Он с мобильного дозвонился в справочное бюро и узнал что поезд на Штутгарт с «Альте Зюдерэльбе», отходит ровно в семь вечера, как и сказал Берт. И понимая, что от него уже ничего сейчас не зависит, все-таки попытался расслабиться. Он уговаривал себя, что, в конечном счете, Стив не на Марс же улетает, правильно? И при желании, даже если сейчас он и опоздает к поезду, то сможет Стива найти. Сможет. Обязательно. Но так хотелось сегодня – не потом, а сейчас.

Когда он выскочил из машины на привокзальную площадь, то сразу услышал объявление об отправлении какого-то поезда, и это так хлестнуло по нервам, что в само здание вокзала он просто влетел.

Люди, люди, люди вокруг. Они ходили, они стояли, они суетились, так же как и сам Кулар. Он не знал куда бежать, не знал где искать справочное бюро или табло, чтобы увидеть, что к чему. Ему хотелось кричать. Искать времени уже не было.

(Ну что, послушаем трэк?)

Он остановился посреди зала, выхватывая из толпы взглядом парней, попадающих на глаза. Он не знал, в чем одет Стив, даже не знал, как сейчас этот любитель перекрашивать волосы может выглядеть. Кул подумал, что со спины он его может и не узнать…

Стало просто страшно в этой толпе. Людей было так много, а того, единственного, кто был нужен безумно – не было. И еще он понимал, что Стив может быть уже на перроне, и тогда все – он не сможет его найти. Голова начинала раскалываться, Кул чувствовал, что еще чуть-чуть, и он просто потеряет сознание. Он стоял посреди зала, в очередной раз, обводя его взглядом, когда объявили, что поезд до Штутгарта, отправляется с третьей платформы через десять минут.

Часть людей направилась в сторону перрона, и Кулар увидел парня в рыжей кожанке, закидывающего себе на плечо футляр с фотоаппаратурой. Сердце екнуло. Нет, он еще не видел лица и не видел раньше этой куртки, но аппаратура… И просто чувство, что это – он. Это Стив.

И когда лямка второй сумки была заброшена на плечо, и парень оглянулся на секунду, а потом пошел на выход, Кул не выдержал.

– Стив!!! – этот крик разорвал, нет – не тишину, тут было шумно, он разорвал нервы Стиву.

И он замер, как от выстрела в спину, чувствуя, как выступает испарина на висках.

Чувствуя, как начинает появляться слабость в коленях. Он не оборачивался, продолжая стоять так, будто этот крик его приковал к месту. Среди толпы, которая с негодованием его обходила, толкая, бросая нелестные слова. Только Стив этого не замечал и не слышал. Он ждал, боясь обернуться. И в тоже время ему хотелось сорваться с места и бежать на этот зов.

Только вот ноги не хотели идти.

Только сердце шептало: «Подожди».

Кул подлетел и за плечо развернул к себе обалдевшего парня.

Стив был чуть выше его, и поэтому Кулар смотрел на него немного снизу вверх.

На похудевшего, измотанного теми сумасшедшими неделями, после измены Кула, с отросшими волосами, со щетиной на щеках, но такого родного, любимого. С чуть приоткрытыми губами, с влажным, блестящим взглядом, в непроглядной черноте которого был немой крик, боль, растерянность…

Кулар и сам сейчас выглядел взъерошенным, растерянным, виновато смотрящим куда-то в сторону.

И не мог сказать не слова. Не мог.

Они были близко, но хотелось еще ближе. И тогда Кул сделал шаг, опустив голову и закрыв глаза. Он ждал, ждал приговора, какого-то действия, не в силах что-то предпринять сам. Сердце просто разрывало грудную клетку. А в мыслях он произносил все то, что так нужно было сказать вслух: «Прости! Прости меня! Ты был прав. Во всем был прав. Вернись ко мне. Ты так мне нужен. Я люблю тебя».

А Стив со сведенными, как от боли, бровями смотрел на шею любимого парнишки в открытом вороте и просто дышал. Глубоко, пытаясь справиться с дрожью, чувствуя комок боли где-то в груди, что причинял страдание все это время. И в тоже время Стив начал понимать, что этот комок постепенно растворяется, уменьшается, сходит на нет.

Вот так они и стояли несколько минут среди людского моря, обтекающего их с обеих сторон, как вода обтекает большой валун. Как будто их окружало некое силовое поле, что не давало никому их потревожить, случайно толкнуть, неловко задеть, хотя стояли они в самой середине потока.

