Джени обхватила его колени ручонками:

– Я обожаю мое дерево!

– Не только твое, – сказал ее брат. Стоя рядом с дядей, он осматривал елку. – Вот теперь точно прямо!

Хэнк, встав с качалки, выключил лампу, и комната оказалась освещена лишь разноцветным миганием огней.

– И в самом деле – приятно посмотреть!

Кэрин вздохнула.

– Это будет самое лучшее на свете Рождество, – сказала она и крепко обняла дедушку.

Хэнк подмигнул Сильви, которая в это время терлась щекой о щечку Диллона. Малыша на какое-то время отвлекли огни, и он через мамино плечо таращил глазенки на елку.

– Диллону нравится! – объявила Джени.

– Он ведь никогда не видел елочку, – сказала Сильви, – и она, наверное, произвела на него глубокое впечатление.

– Как и на всех нас, – провозгласил Джо Брокетт, на этот раз удивив Сильви искренностью в голосе.

Она мельком глянула на него, при этом застенчиво улыбнувшись. Ну конечно же, мужчина, терпящий подобный хаос, не может быть законченно плохим. Хотя она не очень-то разбирается в мужчинах, и доказательство тому – ее ребенок.

Сильви улучила момент покинуть уютную семейную сцену. В конце концов, есть повод – поменять памперс. Не все же время ей улыбаться красавчику фермеру, изредка проявляющему обаяние. Ей это обаяние ни к чему. И мужчины ни к чему, независимо от того, насколько очаровательно они улыбаются и какие замечательные слова говорят, слова, заставляющие женщину чувствовать себя самой красивой и – боже ж ты мой! – самой любимой. Хватит, с любовью покончено. Все, что ей нужно, – это работа, и ничего больше.

Его разбудил плач. Не открывая глаз, Джо прислушался, но не смог определить, кто это – младенец или Джени. До этого он малыша не слышал, так как всегда спал крепко и безмятежно. Даже когда потянулись долгие месяцы после гибели Дэб и Джима, он работал по восемнадцать часов в сутки, лишь бы не просыпаться ночью от переживаний и кошмаров.

Младенец все-таки всхлипывает как-то иначе, хотя звук и похож на тот, что приходилось ему слышать среди ночи и раньше. Вскочив с постели, он натянул джинсы и через прихожую поспешил к комнате Джени, но, открыв дверь, услышал в тишине лишь ровное дыхание племянницы. Нет, плач доносился из кухни.

Джо не остановился подумать, зачем он спускается вниз вместо того, чтобы вернуться в постель, правда, вспомнил, как нежно его брат заботился о жене в первые месяцы после рождения ребенка. Джим никогда не ленился вставать по ночам, чтобы сменить памперс или просто помочь жене, измученной детскими капризами.

Женщина, стоящая у кухонного стола, все же выглядит чужой во владениях Дэб. Однако на этот раз он не испытал привычного негодования, вместо него почувствовал жалость к Сильви. С молодой мамой явно что-то происходит. Он подошел ближе, она обернулась, и он заметил, что на ее ресницах блестят слезы. Она была босиком, а поверх едва прикрывающей колени ночной рубашки надет блеклый спортивный свитерок серого цвета. Выглядела она настолько жалко, что ему захотелось одного – заключить ее в свои объятия.

– С вами все в порядке?

– Прошу прощения – мы вас разбудили, – сказала она шепотом, поглаживая ребенку спинку. – Диллон не перестает плакать, не знаю, почему.

– Может, заболел?

– Не знаю. Только поел – и сразу завопил как резаный.

Джо протянул руки:

– Дайте его мне.

– Зачем?

– Похожу с ним, покачаю – придумаю что-нибудь.

– Но вы же не умеете!

– Милая моя, у меня там, наверху, трое детей. – Он не стал ей говорить, что скорее наблюдал со стороны, нежели участвовал в уходе за ними в их раннем детстве. Да и не надо ей, черт побери, обо всем знать. – Я видел, как брат укачивал малышей, ничего особенного в этом нет, ходи себе да напевай колыбельную.

Сильви неохотно передала ему сына, а он прислонил сладко пахнущего присыпкой и молоком капризульку к своему плечу. Тот сразу упер негнущиеся ножки в его голую грудь.

– Ну, все, все, малыш, успокойся.

– Петь будете?

– У меня слуха нет. – Надо было надеть рубашку. Он постарался вспомнить, застегнул ли ширинку на джинсах.

