— Зачем она это делает?

— Я не знаю. Я не знаю. Не паникуй. Все будет хорошо.

Когда лифт остановился, Грант посмотрел на него с хрупкой надеждой, от которой у Джастина все внутри перевернулось.

Снова по коридору к их квартире, расположенной в зоне отдыха, в этот час им встретилось только несколько человек. Джастин снял карточку-ключ с защелки на кармане и с трудом ввел ее в прорезь. Его рука тряслась. Грант, вероятно, видел это.

«Никто не входил с тех пор, как последний раз пользовались этим ключом», — проговорил бесстрастный голос монитора, и зажегся свет на всем пути, через прихожую и голубую гостиную, в спальню, поскольку именно на это он запрограммировал свой монитор на случай появления в этот час.

— Грант Здесь, — пробормотал в сторону лампы в спальне Гранта, видимой сквозь левую арку.

— Я соберу свои вещи, — сказал Грант, и в первый раз проявил признаки надлома, когда с дрожью в голосе спросил: — Не следует ли нам позвать Джордана?

— Господи. — Джастин обнял его. Грант приник к нему, его била дрожь, и Джастин крепко обхватил его, пытаясь осознать ситуацию, в которой оказался, а также закон Резьюн, гласивший, что он не может защитить эйзи, который был его братом с тех пор, как он себя помнил.

Грант знал все, знал то же, что и он сам. У них с Грантом не было различий, никаких, кроме этой проклятой Х в номере Гранта, что делало его на всю жизнь собственностью Резьюн.

Она могла допрашивать его о Джордане, обо всем, что он знал или подозревал, отлаживать на нем системы, тайпировать его, блокировать отдельные участки его памяти, делать все, что ей захочется, и у него не было способа предотвратить это.

Это было отмщение его отцу. Это была и власть над ним — ведь его, как и Гранта, только что взяли в отдел Ари. Позволь ей, сказал он тогда отцу. Позволь ей взять меня в свой персонал. Не спорь. Все в порядке. Ты сейчас не можешь позволить себе ссору с ней, и, возможно, это для меня хорошее место.

Потому что тогда он считал, что отец, измученный надеждой снова получить перевод, мог бы потерять слишком много.

Скажешь мне, говорил Джордан с величайшей строгостью, скажешь мне сразу же, если она начнет придираться.

А тревога была. И даже более, чем тревога, со второго дня его пребывания в том крыле — с разговора Ари в ее кабинете, Ари слишком близко и притрагивается к нему под предлогом чистого дружелюбия, но постепенно привнося слишком много личного, спокойно приговаривая при этом, что она привлекла его в свое крыло отнюдь не только из-за результатов тестирования, и что они оба, и он и Грант, могли бы… оказать ей услугу, что другие ее помощники так и поступают, и что такое положение в порядке вещей для ее персонала. В противном случае, намекнула она, существовали способы осложнить жизнь.

Он испытывал отвращение и испуг, и, что хуже всего, он видел намерение Ари, ловушку, которую она готовила, а самого себя чувствовал рычагом, которым она собиралась подцепить Джордана. Прекрасный способ спровоцировать его на инцидент, который в дальнейшем она сможет использовать. Так что он не отказался от своей роли даже тогда, когда она обняла его; и продолжал работать над отчетами в то время, как она сидела на подлокотнике его кресла, положив руку ему на плечо. Она приглашала его в свой кабинет после работы, задавала ему вопросы, делая вид, что выверяет отчеты сотрудников, а он что-то отвечал, не особенно задумываясь и не желая запоминать свои слова потому, что у него не было возможности заниматься тем, о чем она его спрашивала. Ему никогда в жизни не хотелось делать то, о чем она говорила; и он подозревал, что и без лент, без наркотиков, без ничего, пользуясь только его наивностью и своим мастерством, она лепила всю его жизнь. Он мог бы бороться, стать циничным, дерзко отвечать ей, играя в ту же игру, — но это была Ее игра.

— Я что-нибудь придумаю, — сказал он Гранту. — Из этого должен быть выход. Все будет хорошо. — И он позволил Гранту отправиться к себе, чтобы упаковать вещи, а сам остался стоять в одиночестве в гостиной, охваченный ознобом, проникшим до костей. Он хотел позвонить Джордану, попросить совета, вдруг закон допускал какие-нибудь действия.

