— Во рту у тебя были пластинки, и ты была худенькой и длинноногой. Но ты по-настоящему с нежностью относилась к тем жеребятам. С годами, завидев тот большой черный «кадиллак», подъезжающий к ранчо, они выбегали встречать тебя.

Линк говорил это с улыбкой, как о чем-то хорошем. Ее сердце начало биться сильнее, и ей было тяжело сдерживать себя, находясь рядом с ним.

Его голос звучал спокойно и лениво, но что-то в нем насторожило ее.

— В то время ты была приветлива ко всем. Ты была такой застенчивой и милой, от любой фразы, обращенной к тебе, тут же краснела, но все равно была доброй и дружелюбной со всеми. Тебе было совсем неважно, что за человек перед тобой, ты всегда была вежлива и уважительна.

«Сейчас ты совсем не такая». Этих слов Линк не произнес вслух, но она прочитала их у него на лице. Ей стало неуютно.

— Я была диким, уродливым ребенком. — Эти слова вырвались у нее помимо воли, и она опять себе удивилась. Она не знала, почему решила сказать это именно ему, — может, в оправдание своего убогого детства, может, в оправдание того, что из «милого» ребенка она превратилась во взрослую стерву.

Пропустив мимо ушей се реплику, Линк продолжил:

— В той девочке было что-то особенное. Я никогда не пойму, почему ты хочешь, чтобы в тебе не осталось и следа от нее. — Он замолчал на мгновение. — Может, она была не столь красива, волосы часто бывали растрепаны, но в душе у нее было столько доброты, тепла и нежности. И она одна стоила тысячи женщин.

Его слова, как бальзам, упали на ее израненную душу. Чувства, которые они пробудили, были подобны извержению лавы, вырвавшейся на волю из вулкана. Мэдди стиснула зубы, чтобы не дать им выплеснуться.

— Она что-нибудь получала взамен, будучи столь милой и доброй? — не сдержалась Мэдди. — А доброта никогда не сможет полностью компенсировать уродство. — В ее голосе слышалась старая обида. — Этого не способны были сделать даже… — Она неожиданно запнулась и лишь через мгновение, собравшись с силами, смогла договорить:

— ..отец и мать.

Голос Линка стал серьезным.

— Некрасивых детей не бывает, Мэдди. Бывают родители с черствыми сердцами, но некрасивых детей не бывает.

Мэдди, пораженная его словами, взглянула на него. Искренность, которая читалась в его глазах, пронзила ее до глубины души. Мэдди действительно была тронута его словами, и в этот момент она поняла, что влюбилась — искренне и без оглядки.

Но боль, которая копилась всю ее жизнь, и самые жуткие страхи, таившиеся у нее в душе, все еще не оставляли Мэдди. Линк был, она знала это наверняка, единственным мужчиной, которого она по-настоящему полюбила. Но даже если произойдет чудо и он ответит на ее чувства, то что-то подсказывало ей: она все равно его потеряет. Точно так же, как теряла всех, кого когда-либо любила.

— Извини, Мэдди. Твои родители поступали с тобой не лучшим образом, да и бабушка была не подарком. Наверно, они причинили тебе много боли и страданий, но, поверь, это не дает тебе права обращаться так же с другими людьми.

Мэдди отвернулась. Ей было стыдно, как никогда. И вдруг все кроме этого перестало иметь хоть какое-то значение. Даже шум вновь усилившегося дождя.

Она не могла больше слушать Линка. Сердце се разрывалось от жестокой правды.

Она выбежала из-под навеса и направилась к ручью. Она бежала по его берегу, пока не наткнулась на тропинку, и свернула на нее. Но далеко она не убежала — слишком устала. Она остановилась под раскидистым деревом и заплакала, жался о том, какой она была, и стыдясь той, какой стала. Рухнув на колени, Мэдди разрыдалась.

Линк даже не попытался остановить Мэдди. Он знал, что его слова причинили ей боль. Ей нужно было сейчас побыть в одиночестве.

Он не стал рассказывать ей всю историю о милой, застенчивой девочке, которой она была. Да ему и не нужно было этого делать. Он просто противопоставил ту девочку Мэдди ей теперешней.