– А ему без разницы.

– Не может такого быть. – (Маленький подобрал ножки и заверещал.) – У него, наверное, газики скопились. Я думаю, с ним просто походить нужно.

– Что я и делала.

– А заодно и плакали вместе с ним, судя по вашему виду, да?

Удивительно, но она улыбнулась:

– Я старалась потише, чем он.

Походив кругами по кухне, он углубился в прихожую и скрылся во тьме гостиной. Сильви, как он и предполагал, последовала за ним. Перед елкой они остановились, она опустилась на колени и включила гирлянду. Комната сразу озарилась торжественным мерцанием, а рев Диллона прекратился.

Однако Джо продолжал гладить его по спинке, уж больно не хотелось ему вновь подвергнуть мукам барабанные перепонки. Он поднял брови, заметив облегчение на лице Сильви, она в ответ пожала плечами, боясь голосом вызвать очередной приступ плача. Джо еще постоял перед елкой, продолжая гладить малыша, пока тот не обмяк в его руках, а дыхание его не стало ровным.

– Ну что, все? – беззвучно спросила Сильви.

– В постель? – Вопрос прозвучал слишком уж интимно. Джо опустил взгляд и сосредоточился на темечке малыша – его покрывали завитки золотистых волос, такого же цвета, как у мамы. А кто отец и почему отсутствует, не заботясь о своей семье? Джо, переборов в себе приступ гнева, повернулся к двери.

Сильви, с волнением протянув руки к ребенку, подскочила к нему:

– Давайте, я возьму его!

– Не надо, я сам, – прошептал он, – проснется еще, если будем его тискать. Елку оставьте, я спущусь и выключу.

Боже мой, да он совсем по-домашнему заговорил. Наверное, это и должно было случиться после того, как в доме появился маленький ребенок. И – женщина. Он проследовал за ней через прихожую и вверх по ступенькам в комнату, которая до происшедшего несколько дней назад события принадлежала Кэрин. Теперь в ней находились нехитрые пожитки Сильви: видавшая виды люлька, автомобильное сиденье из пластмассы, несколько потрепанных чемоданов и пакеты с одноразовыми подгузниками.

Он переложил малыша в ее руки, при этом особо постаравшись не прикасаться к ней ни на дюйм больше, чем это было абсолютно необходимо. Он вовсе не собирается увлекаться ею. У него нет причин желать к ней прикасаться – кроме разве той, что прошло так много времени с тех пор, как он прикасался к женщине. «Но она, – напомнил он себе, – далеко не Дэб».

Да это и к лучшему. Не хочет он ощущать влечение к ней, тем более в доме Дэб. Он наблюдал, как Сильви бережно укладывает сыночка в люльку, поправляет выцветшее голубое одеяльце и медленно пятится назад.

Внезапно комната показалась слишком маленькой, а Джо осознал, что они оба полураздеты. От этой хрупкой женщины исходила некая ласковость, таинственная, взывающая к нему, неотесанному нелюдиму, очень долго прожившему холостым. И кто бы мог подумать, что вид этой взъерошенной женщины в спортивном свитерке возбудит в нем желание узнать, что у нее там, под свитером?

Она оступилась, он протянул руки и подхватил ее. Она прижалась к нему, и это было так неожиданно! Они оба застыли в таком положении, не давая сердцам свободно биться, затем она развернулась в его объятиях и посмотрела ему в глаза.

Ему следовало остановиться, он это понял позже, гораздо позже. Надо было убрать руки с ее локтей и отступить назад. Не нужно было опускать взгляд, наклонять голову и касаться губами ее губ.

Какая же она нежная! И податливая на удивление. Напряжение в нем переросло в боль, но он следил за тем, чтобы не прикасаться к ней телом даже тогда, когда поцелуй превратился в нечто большее, чем случайное полуночное недоразумение. Он желал ее с силой, о существовании которой и не подозревал, со страстью, о какой и не ведал.

Он не помнил, кто из них первый остановился. Да это и не важно. В тот момент, когда они отделились друг от друга там, в темноте комнаты, где не раздавалось никаких других звуков, кроме едва слышного дыхания малыша, Джо понял одно – он сейчас или уйдет, или займется с ней любовью. Поэтому он ушел, с трудом добрался до своей комнаты и трясущимися руками закрыл за собой дверь. Дурак он, что прикоснулся к ней.