— Ты перепишешь Гранта на меня.
— На следующей неделе. Отсрочка — на тот случай, если что-нибудь прояснится. Ты такой умный парень. Ты понимаешь меня. В 22:00 этим вечером. Я работаю допоздна.
3
Дословный текст из: Аспекты выращивания
Ленточные образовательные программы по генетике: 1
Образовательные публикации Резьюн: 8970-8768-1
одобрено для 80+
Внимание оператору.
Группа МЛ-8968: Группа БУ-9806: окончание.
Компьютеры дали сигнал призывающий людей к вмешательству. Начальник смены оповестил соответствующих сотрудников. Процесс рождения начался.
Все шло как по маслу. Родильные камеры мягко двигались и сокращались, всевозможные датчики показывали норму. Две МЛ-8968, женского пола, мю-класса, достигли при рождении 4,02 кг. Видимых нарушений не наблюдается. Два БУ-9806, бета-класса, также здоровы. Техники знают свое дело. БУ-9806, очень подвижные, являются любимцами, им уже дали имена, но эти имена не сохранятся: техникам не долго осталось общаться с ними.
Родильные камеры имитировали состояние потуг, и через некоторое время направили свое содержимое по скользким желобам на мягкие локти и прямо в обтянутые перчатками руки ожидающих техников. Никаких кризисов. Девочки мю-класса — широколицые, безмятежные, с бесцветными волосами; беты — длиннее, с тонкими конечностями, с копной темных волосиков, не такие симпатичные, как Мю. Они состроили гримасы и техники засмеялись.
Пуповины перевязаны, последы извлечены со дна лотков, и чистая теплая вода обливает детишек — их первое купание. Техники для порядка взвешивают их и присоединяют эти данные к записям, начатым двести девяносто пять дней назад, дополнения к ним будут делаться все реже по мере того, как дети переходят от состояния непрерывного контроля к первым самостоятельным моментам своей жизни.
Обслуживающие эйзи принимают их, заворачивают в мягкие белые одеяльца, нежно заботятся, ухаживают и укачивают на руках.
В промежутках между сменами пеленок и кормлениями они лежат в колыбельках, которые, как и родильные камеры, слегка покачиваются в такт человеческому сердцебиению и отдаленному голосу, тому самому голосу, который разговаривал с ними еще в родильной камере, мягкому и убедительному. Временами голос поет им. Временами просто говорит.
Придет время и когда-нибудь он даст им инструкции. Этот голос — ленточная структура. До сих пор все в подсознании, в недрах психики. Но даже в на этом уровне хорошее поведение вознаграждается. Когда-нибудь голос заговорит с осуждением, но на этой стадии нет никаких нарушений, разве что беты доставляют незначительное беспокойство.
Группа СХОЗ-789Х: тревога, тревога
СХОЗ-789Х — в беде. Экспериментальный генотип неудачен, и после совещания обслуживающего персонала техник отключает жизнеобеспечение и передает СХОЗ-789Х для вскрытия.
Эйзи-техники вычищают камеру, снова и снова промывают ее, и старший техник начинает покрывать ее биоплазмой.
В нее будет помещен другой обитатель, как только покрытие будет готово. Но не раньше, чем станут известны результаты вскрытия.
Между тем в вынашивающую камеру поместят клетку СЕЛЬХОЗ-894 мужского пола, того же вида. Это не первая неудача. Адаптационная настройка — сложный процесс, и неудачи случались достаточно часто. Но СЕЛЬХОЗ-894 — другая особь с соответствующими отличиями: существовала вероятность, что этот вариант сработает. Даже в случае неудачи можно будет сделать ценные сравнения.
Переустройства ландшафта и изменения атмосферы недостаточно, чтобы объявить мир подходящим для жизни человека. Миллионы лет приспособления, которые связали все виды жизни на Земле в сложную экосистему, — слишком долгий срок для Сайтиин.
