— Это не мешает мне видеть в тебе женщину, — Давид с интересом рассматривает мои губы, и я зачем-то облизываю их, только после понимая, что это провокация, — хватит ломаться. Я уже понял, что ты не из числа шлюх, что обычно стелются передо мной. Я ценю это.

— Но общаться, видимо, умеете только со шлюхами.

Резко вскидываю локти, отталкивая от себя зазнавшегося босса. Внутри кипит злость. К чему этот разговор? Да и что значит, хватит ломаться? Ох, Давид Александрович! Видит бог, я была близка к тому, чтобы перестать сопротивляться инстинктам, если бы не упоминание продажных женщин.

— Что опять не так? — ловит мои руки, насильно вжимая в себя, и в пакете хрустит пластиковый контейнер с десертом.

— Все не так! — уже смело смотрю в глаза хаму. Ненадолго его хватило, вот и нутро вылезло, — если вы считаете себя настолько неотразимым, что каждая мечтает попасть к вам в постель, смею огорчить!

— Не получится, — скалится подлец, — ты тоже хочешь. И даже не смей мне лгать.

— Слишком самоуверенно, не находите?

— Я подожду…— ехидничает босс, разжимая руки, и лифт останавливается, — дай знать, как передумаешь, недотрога…

Он выходит, оставляя меня позади. А на этаже работа замирает. Коллеги провожают взглядом босса, что неспешно проходит мимо них к своему кабинету, напевая какую-то мелодию, а после обращают внимание на меня.

— Лен, ты чего? — подходит Оля и обнимает за плечи, — что опять зверствовал?

— Да так...рабочие моменты.

Я готова порвать этого сноба на мелкие кусочки. Самовлюбленный, наглый засранец! Поседеешь, пока ждать будешь. Черта с два я передумаю!

— Держите. К чаю, — вручаю подруге сладости, которые теперь в горло не полезут, а сама иду к своему шкафчику, чтобы достать боксерскую грушу, припрятанную после одной из рекламных кампаний. Ох и достанется бедняжке!

Пока коллеги разбирают кусочки угощения, я распахиваю дверцу и вижу…новые туфли?

— Ох, забыла совсем! Ты же бегала все утро, а курьер принес, сказал тебе. Боже, как вкусно! — стонет Оля, даже не догадываясь, что это «подарок от босса». Больше не от кого.

Открываю коробку. Предсказуемо, там дорогущие туфли знаменитого бренда. Давиду гордость бы не позволила купить что-то простое. Но с чего он решил, что я приму?

— Коленка! — Ильич, сжимает пальцы на моих ребрах, и я, подпрыгнув от щекотки, едва не ударяюсь головой о дверцу, — ты мне нужна! О, туфли! Симпатичные! А мы неплохо тебе платим, — шутливо подмигивает и зовет идти за ним.

Оставляю подарок на месте, захлопываю дверцу. Прикрыв глаза, выдыхаю и плетусь за шефом. В кабинет Давида? О, не-е-ет!

Знала бы, захватила и подарочек. Чтобы в лоб кое-кому каблуком всадить.

— Я смотрю, Федор Ильич, вы без помощницы никуда, — Давид мажет по мне взглядом и переводит взгляд на моего шефа, — и как только раньше справлялись?

— И не говорите, — паясничает Ильич, удобно располагаясь в кресле у окна. Судя по расслабленным позам начальников, беседа предстоит явно неофициальная. Зачем только меня приволок? — Леночка у нас нарасхват. И по поручениям успевает, и ребятам помогает. Золотце наше!

Стою, рассматриваю потолок. Что задумал Ильич не понятно, но Давид решительно поддерживает эту дурацкую игру, согласно кивая. Одна я не при делах. Жду, когда великие боссы нашутятся.

— А как поет! Сирена сладкоголосая. Она и в рекламе одной у нас пела! Хотите послушать?

Не дожидаясь согласия, Ильич ищет в смартфоне запись и разворачивает экран к боссу. Тот, улыбнувшись, мельком глядит на меня, а потом на экран.

— Можно я пойду? — не выдерживаю, когда просмотр заходит на второй круг.

— Нет! — в голос отвечает начальство, и снова обсуждают мои вокальные данные. А там-то всего ничего. Мелодия колыбельная, даже слов нет, а эти млеют, будто младенцы, пригретые на груди у мамы.

