно поджаренному ягненку с сочными овощами, когда сэр Джордж вдруг посмотрел на внучку, и его голубые глаза вспыхнули гневом.
– Твой отец был не прав, пытаясь скрыть от тебя правду! – раздраженно выпалил он.
Мэделин прикрыла глаза, испуганная неожиданным выпадом.
– Полагаю, у него были на это причины, – сказала она смущенно.
– Причины? – Дед повысил свой скрипучий голос. – Позволь мне рассказать тебе… – Он прервался, так как в этот момент Хантер решил наполнить его бокал красным вином. На мгновение на лице сэра Джорджа мелькнуло удивление, когда он посмотрел на дворецкого, затем старик съежился, как черепаха, отступающая назад в свой панцирь. – Впрочем не важно, – пробормотал он, – я расскажу тебе позже.
Наконец обед закончился, со стола все убрали, и прислуга удалилась, оставив лишь поднос с кофе и бренди. Сэр Джордж, хромая, перебрался в свое кресло у камина, в который снова подбросили дрова. Мэделин села в кресло рядом с дедом, надеясь, что на этот раз он расскажет ей все до конца.
– Вы говорили, что моему отцу не следовало скрывать от меня правду. Что вы имели в виду, дед?
– Он должен был все рассказать тебе. – Старик начал снова растирать ладонью колено: вверх-вниз, вверх-вниз. Его рука с голубыми венами двигалась судорожными рывками. – Я знаю, что он не сделал этого, иначе ты давно была бы здесь. Ты ничего не знаешь о моей прелестной Камилле… – Слова его звучали жалобно и горестно.
– Расскажите мне, я хочу знать, – настаивала Мэделин.
– Она просто сбилась с пути. Это не ее вина… Она ни в чем не виновата. Она никому не хотела причинить вред… – Отрывистые слова деда звучали резко и раздраженно, со всевозрастающим волнением. – Джейк поступил нечестно… Он обвинил ее… а она нуждалась в помощи!..
Несмотря на удушливую жару в комнате, что-то в его тоне заставило Мэделин вздрогнуть, как от дуновения холодного ветра.
– В какой помощи?
– Она сбилась с пути… – повторил сэр Джордж. Теперь его дыхание сделалось учащенным, руки дрожали, как от озноба, а глаза были наполнены невыносимым страданием. Он снова остро переживал то, что произошло много лет назад.
– Я уверена, что она не хотела никого обидеть, – сказала Мэделин успокаивающе.
Сейчас она испытывала страх, но не оттого, что он должен был сообщить ей, а из опасения за его состояние.
– Может быть, поговорим об этом завтра… – начала она.
– Нет! Ты не понимаешь. Время уходит, и если я умру, никто не расскажет тебе… – Мэделин заметила, что он уже с трудом произносил слова и щеки его окрасил нездоровый румянец. – Твоя мать была вовлечена в ужасную историю, но это не ее вина. Ты должна понять, хотя это едва не привело к твоей смерти.
Мэделин отпрянула с замиранием сердца.
– Вы, наверное, хотели сказать: «к ее смерти»? Дед пристально посмотрел на нее, затем сказал:
– Я знал, что тебе не следует об этом говорить. Нет, к твоей смерти! И если я умру, никто… – Голос его задрожал, глаза закатились, он издал булькающий звук.
Мэделин испуганно вскочила.
– Дед!
Сэр Джордж сделал попытку снова что-то сказать и с мольбой широко раскрыл глаза. Затем вдруг сник, съежился в своем кресле и окончательно потерял сознание.
Проснувшись, Джесика обнаружила, что Эндрю прижимается к ней носом, его руки блуждают под ее ночной рубашкой, а язык нежно касается мочки уха. Какое-то мгновение она продолжала лежать не шевелясь, притворяясь спящей, судорожно вспоминая, какой сегодня день недели. Если бы это было воскресенье… Она открыла глаза и вздохнула. Нет, сегодня четверг, день, когда администрация «Ройал-Вестминстера» устраивает прием по случаю ежегодных скачек с ленчем для трехсот самых богатых клиентов.