Резьюн заменяет и время, и естественный отбор. Как и природа, она теряет отдельные существа, но селекция ускоряется и управляется разумом. Некоторые высказывают мнение, что выведение декоративных и фактически бесполезных видов при подчеркивании одних черт и подавлении других весьма важно, поскольку придает земной жизни необходимое разнообразие.
Однако Резьюн не теряет информацию. Она строит ковчеги для дальнего космоса, простые жестяные банки, вращающиеся около определенных звезд, недорогие в изготовлении, корабли без двигателей, емкости для хранения генетического материала, размещенные в различных местах, защищенные и экранированные от космического излучения. Они содержат непосредственно образцы генотипов, а также их цифровой код и код записи, позволяющие разумному существу (достаточно развитому, чтобы догадаться о назначении этих ящиков) прочитать эти коды.
Для человечества оказалось достаточно миллиона лет, чтобы от примитивных предков развиться в разумные существа, совершающие космическое путешествия. И через миллион лет, благодаря этим подвигам, человечество сохранит генетические записи своего прошлого и прошлого каждого вида, который проходил через лаборатории Резьюн, наше собственное наследство и генетические наследства каждого мира, с которым мы соприкасались, защищенные от случайностей и влияния времени…
В ковчегах законсервированы и такие фрагментарные коды, которые удалось извлечь из человеческих останков тысячелетней давности, из земных генофондов, предвосхищавших развитие генобанков двадцатого столетия, из последних перед смешением рас генофондов материнского мира, а также из останков людей и животных, сохранившихся в веках в мерзлоте или других обстоятельствах, при которых осталась неразрушенной внутренняя структура клеток.
Представьте себе, какие разительные перемены могли бы произойти, если бы в подобных ковчегах сохранилась генетическая информация о геологическом прошлом. Земля, до сих пор являющаяся уникальным свидетелем катастрофического исчезновения высших форм жизни, могла бы, посредством подобных хранилищ, восстановить богатство всех существующих эволюционных линий и разрешить загадку своего прошлого…
Резьюн никогда не пренебрегала генетическим отбором. Она следила за сохранением различных вариантов в разнообразии, беспрецедентном для истории человеческого рода, и, хотя работала таким образом на эволюционные изменения, сохраняла все возможные отклонения…
Время перестало существовать. Только прокручивалась лента, большей частью безмятежно, иногда вызывая тревогу. Временами накатывало небытие, но, в основном, состояние не менялось — даже сейчас, когда Грант почти пришел в себя.
— Ну, давай, к тебе пришли, — раздался чей-то голос, и влажная ткань коснулась его лица. Обтирание с лица нежно перешло ниже, на шею и грудь, пахло одеколоном. — Просыпайся.
Он приоткрыл глаза. Пока шло обтирание, он иногда глядел в потолок, мечтая, чтобы его освободили от ремней, но это была слабая надежда. Он хотел, чтобы ему снова дали ленту, потому, что страх остался позади, и ему было приятно, пока это длилось.
Он озяб под потоком воздуха, обдувающим влажную кожу. Ему хотелось вновь укрыться простыней. Но он не попросил об этом. Он прекратил попытки общаться с людьми, которые удерживали его, и они больше не причиняли ему вреда. Это все, что ему было нужно. Он вспомнил, что надо моргнуть. Он не видел ничего. Он старался не обращать внимания на холод. Он почувствовал острую боль, когда техник воткнул иглу ему в руку. Его спина болела, и самое чудесное облегчение принесла бы возможность переменить положение в постели.
— Ну, хватит. — Его снова накрыли простыней. Затем слегка хлопнули по лицу, но он не ощутил боли. — Давай, открывай глаза.
— Да, — пробормотал он. И снова их закрыл, едва эйзи вышла.
Затем он услышал другой голос, от двери, голос молодого мужчины. Он поднял голову, посмотрел и увидел там Джастина. В первый момент он не поверил увиденному и дернулся в ремнях.
Однако Джастин подошел, присел на край кровати и взял его за руку, несмотря на то, что ремни мешали ему. Пожатие было теплым. И почти как настоящее.
— Грант?
— Пожалуйста, не делай это.