Я установил контакт с нашими офицерами, находящимися при японском штабе. Фактически мы проводим манёвры, в которых офицеры наших двух групп — китайской и японской — соревнуются между собою. К сожалению, полковнику Люде, возглавляющему японскую группу, приходится труднее моего. Он лишён возможности распоряжаться японскими войсками и изменять планы японского командования, как это делаю я с китайцами. Японцы не терпят вмешательства в свои дела и оставляют Люде роль наблюдателя. Нам с Люде пришлось договориться о том, чтобы время от времени обмениваться немецкими офицерами, чтобы все наши люди могли пройти через активную штабную работу на моей стороне и понаблюдать за приёмами японцев. Там тоже есть кое-что поучительное. Особенно в части организации оккупационных войск и обращения с населением занятой страны. Это может пригодиться нашим офицерам.

Некоторое удовлетворение доставляет ему то, что на протяжении нескольких месяцев мне почти неизменно удаётся одерживать верх над японцами. Может быть, они благодаря этому поймут в конце концов, что им следует подпустить Люде к делам штаба. Я возлагал большую надежду на операцию у высоты 216. Ключевая позиция на перешейке между болотами давала мне возможность атаковать японцев прямо в лоб, отказавшись от нашего традиционного охвата. Эта операция нужна была мне как наглядный урок нашим офицерам, к каким потерям ведёт лобовой удар даже при успешном конце. Проиграть бой я не мог и даже поспорил с Люде на дюжину шампанского, что выкину японцев с их позиции, не применяя обхода. Пострадать должен был один Янь — много пайков он терял безвозвратно… Кто мог думать, что проклятый Янь так перехитрит меня: моё имя скомпрометировано, карьера в Китае закончена. А на то, что позиция осталась в руках японцев, Яню наплевать!..»

Шверер оторвал взгляд от тетради и посмотрел на часы, висящие против стола. Подходило время завтрака.

Шверер дописал строку, запер тетрадь в стол и с биноклем подошёл к окну. Взгляд его сквозь линзы бинокля пробежал над вытянувшимися вдаль полями. Они были вытоптаны, колосья поломаны людьми и лошадьми, вдавлены в землю колёсами повозок. Полёгшие хлеба темнели широкими полосами. В уцелевших рядах колосья стояли наклонившись, отягощённые вызревшим, никем не собираемым зерном. Дальше, где кончались хлеба, шли заросли гаоляна. Он был отравлен меньше хлебов. Его толстые высокие стебли стояли упрямо, распушив длинные листья. Сквозь их стену ничего не было видно.

Шверер с удовольствием отметил, что войска приучаются к маскировке, используя эти заросли. Вон только левее одинокой сопки видны жёлтые полоски свежеотрытых окопов.

Сопка! Швереру даже не удалось найти на карте её отметку. И подумать только, что овладение кучей этой глины уже стоит Яню полутора тысяч пайков и обойдётся ещё во столько же, если Шверер не откажется от идеи лобового штурма. А он от неё не откажется, так как этот урок нужен его офицерам.

Размышления Шверера были прерваны докладом Суна о приходе неожиданного гостя:

— Вас желает видеть мистер Паркер.

— Журналист? Что ему нужно?

Шверер с неприязнью посмотрел на входящего американца.

Он хмуро слушал болтовню Паркера, стараясь разгадать истинную цель его визита.

— Побывав у японцев и у вас, я намерен теперь посмотреть, что делается у коммунистов, — сказал Паркер.

— Вы едете к красным?

— Вот именно.

— Дальний путь!

— Напротив!

— О них нет ещё никаких сведений.

— Они рядом!

Бровь Шверера недовольно поднялась.

— Наша разведка этого не знает.

Паркер рассмеялся:

— Не верьте ни слову китайского разведчика! Откуда вы знаете, на кого он работает? Я дольше вашего в этой стране, но очень смутно представляю себе душу жёлтого человека.

— Сложный механизм, — согласился Шверер и взял со стола книжку в пёстром переплёте. — Прочёл половину, и не могу разобраться в пружинах, заставляющих героев совершать те или иные поступки.

— О, «Цин пин мей», — воскликнул Паркер, взглянув на обложку, — история Си Мен-чена и шести его жён! Забавные приключения.

— Европейские герои поступали бы как раз обратно тому, что делают эти, — с досадою сказал Шверер.

— Не все то, что делают европейцы, можно считать образцом, генерал.

— С китайской точки зрения?

— Иногда и с точки зрения белого. Американцы, например, не всегда могли бы понять то, что происходит в Германии.

— Но мы оба одинаково относимся к происходящему здесь!

— Я, например, — ответил Паркер, — не могу понять, почему белый человек до сих пор не наведёт здесь порядка. Покупательная способность китайцев падает с каждым днём. И мы и вы рискуем потерять рынок, даже выгнав с него англичан.

— Не думаете же вы, что можно иметь твёрдый рынок там, где есть несколько миллионов коммунистов?

— Меня беспокоят и японцы, — сказал американец.

— Было бы умнее, если бы Чан открыто действовал вместе с японцами против красных. На месте вас, американцев, я давал бы ему деньги и снаряжение только при условии борьбы с коммунистами.

— С ними будет покончено в своё время.

Паркер посмотрел на часы.

— Мне пора… — И на прощанье дружески сказал: — Мы, белые люди, должны помогать друг другу. У вас немного не ладится дело со старым разбойником?

— Откуда вы знаете?

Паркер развязно подмигнул.

— Вы не понимаете местных условий: когда вам понадобится что-нибудь от Чан Кай-ши — поговорите с его женой.

— По военным делам?

— Даже по плану операции или по вопросу снабжения оружием — все с ней!

Американец исчез.

Шверер задумался.

Что означает этот странный совет?.. Уже не хотел ли американец поставить его в глупое положение перед Чан Кай-ши? Может быть, это происки японского агента, стремящегося окончательно поссорить его с маршалом?..

Шверер взял со стола большой чёрный веер и стал обмахиваться нервными, быстрыми движениями.

А что, если американец сказал правду и все дело в том, что Шверер обошёл мадам Чан Кай-ши?..

Вот попробуй-ка разобраться!

Он сердито щёлкнул складываемым веером.

Голова у Кеша трещала от выпитого накануне, но он побоялся проглотить таблетки, предложенные полицейским офицером.