– Мадам королева... – начала Анна, но Ричард взглядом остановил её.

Элеонора поспешила, и весьма умело, заполнить возникшую паузу.

– У королевы совсем скоро должен родиться еще один ребенок, не так ли? Прекрасно, что у венценосной четы столько детей, но мужчина не должен проводить так много времени у постели роженицы. Мой муж частенько говаривал, что хотел бы оказаться во время моих очередных родов где-нибудь в Уэльсе, ибо всегда чувствовал себя лисицей в переполошившемся курятнике.

Все рассмеялись, и неловкость была сглажена. Герцог Глостерский имел репутацию сурового и мрачноватого человека, но если даже он и был мужчиной самых серьезных наклонностей, то в этот вечер выказал и другую сторону своей натуры; Морлэнды увидели жизнерадостного человека, ценящего смех и шутки. После ужина, когда слуги убрали со стола, детям – Неду, Сесили, Маргарет, Эдмунду и Тому – было позволено войти в Зимний зал и познакомиться с высокими гостями. Малыши вели себя наилучшим образом, продемонстрировав Ричарду и Анне прекрасные манеры; герцог и герцогиня в ответ приветливо расспрашивали юных Морлэндов об их уроках и играх и беседовали с малышами так просто и естественно, что дети скоро забыли о напускной чопорности и заговорили честно и открыто, чем явно доставили удовольствие гостям.

Никто потом так и не сумел вспомнить, как же это случилось, но не прошло и получаса, как все, и дети, и взрослые, с увлечением играли в одну из самых шумных и смешных детских игр – в жмурки; вскоре забава стала такой бурной и веселой, что все буквально валились с ног от беготни и хохота. Когда игру пришлось наконец прекратить, поскольку все падали с ног от изнеможения, дети по очереди начали развлекать гостей пением, а закончили своей любимой песней «Вот и лето пришло», которую мистер Дженни научил их петь хором. После этого Элеонора обнаружила вдруг, что уже очень поздно, были прочитаны молитвы на сон грядущий, и все разошлись по своим постелям, унося и душе нежные голоса поющих детей.

Утром все поднялись рано, хотя и легли вчера за полночь: гостям надо было отправляться в путь. Все прослушали мессу в часовне, а потом вернулись в зал завтракать. За трапезой Ричард поблагодарил Элеонору за гостеприимство.

– Принимать вас для меня – большая честь, ваша светлость, – откликнулась Элеонора, и это было чистой правдой.

– Давайте без церемоний, госпожа Элеонора, прошу вас! У меня такое чувство, будто я знаю вас всю жизнь – а, может быть, в некотором смысле так оно и есть.

– Хорошо, милорд, без церемоний, так без церемоний. Но говоря о той чести, которую вы оказали нам своим визитом, я ничуть не лукавлю. Кто не почтет за честь принимать у себя лорда-коннетабля Англии, верховного судью Уэльса, губернатора севера?!

– По-моему, никто не почтет, если человек, носящий эти титулы, не заслуживает их.

– Но вы-то как раз более чем заслуживаете! Я вижу в вас так много черт вашего отца...

– Благодарю вас, госпожа Элеонора, за эти слова, и молю Бога, чтобы всегда оставаться достойным имени Ричарда Плантагенета! А теперь давайте забудем о комплиментах – они всегда смущают меня. Я солдат, как и мой отец, и, наверное, никогда не привыкну к придворным манерам и галантному обхождению.

Элеонора рассмеялась.

– При дворе, как я слышала, вслед за комплиментом обычно следует просьба о какой-нибудь услуге.

Ричард улыбнулся в ответ.

– И о чем бы вы хотели попросить меня?

– Я хотела бы попросить вас, милорд, поверить, что я никогда не делаю комплиментов, а всегда говорю только правду.

– Это прекрасно. Я всегда любил правду. Так все-таки, госпожа, чем я могу оказаться вам полезным?

Они смотрели друг другу в глаза, и каждый отлично понял собеседника.

– Мой внук Нед, – проговорила Элеонора. Ричард кивнул.

– Прекрасный мальчик.

– Домашний наставник превосходно обучил его всем положенным наукам, музыке и играм. Нед также хорошо разбирается в нашем семейном деле, которое когда-нибудь превратит его в богатого человека. Но еще я хотела бы, чтобы он познакомился с жизнью великих мира сего, научился быть полезным. Я была бы вам весьма признательна, если бы вы помогли ему получить место...

