Иван Иванович поставил кружку на угольки:

— Обожди, ты вроде говорил, что ты медведя вынюхивал?

Геологи фыркнули в кулаки. Вячеслав Валентинович окинул их презрительным взглядом и стал выкручиваться.

— Действительно, сначала я его вынюхивал, а потом он меня вынюхивать стал. И намерения у него, подлеца, откровенные — сожрать. В голове у меня, понятно, ералаш — Жилин-Костылин. Но и твердая мысль, конечно. Не уйдешь, думаю, от меня хам и невежа, а сам, понятное дело, на дерево поглядываю. Забраться бы мне туда, думаю, я бы тебе, мерзавцу, показал, где раки зиму проводят. Но не успел. Черной горой вырос он передо мной. Уши прижаты, шерсть на загривке поднялась, как трава, и клыки вонючие. Я выстрелил. Чувствую попал. Его откачнуло. Но момент — и он прет снова.

— Обожди, Колесников, когда Додоев с Бурмейстером подскочили, ты же на дереве сидел.

— Правильно, я точку обстрела выбирал.

— Но ружье-то ты оставил на земле.

— А ты, Иван Иванович, видел?

Иван Иванович засмеялся:

— Мне Жухов рассказывал.

— Нашел кого слушать, да Васька — известный в тайге враль! Я на дереве с ножом сидел, а ружье, если хотите знать, для приманки оставил. Думаю, подойдет этот мерзкий хам нюхать, а я с дерева на него прыгну и разделаюсь сразу за все переживания. А он не дурак оказался, ушел от греха подальше.

Эвенк Додоев слушал внимательно и под конец, затянувшись дымом, произнес:

— Молодец, Славка, шибко хорошо рассказывает, лучше даже, чем было.

От хохота геологов вскочила на ноги Линда и гавкнула несколько раз в ночное небо.

К Петьке с Таней подошел Иван Иванович:

— Надо спать, ребятки, на завтра вам задание — обед сварить на пять человек. Остальные будут обедать в тайге у костров. С утра все разойдутся по маршрутам. А обедать придут люди не из нашей геологопартии, а буровики. Сварите для них двойную норму. Они шурфы бьют в граните, выматываются.

— Почему рыжий геолог ни с кем не разговаривает? — спросила Таня.

— Рабочим он у нас числится. Фамилия у него Челпанов. Федя-копеечник. Опять у него что-то потерялось, а требует, чтоб мы оплатили. — Иван Иванович послушал журчанье ручья, вдохнул полной грудью. — Природа, ребятки, здесь красивая. Я всю жизнь в экспедициях, а здесь мне нравится больше всего. По Амуру ходил и думал — лучше края нет, а оказалось, что есть, я еще, ребятки, мечтаю по этим местам на поезде проехаться, по нашей с вами трассе. Знаете ли, приятно будет лететь ночью в вагоне сквозь тайгу и хребты, пролетать через туннели, как через игольное ушко. Только знаете, ребята, чего я побаиваюсь?

Петька с Таней насторожились. Иван Иванович зашептал:

— Я боюсь, что всю славу возьмут себе строители, а нам, геологам, ничего не достанется. А почему? Да потому, что мы люди скромные, а строители, они, брат, бахвалиться любят, а трассу-то мы, геологи, первыми пройдем. И костры первые принадлежат всегда геологам. — Он пожелал приятного сна и, шаркая по-стариковски ногами, ушел.

Таня первая юркнула в палатку. Нащупала мешок, развернула и залезла в него. Петька нашел медное колечко — замка-молнии и застегнул Таню в мешке. Свой мешок Петька положил ближе к выходу, на всякий случай.

Они лежали и смотрели через щель полога в черное небо. Снизу высокие сосны казались мохнатыми мягкими лапами, обсыпанные сверкающими алмазами звезд. От костра доносились звуки гитары и мягкий голос Колесникова.

Петька с Таней спали, когда к палатке подошел Додоев. Он приподнял полог и втолкнул туда собаку. Потоптавшись на месте, Линда легла у самого выхода. Навострила уши и закрыла глаза.

