Москва давно переплюнула и Ростов-папу и Одессу-маму. Провинциальные родители криминала могли похвастать только Беней Криком с его подержанным «вессоном» и претензиями на уголовное джентльменство да бандой Фантомасов с кустарными автоматами и теми же претензиями. Смех один, да и только.

Москва – настоящий город гангстеров. Здесь крутятся огромные деньги, здесь в одночасье сколачиваются фантастические капиталы, здесь бандиты договариваются с политиками, а политики заключают сделки с бандитами, здесь особенно наглядно стирается граница между криминалом и властью, здесь самые дорогие рестораны и проститутки... Каменные джунгли. Клоака. Зона повышенного риска.

Уже лет десять кипит здесь мутное нехорошее варево, то и дело всплывают из потаенных глубин на поверхность изуродованные трупы, смертельными пузырьками прорываются автоматные очереди, лопаются огненные пузыри тротила и разлетается в стороны разваренная человеческая лапша.

Кажется, что все привыкли к стрельбе и взрывам, но на самом деле это не так. Привыкли к сообщениям: там-то взорвался автомобиль, столько-то человек погибли... Но когда в родном твоем дворе вдруг раздается грохот фугаса, И взрывная волна вгоняет в кухню осколки окна, и битое стекло оказывается в кофе и яичнице – какое тут может быть привыкание?

Утром четырнадцатого февраля прогремело на Ломоносовском проспекте, неподалеку от метро «Университет». Еще не успели осыпаться лопнувшие стекла в магазине «Океан» и близлежащих многоэтажках, а вокруг огромной черной кляксы с дымящимся посередине скелетом микроавтобуса уже толпились любопытные. Испуганно пиликали сигнализации потревоженных взрывной волной автомашин, стелился по земле ядовитый серо-черный дым.

А в толпе работали локти, вытягивались испуганные лица, шаркали ботинки, вполголоса шел обмен малосодержательной информацией:

– Во блин! Нет, ты видел? А если б мы мимо шли?!

– А я, значит, сына проводил в школу, иду обратно, и тут по ушам «бабах!». Смотрю: автобус – в куски, дым, огонь...

– Петюнчик, в натуре, это тот волчара сделал! Я ему культурно: что случилось? А он – в морду! И когти рвать!..

– И я то ж! За что, брат? А он: тебе какая-то труба, брат! И тоже с правой...

Но никто не торопился подойти поближе к месту происшествия, переступить невидимую черту. Там ведь не коммунистический митинг и не парад активисток движения «Чем в мехах, так лучше голой». Там опасность. Угроза. И ужас несмягченной объективами смерти.

Растаявший снег, смятый, искореженный металл, крошево стекла, едкий запах взрывчатки... А главное – бесформенные обугленные куски человеческой плоти в тлеющих лоскутах измазанной кровью одежды – посмотришь, сердце проваливается в желудок, а содержимое желудка наоборот – рвется наружу.

Черный мусор кругом, островки огня, обрывки, осколки, обломки – или поди угадай, что там такое.

– Мама родная, – побледнев, выдохнула женщина с хозяйственной сумкой, – так это же чья-то рука...

– А ты чего думала? – сплюнул зажимающий ворот пальто нетрезвый мужик в застарелой щетине, но со свежеподбитым глазом. – Видала, как рвануло! Всех в крошево...

– Гля, Петюнчик, чего на пальце... Рыжье? Как бы подобраться... – прошептал его товарищ, с трудом шевеля разбитыми губами. – Да нет, сейчас не выйдет... Жалко...

Через полчаса примчались четыре кареты «Скорой» и два «жигуля» с Петровки. Чуть позже с рычанием подкатил грузовик внутренних войск, горохом сыпанули из затянутого брезентом кузова краснопогонные солдаты с напряженными лицами и автоматами наперевес. Место происшествия оцепили, толпу оттерли подальше. Мрачно осмотревшись, врачи сгрудились над единственным целым телом.

Почти сразу послышались возгласы: «Есть пульс! Камфару и кислород – быстро!» А через несколько минут пострадавшего погрузили в реанимационную машину и та под вой сирен рванула на красный свет.

Приехали пожарные в гремящих на морозе спецкомбинезонах, вышли, потоптались хмуро – все, что могло сгореть, сгорело давно, чего летели, спрашивается?