– При дворе? – спросил Ричард.

– Я не замахиваюсь так высоко... – начала Элеонора.

– В качестве одного из пажей короля он научится очень многому, – настаивал Ричард. – И может быть, даже быстрее, чем где-нибудь в другом месте. Он показался мне сообразительным мальчуганом; с ним все будет в порядке.

– Я была бы очень признательна вам, милорд, – повторила Элеонора.

– Что же, мы это устроим. Наместник моего брата на севере, и мне хотелось бы оказать вам услугу.

Через час после восхода солнца гости были уже на конях, плотно укутавшись в меха, которые защищали путников от пронизывающего мартовского ветра. Анна прекрасно держалась в седле, чем еще раз напомнила Элеонора Изабеллу. Когда гости и хозяева обменялись традиционными прощальными поцелуями, Элеонора, подчиняясь какому-то непонятному порыву, вдруг крепко обняла новобрачную и была так же крепко обнята в ответ.

– Да благословит вас Господь, – сказала Элеонора со слезами на глазах. – Вы будете очень счастливы вдвоем, и вы этого заслуживаете.

– Благодарю вас, благодарю, – отвечала Анна и потом очень тихо, шепотом, который могла слышать только Элеонора, добавила: – Я так люблю его.

В следующий миг они уже выезжали со двора, направляясь дальше на север, а Морлэнды поспешили укрыться в доме от пронизывающего холода и заняться своими повседневными делами.

Лорд Ричард сдержал свое слово, и в апреле, вскоре после того, как королева благополучно разрешилась от бремени очередной девочкой, Нед отправился верхом в Лондон, чтобы поступить на службу к королю. Мальчику не было еще и тринадцати, и хотя он был довольно рослым для своего возраста, никого бы не удивило, если бы он уронил слезинку-другую, покидая отчий дом, которого мог теперь не увидеть много лет. Но будущее, которое ждало Неда, казалось столь блестящим, что он с трудом мог сдержать возбуждение и нетерпение, и плакать за двоих пришлось Дэйзи, смотревшей вслед маленькому мальчику, выезжавшему со двора вместе со своей охраной.

Сесили тоже неожиданно разрыдалась и убежала в сад, чтобы пореветь там в одиночестве, а следом за ней побрел её маленький кузен Эдмунд, которому хотелось утешить девочку. Когда чуть позже Элеонора набрела на них, играющих вдвоем, то спросила у Сесили, почему та плакала – из-за своего нежного сердца?

– Ну, мне было жаль, что Нед уезжает, бабушка, – уклончиво ответила Сесили.

– Но плакала-то ты не из-за этого? А из-за чего же тогда? Ну-ка давай, дитя, отвечай! Из-за чего вдруг такой рев?

– Я тоже хотела отправиться в Лондон, – неохотно призналась Сесили. – Мне кажется, это было бы лучше всего на свете! Ну почему я родилась девочкой?! Мальчикам всегда достается все самое хорошее. Это несправедливо.

Элеонора отвернулась, чтобы скрыть улыбку, но сердце у неё слегка екнуло, и в глубине души она задалась вопросом – неужели вес горести Изабеллы предстоит пережить и её племяннице?

Элеонора закончила читать письмо вслух и окинула взглядом свою семью.

– Ну, – проговорила женщина, – что вы на это скажете?

– Война с Францией? – задумчиво и с сомнением в голосе промолвил Эдуард. – Не знаю.

– А почему бы и нет? – воскликнула Хелен. – Почему мы не можем забрать назад земли, которые нам принадлежат?

– Это может оказаться не так-то просто, – ответил Эдуард. – Я вот думаю о торговле – как война отразится на торговле? Не забывайте, что наши дела в немалой степени зависят от продажи наших тканей во Франции.

– Ах, ткани! Да тьфу на эти ткани! – импульсивно вскричала Сесили. – Что значат все ткани по сравнению со славой Англии – марширующими и сражающимися солдатами...

– Помолчи, Сесили, – резко оборвала её Дэйзи. – Не забывай, что этих солдат могут убить и что среди них вполне может оказаться твой брат Нед.