В этом он даже не сомневался…

После колледжа Том решил купить и преподнести Хельге букет цветов – как благодарность, за все, что она сделала и для Билла, и для него самого. А еще, ему просто физически необходимо было оказаться хоть немного ближе к Биллу. Просто знать, что он рядом. Хоть ненадолго…

Том зашел в магазин цветов и замер, глядя на все это благоухающее разнообразие.

– Добрый день, – подошла девушка в фирменной одежде Я могу Вам что-то предложить?

Том мельком глянул на нее, а потом снова на ряды цветов, расположенные по периметру магазина.

– А можно я сам выберу?

– Да, безусловно, проходите!

И Том пошел вперед, оглядывая цветы – уже собранные в нарядные букеты или просто стоящие яркими охапками. Он никогда не выбирал цветов для кого-то сам, всегда это делала за него мама. А вот сейчас он решил это сделать самостоятельно.

Он смотрел на такие разные цветы, даже не зная названия большинства из них, но, еще только зайдя в магазин, он решил – купит розы. И так и остался верен своему решению – он хотел розы.

Остановившись возле витрины с розовыми, алыми, бордовыми, желтыми и даже оранжевыми розами, Том вдруг подумал, что никогда не дарил цветов Биллу…

Это не показалось Тому чем-то необычным. Для него понятие «Билл – Цветы» не было странным, не смотря на то, что Билл был парнем.

И сейчас перед глазами Тома предстал Билл, с букетом роз в руках, чуть смущенно разглядывающий это чудо, а потом опускающий в них лицо, вдыхая тонкий аромат…

Со спадающей на глаза челкой, с чуть опущенными веками, с трепещущими длинными ресницами и полуоткрытыми губами…

Том выдохнул и даже помотал головой, стараясь прогнать этот образ.

При всем желании ему не дадут передать Биллу цветы, он это знал, может потом… после…

Через пять минут Том ехал в клинику и на пассажирском сидении красовался шикарный букет прекрасных ярко-алых роз.

Может потом, когда-нибудь, он подарит букет шикарных роз Биллу.

Своему любимому… брату…

POV Avt

Прошло четыре дня с тех пор, как Том ушел из больницы.

Четыре дня, прошедших в колледже, возле клиники и дома.

После колледжа Том ехал к клинике и проводил рядом с ней около получаса, иногда больше. Даже просто побыть там, сидя в машине – это было Тому необходимо.

Утром и вечером он звонил Хельге, и она говорила о состоянии Билла. С каждым днем ему было все лучше.

Вставать, он еще не вставал, но уже был неплохой аппетит, и когда Хельга сказала Тому, что даже румянец появился на его осунувшемся лице, Том не смог сдержать эмоций, и глаза стали влажными. Он так хотел увидеть эти худенькие родные щеки, он понимал, что эти щеки сейчас небритые, колючие, но для него это было бы самым нежным прикосновением на свете. Мурашки от шеи и до самых пят прошлись по телу Тома от этих мыслей.

Да, он честно пытался думать о Билле, как о брате.

Но Том не мог врать себе в этом – не удавалось, совсем.

Это иногда Тома даже злило, выводило из себя, но потом он успокаивал себя тем, что просто нужно больше времени, для того, чтобы эта мысль крепко засела у него в мозгу.

Так думал Том.

Но проходили дни. И Том все сильнее скучал по Биллу, и это все сильнее отвлекало его от мыслей о братстве.

Он тосковал так, как не тоскуют по брату, он продолжал его любить не братской любовью. И иногда ему казалось, что эта любовь только становится крепче. Это пугало Тома, и тогда он с новой силой начинал внушать себе, что Билл всего лишь брат.

ВСЕГО. ЛИШЬ. БРАТ.

Всего лишь?

Это понятие иногда почти убивало, и Тому хотелось разбить свою влюбленную башку о стену.

А иногда он представлял, что такая любовь, как у него, может быть вполне братской – просто нужно будет научиться НЕ ХОТЕТЬ своего брата.

Не хотеть Билла?

Не хотеть его целовать, касаясь штанги в языке, которая так и рвала Тому мозг до самого их последнего поцелуя?

Не хотеть касаться его влажных, нежных, чуть припухших от поцелуев губ, при этом сжимая пальцами влажную кожу спины?