Недалеко от палатки послышался собачий лай. Петька проснулся, вылез из мешка. У высоких сосен кого-то задержала Линда. Она предупреждающе рычала и заливалась хриплым лаем. Собака, почуяв подмогу, с яростью стала бросаться на сосну и царапать когтями кору. Петька подкрался ближе, всмотрелся в толстые переплетения сучьев и побежал к палатке.

— Таня, вчерашний медвежонок сидит на дереве, медведица, значит, где-то погибла.

Но из палатки никто, не ответил. Петька заскочил внутрь, Танин мешок был пуст. Таню разыскал он под кухонным навесом. Она сидела на камушке между чурок и выбирала из ржаной муки овсяные зернышки.

— Почему меня не разбудила?

У Тани в глазах появилась хитрая искорка:

— Я сама только что встала.

Петька посмотрел на полный стакан овсяных зернышек и обиделся.

— Там медвежонок на дереве, — сказала Таня. — А Линда меня не слушает и лает на него. И тебя разбудила, а ты сегодня во сне стонал.

— Геологи при тебе ушли?

— До меня еще. А я проснулась и решила овсяный кисель сделать с ягодами. Помнишь, нас Тимкина мама угощала?

Возле сарая затрещали кусты, и к ребятам вылетела Линда. Глаза были ошалелые и радостные.

— У ней на зубах, кажется, медвежья шерсть.

Петька схватил Линду, пальцами разжал ей пасть. Но собачьи зубы были уже чистыми и поблескивали, словно полированные. Таня с Петькой побежали напрямик через кусты к палатке. Медвежонок был цел, только сидел на другом дереве. Линда оказалась хитрой собакой. Она не стала лаять, а подползла к дереву на брюхе и своими широкими лапами стала подрывать корни. Медвежонок завизжал по щенячьи. Таня решила увести Линду и обеими руками взялась за кожаный ошейник. Собака уперлась всеми четырьмя лапами в землю, а зубами поймалась за ветку.

Пришел на помощь Петька. Он скинул куртку, положил на мох и вцепился в стоящий дыбом серый загривок. Линда напружинилась и стала махать хвостом. Ей нравилось сопротивляться. Линду подняли на воздух, но ветку она не отпускала. Тогда Таня отломила ветку. Не давая собаке опомниться, ее волоком потащили к кухне. Мотая головой, она пыталась схватиться за кусты, за ветки, за траву. А когда за ней захлопнулась дверь кухни, она вдогонку ребятам завыла по-волчьи.

Медвежонок устал сидеть на дереве и, как только Линду увели, неуклюже подобрался к стволу и, обхватив его маленькими лапами, спустился до нижней сухой ветки. Увидел Таню, фыркнул, бросился снова вверх. Заторопился и сорвался. Он шмякнулся задом в мох, как в мягкую перину, и тут Петька накрыл его своей курткой. Медвежонок от страха притворился мертвым. Не теряя времени, Петька завернул его покрепче и взял на руки.

— Таня, выкатывай бочку из сарая.

От крика медвежонок задергался. Внутри куртки залязгали острые зубы. Таня быстро открыла замок сарая и, выкатив оттуда бочонок, поставил стоймя.

Очутившись в бочке, зверек сжался в комочек, и его можно было принять за старую меховую шапку эвенка.

— Я ему сейчас пищу принесу, ладно, Петька?

Прибежала Линда. Черный кончик носа у нее нервно двигался. Она обнюхала Петьку и прыжком, как кенгуру, бросилась к бочке. Петька с Таней не успели ее поймать. Она встала на задние лапы и опустила голову в бочку. Но схватить медвежонка не успела. Он подпрыгнул, как резиновый, и шлепнул собаку по морде. Такого коварства Линда не ожидала. Она метнулась в кусты и, крутя носом, завизжала.

С медвежонком теперь она не связывалась. Делала вид, что его не замечает. Но однажды подкараулила его в палатке Жухова и Колесникова, где медвежонок пытался «поиграть» на гитаре. Получив от Линды выволочку, он к палаткам больше не подходил.

Петька с Таней обошли стойбище кругом, внимательно, как настоящие сторожа, осмотрели хозяйство и вернулись в палатку читать документы Самоволина. Таня легла на свой мешок, а Петька с картонной папкой сел у входа, чтобы можно было услышать, если появится чужой.

…Его превосходительству

полковнику Жуланову,

начальнику губернского