– Заткнись, Билли. Заткнись! Ты понимаешь, что ты извиняешься по большому счету за то, что не знал ничего? За то, что молчал Я! Понимаешь? Ты вообще помнишь, из-за чего случилась драка, а? Помнишь? Про Кула помнишь? Билл, я ведь спал с ним! И ты бил меня именно из-за него. Из-за ревности бил. А сейчас за это извиняешься? – Том убрал ладонь с лица Билла. – Ты хоть понимаешь вообще, что я бы тебя точно убил, если бы ты тогда пришел и сказал, что был с Ральфом?

Они, не отрываясь, смотрели друг на друга.

– Я бы убил тебя, – прошептал Том. – Даже, несмотря на то, что сам перед этим трахался на стороне. Я был с Кулом, пытаясь понять, что смогу быть НЕ с тобой. Сознательно, понимаешь?

Билл, стиснув зубы, слушал Тома.

– А ты извиняешься… – Том замолчал и опустил голову.

– Пытался понять, – повторил Билл после паузы, чувствуя, что еще чуть-чуть и разорвется душа на кровавые ошметки.

Сглотнул и тоже наклонил голову так, что почти касался виска Тома своим виском.

– Ты пытался… И как? Ты это понял? Что сможешь – не со мной?

Вопросы мучительно слетали с сухих губ, а душа сжалась в маленький комочек, боясь услышать: «Да».

Билл и не дышал почти, в ожидании ответа.

Так боялся, что после него пропадет желание жить…

– Я слишком люблю тебя… – услышал наконец-то Билл хриплый шепот, и понял что можно дышать дальше.

«The Rasmus» – «Live Forever»

Жить вечно

Был ли это ангел

Что стучал в мою дверь?

Или это был ветер?

Спал ли я,

Замечтавшись?

Или это был ты?

Мы плавали в фонтанах,

Под северными звездами,

Мы плакали от смеха

И умирали у друг друга на руках,

Помни и живи вечно,

Помни и живи для любви.

Я отправлю обратно свое письмо,

Веком назад.

Твой адрес неизвестен,

Я прохожий,

Кто заглядывает в твои глаза,

Ты ли это?

Мы бежим через кладбище,

Ловя полночное солнце,

Мы танцевали пьяные и голые,

Когда зашло солнце.

Помни и живи вечно,

Помни и живи для любви.

Помни и живи для любви

Альбом «Black Roses» 2008 г.

***

Со дня звонка из Штутгарта, из института масс-медийных средств, куда Стив направлял свои конкурсные фотоработы, прошло почти две недели, и он, конечно, был рад узнать, что по результатам, хотя он и не выиграл конкурс, за победу в котором предполагалось приличное денежное вознаграждение, но при желании, его могут взять корреспондентом-фотографом. А для этого нужно было ехать в Штутгарт, узнать условия, подписать договор, и, в конечном счете, просто переехать туда жить и работать.

Все это было бы замечательно, если бы не одно «но».

Этим «но» был человек, которого Стив так и не смог забыть, хотя честно пытался. Первые три недели, когда он ушел от Кула, после их ссоры, он ждал звонка, сходя с ума от тоски и ревности. А потом, не выдержав, ушел в загул – почти полтора месяца…

Стив потерял счет своим случайным сексуальным партнерам.

Он пытался забыть Кула. Удавалось из рук вон плохо.

Стив продолжал любить его, отчетливо понимая, что тот, наверняка, никогда не сможет забыть своего Тома. И, судя по тому, что за все это время от Кулара не было ни единого звонка, скорее всего, они с Томом теперь вместе и у них все замечательно.

Бросать работу в своем журнале Стив еще не торопился – нужно было поехать в Штутгарт и все разузнать от и до, а уж потом обрывать связи, налаженные за несколько лет жизни в Гамбурге. Стив был старше Кула на три года, самостоятельный и привыкший реально смотреть на вещи, он отдавал себе отчет в том, что сознательно тянет время. И, конечно же, он знал причину. И это разрывающее сердце понимание того, что он бессмысленно и жестоко мучает себя, почти убивало.

Гамбург, в котором жил человек, предавший его, был почти ненавистен, и Стив так хотел забыть все это, хотел освободить свое сердце от боли, которая его разрушала. И от любви, которую он так и не смог в себе убить.