Близко-близко, так, что челка Стива касалась головы Кулара, а сам Кул почти касался лбом плеча Стива. Почти. И тем, кто наблюдал эту картину со стороны, казалось, что это незаконченное движение. Что еще секунда, и они должны обнять друг друга. Но этого все не было. Словно это стоп-кадр. В котором были только они одни, и никого больше вокруг. Вне времени, вне пространства. И то, что творилось сейчас в их душах, знали только двое – они сами.

А время не стояло на месте, и когда объявили пять минут до отправления, Кул вздрогнул, а Стив, отпустив ремень сумки, положил ладонь на теплую шею мальчишки. И притянув к себе, прикоснулся к его виску своей шершавой щекой. Только Кул отстранился и поднял голову.

Он решился. Он знал, что времени больше нет.

Мгновенный взгляд глаза в глаза решил ВСЕ для них обоих. Сил сдерживаться больше не было, и Стив прижался к открытым ждущим губам.

Они целовались. Нежно и глубоко. И ничто им сейчас не могло помешать – ни осуждающие взгляды, ни смешки, ни грубые слова.

Этого не существовало для них.

Пульсы зашкаливали, сердца боялись разорваться от давления бушующей в них крови.

Но им было хорошо.

Уже было хорошо – и остальное не важно.

Время заканчивалось. И как бы им не хотелось сейчас отпускать друг друга, все равно пришлось.

Руки Кула лежали на груди у Стива, сжимая свитер дрожащими пальцами, и губы так не хотели отпускать…

– Возвращайся, – прошептал Кул всего одно слово. В теплые, влажные губы.

– Да, – такое же короткое в ответ.

Совсем короткое. Но такое желанное.

А потом Кулу осталось заставить себя разжать пальцы, отпустить.

И смотреть, как, подхватив сумку, Стив забрасывает ее на плечо, и отходит назад, не в силах оторвать взгляда от него. Отпустить, зная, что Стив вернется. Теперь вернется.

Обязательно вернется.

К нему.

***

Том стоял возле окна, и нервно курил, иногда закусывая губу. Пошла вторая неделя после его признания Биллу о том, что произошло во время операции. И первые несколько дней после него были, не сказать, чтобы совсем спокойные, они просто были легче в плане их отношений. Они могли нормально общаться, могли свободно смотреть в глаза друг другу, разговаривать на любые темы. Ну, может, почти на любые.

Шутили, смеялись, играли вместе в компьютерные игры, со своих компов, спокойно сидя рядом или даже лежа на диване, смотрели фильмы, ходили гулять, чему Билл всегда был несказанно рад – они были вместе. И это почти не напрягало в первые дни, просто медленно отступал шок от того разговора.

Какие мысли были у мальчишек в эти дни?

Билл пытался простить сам себя за все то, что творил с Томом, искренне раскаиваясь в этом, понимая, насколько все было тяжело для брата. А Том пытался поверить и себе, и Биллу, что они смогут быть братьями. Так было целую неделю, и начинало казаться, что жизнь входит в какое-то пусть непривычное, но вполне нормальное русло.

А потом… Потом начало возвращаться то, что было ДО.

На восьмой день утром Том вскинулся во сне, сел на постели, сжав член пальцами и, застонав, кончил. Только что ему снился секс с Биллом. Слишком яркий и реальный. С таким теплым, нежным, сексуальным Биллом…

Он ласкал Тома. Целовал его так, что Том во сне задыхался от нежности, от прикосновений прохладного пирсинга к языку, к губам. Такого желанного прикосновения, по которому он безумно скучал. Скучал по этой влажной нежности, сносящей башню. И сам шептал что-то хрипло в губы Билла, чувствуя, что он улыбается в ответ. А потом плавился от поцелуев, спускающихся по скуле и ниже по шее, по кадыку, когда он, откинув голову, дышал ртом, глубоко и рвано, и от этого кружилась голова. От этого вштыривало так, что казалось еще чуть-чуть, и он потеряет сознание. А потом, теплая ладошка, прошлась по его животу, паху, пальцы нежно сжали мошонку, а после, пальцы, легли на его член и нежно, но сильно, сжали его. Том выгнулся под этой лаской, понимая, что почти кончает. От одного этого прикосновения – кончает. И в этот момент он и проснулся. На грани. И не сдержался.