– Кто там? – Судя по звуку, адвокат копался в мусорной корзине.

– Это Гас Уитли. Я только что звонил вам по телефону.

Звякнула цепочка. Щелкнули три засова. Дверь открылась. У входа стоял Керби. Он, вероятно, года два как окончил юридическую школу и все еще напоминал круглолицего парнишку, который в колледже пил слишком много пива. На нем был плохой коричневый костюм – именно такие Гас запрещал носить молодым юристам в своей фирме, если, конечно, они не хотели походить на ходячее дерьмо.

– Входите.

Гас поблагодарил и вошел. Убогое помещение ничем не напоминало контору адвоката. Две комнаты, включая крохотную приемную. Секретаря в приемной не было, только уродливый металлический стол и автоответчик.

– Хотите кофе?

Кастрюлька на стойке выглядела так, словно стояла там еще в те времена, когда кофе собирали на плантациях.

– Спасибо, нет.

Керби налил себе чашку и провел Гаса в кабинет. Пыльные жалюзи нарезали утреннее лучи ломтиками на ковре. Перегруженные каталожные ящики громоздились на письменном столе и диване. Керби расчистил Гасу место на диване и сел на скрипучий стул за столом.

– Только что въехали?

– Нет. – Керби, похоже, немного обиделся.

– Простите. Я просто подумал…

– Знаю-знаю. Это вам не отделанные вишневым деревом кабинеты в «Престон и Кулидж».

– Я хотел сказать совсем другое…

– А вам и говорить не надо. Все написано на лице.

– На самом деле ничего подобного. Я с большим уважением отношусь к молодому человеку, который пытается продвинуться в одиночку.

– Угу, конечно, с уважением. По-моему, вы что-то такое написали в письме с отказом, которое я получил от вас в юридической школе: «Дорогой мистер Тумбс. Большое спасибо за интерес к нашей фирме. Мы всегда очень весело хохочем, когда отшиваем бездельников, которые не входят в первые десять процентов».

Гас насторожился. У парня явно не все дома.

– Это конкурентный рынок, Керби. Нельзя принимать отказ на свой счет.

– А как же еще его принимать?

– Это… бизнес.

– Легко вам говорить, вундеркинд. Да вы хоть представляете, каково это, когда тебя увольняют?

Гаса словно что-то кольнуло. Он подумал о том, как исполнительный комитет резво скинул его с должности управляющего партнера и заменил Мартой Голдстейн.

– Могу себе представить.

– Нет, не можете. Это больно, приятель. И я говорю не просто о самолюбии. Это сразу становится известным. Вы превращаетесь в порченный товар. Я был неплохим адвокатом. Просто не ужился с кое-какими шишками из управления государственных защитников. И меня уволили. И вот, кто я теперь? Ни одной юридической фирме в городе не нужен адвокат, признанный непригодным управлением государственных защитников.

– Это не означает, будто у вас ничего не наладится.

Тумбс подался вперед; глаза его гневно горели.

– Да погляди вокруг, козел. Моя юридическая практика укладывается в багажник моей машины.

– Кто знает? В один прекрасный день я могу присоединиться к вам.

– Давай-давай. Острите.

Гас совсем не шутил, но объяснять это было ни к чему. Он сменил тон:

– Поэтому вы и захотели встретиться лично? Вам хотелось обругать меня, потому что вы не можете найти работу? Ну так позвольте кое-что сказать. Еще две недели назад я бы ни за что не заявил этого, однако есть в жизни вещи похуже потери дурацкой работы. Так что, если через тридцать секунд мы не начнем говорить о Ширли Бордж, я просто выйду в ту дверь. У меня нет времени на ваши сопли.

Тумбс откинулся на спинку стула, словно ему нравилось доводить такого человека, как Гас.

– Вы хотите поговорить о Ширли Бордж? Нет проблем. Я расскажу вам все, что хотите знать.

– Спасибо.

– Мне нужен только чек.

– Чек?

– Ага. Время – деньги.

– Вы хотите, чтобы я заплатил вам за информацию о Ширли Бордж?