Но по всей вероятности Джордан отправится прямо к Ари, чтобы отторговать у нее Гранта. Тогда Ари может разыграть другие карты, типа записей тех встреч в конторе.

— О, Господи, тогда Джордан точно ринется прямо в Департамент Науки и начнет сражение, которое сметет все предварительные соглашения и приведет его к поражению.

Запросить бы домашний компьютер относительно закона — но этим он не решался воспользоваться: каждое обращение регистрировалось. Ничто не проходило бесследно. Не было возможности обыграть Резьюн. Он не знал, насколько велико политическое влияние Ари, но его хватало на открытие новых путей исследования, оно могло подчинять компании на отдаленных звездных станциях и непосредственно влиять даже на торговлю с самой Землей; а это была только видимая часть всего.

Через коридор он слышал звуки открываемых дверец стенного шкафа, видел Гранта, складывающего одежду на кровать.

Он внезапно осознал, куда отправлялся Грант, — так же, как они представляли, когда мальчишками сидели на берегу Новой Волги, отправляя в плаванье вниз к Новгороду лодочки, сделанные из старых консервных банок, на удивление горожанам. И позже, когда они как-то вечером обсуждали переназначение Джордана и тот случай, если их задержат до того, как Джордан сможет забрать их.

Вот худшее и наступило, думал он, совсем не такой, как они планировали, но это был их единственный шанс.

Он вошел в комнату Гранта, приложил палец к его губам, призывая к молчанию, потому что Служба Безопасности все-таки прослушивала помещения: Джордан предупреждал его об этом. Он взял Гранта за руку, быстро и тихо вывел его в гостиную, к двери, вынул из шкафа свое пальто, не выбирая: снаружи подмораживало, люди переходили из крыла в крыло по улице, это было обычным явлением. Сунул Гранту его одежду и вывел его в коридор.

Куда? — отчетливо спрашивал обеспокоенный взгляд Гранта. Джастин, не делаешь ли ты какую-нибудь глупость?

Джастин взял его за руку и потащил Гранта по коридору, снова к лифту.

Он нажал «Т». Уровень туннеля. Кабина поехала вниз. Господи, только бы не остановили на главной.

— Джастин.

Он отпихнул Гранта к стенке лифта, притиснул его там, хотя Грант был на голову выше.

— Тихо, — сказал он. — Это приказ. Ни слова. Ничего. Понял?

Он так не говорил с Грантом. Никогда. Его трясло. Грант стиснул зубы и кивнул, испуганный, когда двери лифта отворились в бетонную темноту штормовых туннелей. Он выволок Гранта наружу и снова прижал его к стене. На этот раз спокойнее.

— Теперь послушай меня. Мы отправляемся в город.

— Я…

— Слушай меня. Я хочу, чтобы ты исчез. Лег на дно, спрятался. Прямо сейчас. Сделай это. И там оставайся. Это приказ, Грант. Если ты никогда в жизни не делал то, что я говорил — сделай это хотя бы сейчас. Сейчас! Понял?

Грант глотнул воздуха, затем собрался и после двух отчаянных вздохов его лицо стало бесстрастным.

Теперь без паники. Спокойно.

— Хорошо, — сказал Джастин. — Надень пальто и пойдем.

Вверх на другом лифте, в административное крыло, старейшее, затем в кухни этого старомодного крыла, где персонал ночной смены мыл посуду после ужина и готовил завтрак для службы доставки. Это был маршрут побега, которым в свое время пользовался каждый ребенок в Доме, через кухни, в самый конец, туда, где стояли плиты, где кондиционеры всегда не справлялись, где все поколения работников подпирали дверь пожарного выхода мусорными баками, чтобы создать сквознячок. Кухонные работники не собирались «закладывать» юных проныр (разве что кто-нибудь спросит). А администрация никогда не препятствовала такой практике, которая вела молодых бездельников и шалопаев, полноправных граждан мимо свидетелей, которые, если их спросят, с готовностью скажут: да, Джастин Уоррик и его эйзи вышли через эту дверь — но не раньше, чем их хватятся.