Мэдисон Сент-Джон, какой она была теперь, должна измениться. Ведь все, что в ней было хорошего, не могло исчезнуть, скорее, оно всего лишь где-то затаилось. Она выросла. На се долю выпало столько бед и неприятностей! Она боролась со всем миром, который нередко причинял ей боль, поэтому теперь хотела, чтобы и другие страдали.

Линк не хотел причинить ей вред, как и большинство людей, с которыми она имела дело. Если бы это «путешествие» дало ей шанс удостовериться в этом!.. Требовался лишь небольшой толчок, чтобы она изменила свой образ мыслей и отношение к миру и окружающим ее людям.

Он знал, что сейчас одиночество поможет ей разобраться в себе и подумать о том, какой она была и какой стала.

Мэдисон Сент-Джон чувствовала себя опустошенной; она знала, что живет не правильно. Она сама сделала себя несчастной, и только она сама могла изменить ситуацию.

Линка тянуло к Мэдди, ему нравилось в ней многое, а особенно его привлекали ее ранимость и хрупкость.

Он надеялся, что она примет верное решение.

Мэдди вернулась под навес далеко за полночь, увидев сквозь деревья мерцающий огонь костра и желая немного согреться. Она держалась поодаль от костра и наблюдала за Линком. Он развел костер рядом с навесом. Гром раздавался уже реже и реже, гроза, похоже, удалялась. Слабый лунный свет пробивался через деревья. Кажется, дождя больше не намечалось.

Мэдди была вымотана. Она пережила за последние несколько часов столько, что, казалось, сил жить не оставалось. Ей было очень стыдно за себя. В душе остались только сожаление и разочарование. Она хотела сделать все возможное, чтобы исправить то плохое, что когда-либо сделала. Но не знала, как именно.

Одна ее половина не хотела мириться с тем, что Линкольн Кориэлл, с его ковбойской простотой, был причиной ее душевного возрождения.

Другая ее половина безоговорочно признавала, что он был поразительно проницательным и видел ее насквозь, что было не совсем приятно.

Господи, как он, наверно, ее презирал! Хоть тогда она была растрепанной и во рту были пластинки, но в ней было столько доброго и хорошего. Как это он сказал? Она «одна стоила тысячи женщин».

Тот факт, что она ему немного нравится, давал Мэдди надежду. И в конечном счете именно он придал ей сил и смелости вернуться обратно под навес и вновь увидеть его.

— Если хочешь, можешь переодеться во что-нибудь сухое, — раздался из темноты его низкий голос. — Уже поздно. Пора спать.

Тело ее зудело от мокрой одежды, она замерзла и начала дрожать. Некоторое время спустя она все же приблизилась к огню, пересиливая страх и дрожь.

Когда она подобралась ближе, то не осмелилась поднять глаза и взглянуть на Линка. Собака приветственно завиляла хвостом, но Мэдди была слишком вымотана, чтобы заниматься еще и ею. Мэдди сняла грязные ботинки и, оставив их рядом с навесом, зашла под него.

Мэдди замерзла настолько, что даже не задумывалась о том, что Линк был совсем рядом, когда она переодевалась. Хотя он и отвернулся, чтобы обеспечить ей какое-то уединение, но то, что ей в его присутствии пришлось снять с себя все и полностью переодеться, вселило в душу довольно странное чувство. Это одновременно завораживало, пугало и возбуждало.

«Некрасивых детей не бывает, Мэдди. Бывают родители с черствыми сердцами, но некрасивых детей не бывает». Человек, который верил в это, мог запросто свести с ума женщину. Линк вдобавок был добрым (несмотря на то что иногда говорил гадости), человеком, которому можно доверять.

Что-то в душе у Мэдди расслабилось и согрело ее совсем чуть-чуть. Вновь в ней затеплился огонек надежды, но она старалась не дать ему разгореться. Надежда была опасной вещью, всегда ею была и будет. Особенно когда это касалось отношений Мэдди и Линка, но то, что она чувствовала к Линку, было слишком сильным, чтобы перебороть его. Единственное, на что она могла надеяться, так это на то, что он ничего не узнает. Она переживет это в одиночку.

У Мэдди не было сил заниматься своими ногами. Когда Линк предложил помощь, она тихо отказалась и немного расстроилась, когда он не стал настаивать.