И то, что ему сегодня утром выписали командировку на съемку в Штутгартском музее «Даймлер-Бенца», показалась ему знаком свыше. Сейчас он мог убить сразу двух зайцев: заработать на этой поездке и собрать информацию о возможном новом месте работы, а может, даже подписать контракт, чем черт не шутит? Обрубить все концы и прекратить издевательства над самим собой с бесконечными раздумьями – переезжать в Штутгарт или нет?

Теперь, когда на руках был билет на поезд, не оставалось ничего другого, как собрать нехитрый скарб на несколько дней командировки. До поезда оставалось три часа, когда он, болтая с Бертом, своим старым другом и соседом по съемной квартире, складывал фотоаппаратуру в футляры и почему-то вздрогнул от звонка телефона, который лежал на столе, чуть поодаль.

– Напугал, зараза! – улыбнулся он Берту.

Подошел и замер, глядя на номер входящего звонка. Берт с удивлением наблюдал, как его друг бледнеет, глядя на телефон совершенно остекленевшими глазами.

– Стив! Ты чего? – позвал он.

– Нет, ничего… – Стив дернулся, приходя в себя, сбрасывая вызов и отключая сам телефон.

– В смысле – ничего? Ты чуть в обморок не упал, по-моему. – Берт, скептически смотрел на Стива. – Как будто привидение увидел.

Стив вернулся к чехлам, пытаясь создать видимость спокойствия.

– Почти угадал, – он сдвинул брови. – Привидение из прошлого.

Берт смотрел на дрожащие пальцы Стива, которыми тот пытался открыть мягкий пустой чехол. И так, и эдак – не получалось.

– Черт! – в конце концов, чехол был отброшен в сторону, и Стив рванул на кухню, больше не в состоянии держать себя в руках и изображать спокойствие, теперь судорожно метался в поисках сигарет.

– Сукин сын! Вспомнил, бл*! Надо же, снизошел до меня! – шептал он, все-таки отыскав пачку и прикурив от зажигалки, которая тоже не сразу нашлась. А когда затянулся, то прижался спиной к холодильнику и съехал вниз на пол. Затягивался часто, нервно, чувствуя, как дрожат и пальцы и губы.

«Зачем? Зачем сейчас? Когда я уже все решил, зачем?» – билась мысль.– «Чтобы через месяц снова меня кинуть, да?»

В проеме двери остановился Берт, опершись об него плечом и меланхолично сложив руки на груди.

– Это был Кул? – спросил он спокойно и наблюдал как Стив, глядя на кончик сигареты, нервно закусив нижнюю губу, неохотно кивает.

– Ты же так ждал этого, – Берт был единственным из всех друзей и знакомых Стива, кто знал о нем все.

В том числе и о Куларе. Знал, потому что не раз и не два, они, напиваясь, выкладывали друг другу то, что было на душе, зная, что дальше этой квартиры ничего не уйдет. Никогда. Невзирая на то, что Берт был стопроцентным натуралом, он всегда поддерживал Стива и был в курсе всех его сложных отношений с парнями, а потом, когда появился Кул, и Стив по уши влюбился, радовался за него, видя, что его друг действительно счастлив. А потом была та измена Кула, после которой у Стива была депрессия, и Берт как мог, вытаскивал из нее друга – не давая оставаться одному и тихо напиваться в своей комнате, силой вытаскивал к друзьям, в кино, куда угодно. Жертвуя даже своей личной жизнью. И вытащил. Успокоился, когда Стив начал встречаться с другими, хотя и понимал, что он это делает для того, чтобы поскорее стереть воспоминания о бывшем парне.

– Ждал, – почти простонал Стив.– Я долго ждал. Слишком долго.

– Я знаю. Но разве тебе не хочется поговорить с ним? Может, все изменилось?

– Что могло измениться? Его отношение к Тому? – глубокая затяжка. Выдох. – Да ни х*я в это не верю. Он же первым у него был, понимаешь? И любить он его всегда будет. Хочет он этого или нет, но Кул к нему прибежит по первому зову, стоит пальцем поманить.

Стив запустил пятерню себе в челку, сжав волосы в кулак и прикрыв глаза.

– Мне все равно кажется, что вам нужно поговорить, – Берт покачал головой и поправил очки, съехавшие по носу. – Пойми, ты потом будешь жалеть, если все бросишь и сбежишь.