– Боже, мне давно пора вставать! – воскликнула она, вырываясь из объятий Эндрю и выпрыгивая из постели.
– Подожди минуту! – Он попытался схватить ее за запястье, но она увернулась, подбежала к окнам и раздвинула шторы. Их квартира выходила окнами на сады Полтонс-сквер в Челси, и в дальнем конце она могла видеть красные автобусы, курсирующие по Кингс-роуд.
– Какой сегодня чудесный день! Правда, мы будем находиться в помещении, но все-таки приятно! – Джесика была уверена, что дамы заявятся в модных летних платьях и экстравагантных шляпках.
– Ты уверена, что тебе уже пора? Еще только семь часов. – Эндрю проснулся, чувствуя возбуждение, и был раздражен тем, что Джесика отвергла его заигрывания.
– Дорогой, я должна идти! – Джесика сняла бледно-голубую шелковую ночную рубашку и швырнула ее на кровать. – Нужно чертовски много сделать до прибытия гостей. Сегодня большой день. Так что же мне надеть? – Она стояла обнаженная, собирая свои светлые волосы в пучок и изучая при этом содержимое шкафа. Эндрю лежал на спине, восхищаясь совершенством ее белого изящного тела: округлостью ее грудей, похожих на маленькие спелые дыни; плоским упругим животом и длинными, стройными ногами. Она напоминала ему картинки в детских книжках, на которых были изображены принцессы и феи. Его привлек возбуждающий запах Джесики, исходящий от брошенной ею ночной рубашки. Неожиданно он разозлился. Уже не первый раз она вела себя, как непослушный ребенок, в то время как он был переполнен желанием и любовью к ней. Очень часто по утрам она выскальзывала из постели и одевалась, прежде чем он просыпался, а по вечерам чувствовала себя такой усталой, приходя с работы, что могла только немного поесть и сразу засыпала.
– Это просто смешно! – разбушевался Эндрю, вылезая из постели. – Что это за отношения?
Джесика повернулась к нему с виноватым лицом:
– Извини, милый! Сегодня ужасно важный день. Давай подождем до вечера?
– Нет, черт побери, не подождем! – Поймав Джесику, он подхватил ее на руки и бросил на кровать.
– Эндрю! – раздраженно крикнула она. – Я не хочу…
Он заставил ее замолчать поцелуем, сжимая так крепко, что она едва могла дышать. Джесика почувствовала жар его тела, сильные и настоятельные толчки, и так же бурно, как сопротивлялась несколько минут назад, она вспыхнула, охваченная страстью.
– Нет… – протестовала она с легким стоном. – Пожалуйста, прекрати, Эндрю! Ты ведь знаешь, я не могу сопротивляться, когда ты делаешь так. О Боже! – Она всхлипнула. – Это нечестно!
Его рука ласкала ее в самых чувствительных местечках, а лицо уткнулось ей в шею. Он продолжал возбуждать ее своими требовательными пальцами.
– Ты не представляешь, как я люблю тебя!.. – шептал он нежным голосом.
Джесика почувствовала, что погружается в водоворот желания, и несмотря на отчаянную борьбу – нет, сегодня ей никак нельзя было опаздывать на работу, – ее сопротивление рухнуло, как песочный замок, и растворилось в нахлынувшей волне страсти. Она всхлипнула в последний раз, а затем, почувствовав, что его горячий пенис толчком вошел в нее, перестала сдерживаться и прижалась к Эндрю, шепча его имя и подстраиваясь под его ритм. В ушах Джесики прозвучал страстный крик любовника, и ее тело наполнилось мужским соком в тот момент, когда она, содрогаясь, тоже достигла пика блаженства. Они застыли в объятиях друг друга, едва дыша, и лежали так в течение нескольких минут с закрытыми глазами и с переплетенными руками и ногами. Затем Джесика открыла глаза и увидела, что стрелки настольных часов показывают восемь.