Одна за другой тормозили борзые «Волги», «Форды» и «Мерседесы» с мигалками или в спецокраске – городское, милицейское и прокурорское начальство. Мигом возник микроавтобус с телевизионщиками. Задымили сигареты, загорелись глазки телекамер, засуетились ушлые стервятники-операторы. Клевец, «важняк» с Петровки – здоровенный широколицый мужик в надвинутой на глаза кожаной кепке, вынул руки из карманов драпового пальто и, выставив перед толпой растопыренные ладони, в десятый раз повторял:

– Ну не топчитесь почем зря, ну кому говорю?.. За линию, едрить вашу!!

Последними подкатили неброские машины ФСБ – генерал-лейтенант Ершинский и следственная бригада во главе с майором Фокиным. Выйдя из машины, генерал поправил дубленку, хищно оскалился на черное пятно («Хорошо хоть, что не на Красной площади»), обернулся к Фокину, вполголоса приказал:

– Посмотри по-умному. Может, нам и соваться нечего... Если чистая уголовщина, пусть прокуратура забирает, – потом надел маску свойского парня и направился к начальственной тусовке.

Фокин был на голову выше своего шефа, огромный, неулыбчивый, косолапый, как медведь из Завидовского заповедника. Он распечатал новую пачку «Бонда», вытянул сигарету, по привычке прикусил зубами фильтр.

Холодные серые глаза неспешно фиксировали картину разрушения, выхватывая значимые детали: сорванная крыша микроавтобуса, развернутые «розочкой» борта – взрыв ненаправленный, очень мощный – с полпуда динамита или аммонала, если тротила, то немногим меньше, да и пластида килограмма два... Зачем столько? Вон за двести метров форточки в доме повылетали... Для микроавтобуса за глаза одной двухсотграммовой толовой шашки хватит... На почерк обычных бандитов не похоже!

Прикурив, Фокин струйкой выпустил синеватый дым. Сейчас от него, начальника отдела по расследованию особо тяжких преступлений, зависело – влазить в это дело или нет. Отвечать за ошибочное или даже просто недальновидное решение предстояло тоже ему. За спиной напряженно ждали команды семеро неуловимо похожих друг на друга людей в неброских, будто подобранных по единой моде пальто. У некоторых в руках были папки для документов, у нескольких – чемоданчики, двое держали руки в карманах.

– Сверкунов, – не поворачиваясь, окликнул Фокин.

В поле зрения мгновенно возник молодой человек с острым лицом ищейки.

– Раздвинь-ка цепь еще на три метра.

– Есть. Сверкунов исчез.

– Сомов и Дьячко, наберите свидетелей. Адреса, телефоны, все, что можно. Муровцев поспрашивайте, они тут уже давно. Гарянин... Пройдись по толпе, послушай, что говорят интересного. Ярков, пробы воздуха, экспресс-анализ на тип ВВ <ВВ – взрывчатое вещество (проф. сленг)>.

Следователи, опера и взрывотехник отправились выполнять распоряжения, криминалист и Судмедэксперт продолжали переминаться с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди.

Когда Сверкунов вернулся, Фокин дружески хлопнул его по плечу – он умел работать с людьми.

– Бери Сименкина и Пасько и начинайте осмотр. Снимки, вещдоки – все как обычно.

– Так бригада прокуратуры работает. Вон уже обломки пронумеровали, – неохотно отозвался тот. – Чего дурную работу делать?

– Нам их нумерация не помешает. Отчитываться-то они за себя будут, а мы – за себя. Пока неизвестно, кто дело возьмет...

– Чего там неизвестно, – махнул рукой Сверкунов. – Бандюки других бандюков взорвали. Это наше дело, что ли?

– Ты больно умный стал, все наперед знаешь! – резко бросил майор. – Понял, что я сказал? Выполняй! Ставить людей на место он тоже умел.

– Есть, – буркнул Сверкунов и принялся за дело. Фокин докурил сигарету, аккуратно спрятал окурок в пачку, чтобы не следить на месте происшествия. Короткая куртка на рыбьем меху не спасала от холодного ветра. Он поднял воротник. Рядом появился Клевец, широкое лицо раскраснелось, только белыми пятнышками выделялись оспины на щеках, полы пальто испачканы в саже.