Тумбс поморщился, покачав головой:

– Ваша формулировка предполагает какой-то недостойный смысл. Давайте просто скажем, что я хочу получить компенсацию за потраченное время и причиненные неудобства.

У Гаса не было времени читать мальчишке лекцию по этике. Он достал чековую книжку и начал писать.

– Превосходно. Я заплачу вам за час работы.

– Звучит разумно. Пять тысяч долларов.

Рука Гаса застыла. Он перестал писать.

– Вы шутите.

– Разве я похож на шутника?

– Это грабеж.

– Возможно, именно так и говорят ваши клиенты, когда получают от вас счета. Это вопрос окупаемости, не так ли, мистер Уитли?

Гасу очень не хотелось поддаваться Тумбсу, но он подумал о звонке Бет: она не могла говорить, может, даже была связана и с кляпом во рту. Он подумал о Ширли, захлопнувшей дверь у него перед носом и унесшей свои секреты обратно в камеру. Сейчас не время идти на принцип из-за пяти тысяч долларов. Гас выписал чек и поставил подпись.

Керби протянул руку к чеку. Гас удержал его:

– Сначала ответьте на мои вопросы.

Керби явно хотел сначала получить чек, но резкий тон Уитли заставил его отступить.

– Хорошо. Что Ширли уже рассказала вам?

– Не много. В основном я все нашел сам – газетные сообщения о процессе и тому подобное. Я знаю, что ее обвиняли в сговоре с целью убийства, которое планировалось, но так и не было совершено.

– Это, так сказать, скелет.

– Тогда нарастите на него мясо.

– Якобы Ширли и некие ее друзья видели по телевизору некий фильм, где избивали бродяг, и решили, что было бы забавно так повеселиться в выходные.

– Они собирались убить первого попавшегося бродягу?

– Такова официальная версия.

– Как же они попались?

– Ну, они не собирались накидываться на первого встречного. Они начали планировать. Раздобыли пистолет. А потом Ширли начала хвастаться по барам и другим местам, что у них есть такой план.

– Так вот кто сдал их? Кто-то из бара?

– Нет, на самом деле это была мать Ширли.

Гас внезапно вспомнил допрос на детекторе, когда Ширли сказала, что не знает, жива ли ее мать.

– Почему?

– Ширли всегда была трудным ребенком. Поэтому, когда мамаша услышала, что доченька собирается убить бродягу, это стало последней каплей. Она решила припугнуть дочку. И пошла в полицию. Однако полиция подошла к делу серьезно. Они начали прослушивать домашние телефоны и записали рассказ Ширли об этом плане. Рассказ был довольно откровенным. Нелегкий случай для адвоката. Они говорили о времени убийства. Об оружии, которое используют. Как они отделаются от пистолета. Что сделают с телом.

– Значит, Ширли арестовали до убийства.

– Ага.

– Почему же не арестовали ее друзей?

– Друг был всего один. По крайней мере, на записи был голос лишь одного человека. Никто не знал, кто это. И он, и Ширли были очень осторожны, никогда не упоминали по телефону его имя. Звонил он всегда из автомата, поэтому выследить его было невозможно.

– Это тот самый тип, установления личности которого полиция добивалась у Ширли? – спросил Гас.

– Верно. Мы могли бы довольно легко вытащить Ширли, если бы она выдала этого типа. Но Ширли молчала. И в результате теперь живет во ВЖИЦе.

– Она упомянула, что отказалась предать друга. Кажется, Ширли гордится этим.

– Не знаю, что больше заставляет ее молчать – гордость или страх.

– Почему вы так говорите?

– У меня есть на то основания.

– Позвольте услышать их.

– Позвольте чек.

Гас неохотно положил чек на стол. Керби схватил его, сунул в карман куртки и сказал:

– А вот этого я вам не говорил, договорились?

– Ничего не говорили.

– Все, что я вам только что рассказал, – это официальная версия, прозвучавшая на суде. Только это ложь.

– За этим-то я и пришел. Какова же правда?

– Ширли впуталась во что-то жуткое. Это были не просто некие друзья, которые посмотрели телевизор и решили, что повеселятся, если прикончат бродягу.

– Что же это было?

– Точно не знаю. Видимо, какая-то банда.