Не хотеть вылизывать выступающие позвонки, чувствуя, как в твоих руках плавится от экстаза любимое тело?

Не хотеть почувствовать, как он сходит с ума от бешеных ласк, а потом вздрагивает и вскрикивает от оргазма, вцепившись тонкими пальцами в твои бедра или в смятые простыни?

Не хотеть дарить ему себя, всего себя, без остатка, до самого донышка?

Не хотеть шептать ему на ушко слова любви, боясь разреветься оттого, что знаешь – он любит не меньше…

Научится НЕ ХОТЕТЬ все ЭТО???

В такие минуты, если Том был один, зажимал виски ладонями, или зарывался в своей постели в одеяло и подушки головой и выл, выл как зверь… Одинокий и потерянный.

И ничто не могло в эти минуты ему помочь. И он это понимал.

Понимал и не пил, зная, что когда проснется, будет еще хуже.

Знал, что такое состояние нужно пережить, перетерпеть, попытаться успокоиться и расслабиться.

Иначе можно было просто сойти с ума.

Симона не оставляла его надолго одного. Она бывала в клубе, когда Том в колледже, а потом передавала все полномочия своему помощнику и возвращалась домой. По-другому сейчас было действительно нельзя. Нельзя было оставлять его одного. Она знала и чувствовала, что на людях, в колледже, Том держался, отвлекаясь, а вот дома…

Она поражалась, что он не заливал свои мысли алкоголем, прекрасно осознавая для себя, что именно так бы она и поступила в его возрасте.

Том был то удивительно тих, и тогда она понимала, что нет желания у него что-то говорить, или слушать, и, естественно, Симона его не пыталась растормошить.

То вдруг наоборот, он был так возбужден, что потребность в общении просто чувствовалась на расстоянии. И тогда они говорили.

Говорили много и долго. Обо всем чем угодно, о фильмах, отношениях, собаках, о мухе, которая неизвестно откуда взялась на кухне в конце зимы, и, зараза, ползала по окну, чувствуя себя тут хозяйкой. О новой танцевальной программе, которая будет пока без Билла, но нового солиста Симона брать не хотела, говорили и о самих танцах, которые Билл танцевал раньше. И Том с удивлением узнал, что большая часть постановок танцев принадлежала самому Биллу. Он выдвигал идеи, а уж только потом Сток, их хореограф, доводил все до совершенства в каждом движении тела Билла. А Том все-таки рассказал Симоне, что когда был ремонт в клубе, Билл танцевал только для него.

Он говорил об этом, размахивая руками, восторженно, захлебываясь словами.

В другой раз, с таким же восторгом он рассказывал ей о катке, где они были 14 февраля. Рассказывал с нежной улыбкой, как Билла приняли за девушку, а потом, как они целовались, у всех на виду…

И в такие мгновения Симона не верила, что Том сможет принять Билла как брата.

Вообще Симона была удивлена силе духа своего сына, в свете всего того, что ему пришлось пережить, чтобы быть рядом с любимым человеком, а вот теперь, когда она понимала и чувствовала, НА ЧТО Том решился, это вообще ее поражало.

В субботу утром, после того, как Билла перевели в послеоперационный изолированный бокс – палату с двумя прозрачными стенами, но закрытыми сейчас жалюзи, ему сказали, что теперь появится возможность видеться с Томом, пусть хоть иногда. Билл попросил своего врача принести ему листочек и ручку.

– Хочешь написать письмо? – хирург, улыбаясь, смотрел на своего пациента, стоя возле его постели.

Билл кивнул.

– Да. Хочу хотя бы попытаться, – он приподнял руку, и они вместе посмотрели на то, как она мелко дрожит от слабости.

Усмехнулся сам, выдохнул.

– Все нормально, не переживай, – врач коснулся плеча Билла, – так всегда бывает после операции. Постепенно ты восстановишься, силы вернутся, будь уверен. Конечно, Билл, принесут тебе все, что нужно, обещаю.

И Биллу принесли планшет, чтобы было удобно писать, тетрадь и ручку.

Какой-то трепет охватил Билла, когда он все это взял в руки. Ему помогли удобнее лечь, и он расположил планшет так, чтобы можно было писать, раскрыл тетрадь и взял непослушными пальцами ручку.