— Трейси, я все понимаю. — Испытанный только что шок оказался неожиданным даже для самой Касс. — Послушай, я вовсе не собираюсь подпевать тете Кзтрии, но сегодня Антонио и правда лучше уехать. Кзтрин слишком расстроена.

— Что? И ты туда же? — Трейси готова была удариться в истерику. — Тетя Кэтрин, это нечестно! Если уедет он, уеду и я!

— Трейси, — внезапно разозлилась Касс, — ты не могла бы хоть иногда уважать желания своей тетки? Все и так вечно пляшут под твою дудку!

— Под мою дудку? Да ничего подобного! Стоит мне показаться на пороге, вы только и делаете, что издеваетесь надо мной!

— Что?.. — растерялась Касс.

— Тихо! — вмешалась Кэтрин. — Замолчите! Вы обе! Хватит! И выслушайте, что я скажу! Трейси, я не хочу, чтобы ты встречалась с этим человеком. Я этого не допущу!

Трейси остолбенела. Даже Касс не поверила своим ушам.

— Не допущу! — отчеканила Кэтрин. — Чтобы спасти нас всех!

В комнате повисло тяжкое молчание.

Касс растерянно переводила взгляд с тетки на сестру и обратно. Впервые в жизни она видела Кэтрин в таком гневе.

И ее вина — вольная или невольная — в гибели Эдуардо де ла Барки была здесь ни при чем.

— Не допустишь? — вкрадчиво переспросила Трейси.

— Ни за что. Я воспитала тебя как родную дочь, и если в тебе есть хоть капля благодарности, ты прислушаешься к моим требованиям, — решительно произнесла Кэтрин. — Ты не станешь его удерживать. И никогда не увидишь его вновь!

Трейси онемела от ярости. Касс казалось, что она видит все это во сне.

— Тетя Кэтрин, — жалобно взмолилась она, — давай отложим этот разговор. Ты не хочешь прилечь?

— Нет, — отрезала Кэтрин.

Касс растерялась: неужели эта незнакомая суровая особа — та самая ласковая, щедрая тетя Кэтрин, которую она знала всю жизнь?

— Все, проехали! — выпалила Трейси. — Нам больше не о чем говорить! — И она удалилась, бросив на прощание убийственный взгляд.

Касс метнулась к тетке. Вот оно, то несчастье, которое она предчувствовала с самого утра!

— Милая, принеси мне наконец выпить! — еле слышно взмолилась Кэтрин.

— Сейчас, сию минуту! — И Касс опрометью выскочила из спальни.

А Кэтрин, дождавшись, пока шаги племянницы затихнут, заперла дверь и встала на колени перед гардеробом. В его нижнем ящике был устроен тайник.

С трудом удерживаясь от слез, Кэтрин прижала к груди потрепанную тетрадь в выцветшем кожаном переплете. Это был ее дневник.

Последняя запись, датированная июлем 1966 года, была сделана всего за несколько часов до гибели Эдуардо де ла Барки.

Она понимала, что только сумасшедший станет хранить такую улику все эти годы, и без конца жалела о том, что не нашла в себе силы уничтожить дневник. Однако события этого дня придали ей решимости.

Было уже далеко за полночь, когда Касс, зябко обхватив себя за плечи, стояла одна в сумрачном углу отделанного мрамором фойе. Ома все еще была в вечернем туалете. Гости уже покинули особняк. Задержался лишь один. Тот, что спускался сейчас по лестнице к парадной двери.

Касс угадала бы, что это он, даже если бы в доме было полно людей. Само его присутствие вызывало в ней необъяснимый трепет.

Вот он пересек фойе. Их взгляды встретились.

— Спасибо, что вы все правильно поняли, — промолвила Касс, чувствуя себя крайне неловко.

— Не смущайтесь. Надеюсь, что завтра вашей тетушке станет лучше!

— Я тоже.

— Вы сообщите мне о ее здоровье? Я был бы весьма признателен.

— У вас найдется визитная карточка? — спросила Касс, чувствуя, как бешено колотится сердце. С чего она так разволновалась?

— Меньше всего я бы хотел причинить вам неприятности или расстроить вашу очаровательную хозяйку, — заверил Антонио с вежливой улыбкой, подавая Касс карточку.

— Это все простуда. — Она судорожно прикидывала, что он успел услышать и о чем мог догадаться. — Вот увидите, она скоро придет в себя!