— Это я все к чему, дрогой Давид Александрович, — как бы невзначай шепчет мой шеф, — атмосфера у нас в отделе раньше была такая…что петь хотелось. А сейчас, мухи со скуки дохнут. Разве можно творить, когда обстановка как в бухгалтерии?

— И начальство под носом, — бубню я, к счастью, оставаясь неуслышанной.

— Переедем наверх, и делайте, что хотите. Но…— Давид смотрит лукаво, будто задумал что-то, — Лена, а вы можете быть свободны!

Босс улыбается, взглядом указывая на дверь, а мне уходить уже не особо-то и хочется. Должна же я знать, в чем заключается это его «но».

— Иди, детка! — вторит главному боссу Ильич, выпроваживая из кабинета.

Делать нечего. Ухожу, чувствуя вампирский взгляд между лопаток. Ну точно по мою душу придумал что-то!

Возвращаюсь к коллегам. Не под дверью же стоять, подслушивать. А Ильич…он долго не выдержит. Сам расскажет, чем там его Давид шантажировал за возможность вернуть нормальный облик рекламному отделу. И, если те договорятся, будет великолепно, потому что и правда народ протух.

Сижу за столом с коллегами. Молчу как партизан. Боюсь спугнуть пусть призрачную, но все же надежду. Ребята перебирают стихи, которые могли бы подойти к рекламе полетов на воздушном шаре, потому что заказчик настаивает именно на рифмованном повествовании.

Громко хлопая в ладоши, чтобы привлечь наше внимание, из кабинета выходит Ильич. Тридцать два фарфоровых зуба сияют в полумрачном коридоре. Все в миг воодушевляются, забыв о стихах.

— После долгих убеждений…— шеф говорит, будто диктор советского радио, — и неравной борьбы с вышестоящим руководством…

Все замолкают и, раскрыв рты, предвкушают известие о скорых переменах.

— Не вижу радости в глазах отдела! — шеф грозит пальцем, возвращая себе серьезный вид, — так вот. Мы посовещались и…с завтрашнего дня мы возвращаемся к прежней жизни. Главное правило отдела?

— Никаких правил! — хором отвечают осчастливленные рекламщики, и бросаются обнимать шефа.

— Как он согласился?

— Мне казалось, Давид Александрович, не пробиваемый.

— Может, это Серж решил?

— Болтовню прекратить! — Ильич жестом закрывает рот на замок, — чтобы не взбесить начальство. А то вы умеете!

И весь отдел косо глядит на меня. Да. Именно из-за моей вольности нас наказали. Но теперь-то уж все в порядке! Я надеюсь…

— Коленка, пошли со мной, — как-то не весело глядит шеф и тащит меня в зал для конференций.

Садится на первый ряд и хлопает по сиденью соседнего стула, чтобы присела рядом. Ой, чует мое сердце неладное!

— Детка, ты мне признаешься, что между вами с Давидом…Александровичем произошло? — вопрос от Ильича застает врасплох. Я слишком расслабилась после общения с бывшими коллегами, да и отличные новости совершенно отвлекли от событий последних дней, — ты его избегаешь. Я видел, не отрицай. И он странно на тебя реагирует с первого дня. Нет, если это что-то личное, то я не буду тебя пытать…

Шеф отмахивается руками, мол, ему не особенно интересно, но я-то его не первый год знаю!

— Ну какое личное! Скажете тоже!

— Вот и я о том же! Какое личное может быть на работе! — понимающе кивает, пряча улыбку.

— Федор Ильич!

— Да ладно! Вижу я, как он смотрит на тебя!

— Вы не так поняли.

— Ну куда уж мне!

— Федор Ильич!

— Думаешь в командировку меня просто так отправляют?

— В командировку? —шеф часто мотался, ничего особенного, — ну так по делу ведь? — уточняю я.

— Ага. По делу. Мешаю я ему, — старик закивал, абсолютно уверенный в верности своих умозаключений, — когда сказал, что тебя с собой возьму, запретил. Сказал, что один справлюсь, а ему помощница срочно нужна. И за это он готов вернуть прежние порядки на наш этаж.

Мои глаза становятся больше с каждым словом шефа. Как помощница? Я? Нет!

— Пусть Зину берет! — возмущаюсь. Она-то ломаться не станет. Даст шефу по первому требованию.

— Нужна была бы Зина, давно бы взял Зину. А так на тебя глаз положил.

— Федор Ильич! Но вы же не допустите! Я же не…