— Вы с ней очень близки, — заметил Антонио. Вежливая улыбка погасла. Его взгляд снова стал пристальным, внимательным.

— Она воспитала нас — и меня, и Трейси, — призналась Касс. — А для меня она не просто приемная мать. Тетя Кэтрин — моя самая близкая подруга.

— Она кажется очень достойной женщиной.

— Так и есть.

Повисло тяжкое, напряженное молчание.

— Насколько я могу судить, прием прошел удачно. Многих гостей заинтересовало это колье, — пробормотала Касс. Как ни странно, ей не хотелось, чтобы он уходил. По крайней мере сейчас.

— Да. — Антонио помолчал и добавил: — Такие вещи должны храниться в музее. Я попытаюсь повлиять на Сотби — пусть сначала предложат купить колье какому-нибудь историческому обществу.

— А разве это возможно? — удивилась Касс.

— Здесь, в Европе, — да. Владельцы аукциона помнят о престиже своей страны.

Касс, как ни старалась, так и не смогла улыбнуться. Сверху ей послышался какой-то звук, но лестница оставалась пустой.

— Наверное, Трейси уже спит?

— Она не совсем справилась с ситуацией, — после минутного колебания признался он. — И слишком переживает.

Ну, по крайней мере Трейси не собралась бежать из дома вслед за ним. Касс не сомневалась, что эта заслуга целиком принадлежит Антонио, и не могла не отдать должное его такту.

— Трейси — моя младшая сестра, — сказала Касс, привычно беря ее под защиту. — Она всегда была немножко балованной, и это не ее вина. Красота позволяла ей делать многие вещи, которые не всякому сойдут с рук! Так было всю жизнь! — Касс пожала плечами.

— Порой красота приносит не пользу, а вред.

Удивленная Касс не знала, что сказать.

— Было очень приятно снова повидаться с вами, Кассандра, — промолвил Антонио с легкой улыбкой. — И если вам захочется продолжить дискуссию о влиянии культа святого Джеймса на испанскую культуру и церковь — я всегда к вашим услугам!

И Касс оторопела. Так, значит, он все-таки запомнил ее! И даже вспомнил их краткий спор по поводу одного из самых почитаемых в Испании святых, затеянный ею после одной из лекций в «Метрополитен».

А Антонио откланялся и вышел.

Касс смотрела ему вслед, не в силах избавиться от глупой улыбки.

— Я надеялась, что ты проведешь с нами еще несколько дней, а не понесешься обратно в Лондон как угорелая, — говорила Кэтрин наутро.

Трейси собирала вещи, двигаясь по комнате сердитыми рывками.

— Разве я обещала торчать здесь весь уик-энд?

— Нам было бы очень приятно, — мягко заверила Кэтрин, не скрывая разочарования и боли.

— Мне по уши хватило вчерашнего вечера! — выкрикнула племянница.

— Трейси, — вмешалась Касс, — если уж тебе так приспичило отправиться в Лондон ни свет ни заря, не могла бы ты по крайней мере поговорить с нами? Чтобы не расставаться столь недружелюбно?

— Нет. У меня все расписано по минутам. — И Трейси наградила сестру фальшивой, оскорбительной улыбкой, плохо скрывавшей обиду и нетерпение.

Касс вдруг сообразила, что Трейси стремится скорее догнать Антонио и, как все незадачливые влюбленные, полна тревоги и страха. Как ни странно, но ей стало жалко свою избалованную сестру.

— Но ведь до аукциона еще целых десять дней, — напомнила она. — Мы могли бы прекрасно провести время вместе.

— Мы могли бы провести его еще прекраснее, — пробормотала Трейси, застегивая молнию на дорожной сумке, — если бы вчера вы не выставили Тонио за дверь!

— Послушай, я понимаю, что вчера тебе пришлось несладко. Гости наверняка остались довольны, хотя нам всем было нелегко. Мне очень жаль, Трейс!

— Да неужели? — Трейси выпрямилась. — А вот мне кажется, я понимаю, почему ты встала на сторону Кэтрин! Ты ревнуешь!

— Что? — опешила Касс.

— Что слышала!

Касс хотела было возразить, что это неправда, но передумала. Ведь она действительно ревновала, хотя и совсем чуть-чуть. А почему бы и нет? Она же не слепая, а нормальная женщина!

— Если тебе показалось, что мной двигала ревность, а не желание защитить Кэтрин, прошу простить меня, — сказала Касс, и в ту же секунду пожалела о своих словах.