Лада тоскливо усмехнулась: «Если Виктор Максимович обещал лично, значит, сделает. За ним не заржавеет…»
В прихожей позвонили.
Открыв дверь, она увидела Крюкова. Он сказал:
— Вы извините, Лада Борисовна, что я вот так без звонка. Позвонил вам в прокуратуру, потом вспомнил, что сегодня воскресенье… А больше двушек не было…
— Проходите, Алексей Иванович.
— Я, собственно, доложиться хочу… С машинами марки «Москвич-400» первый этап работы проведен. Из двенадцати владельцев восемь отпадает. Полное алиби. И вообще люди вне подозрений. В трех случаях нужны уточнения. Последний случай, пожалуй, самый сложный. Владелец, проживающий в леспромхозе, в настоящее время лежит в больнице, жена практически находится при нем. Доверенность на вождение машины имеет зять, — Крюков посмотрел в записную книжку, — Урин Илья Степанович. Проживает в городе. Улица Правды, семь. Машиной пользуется активно. Последний раз вернул ее, по его словам, пятого апреля поздно вечером. Ночевал в леспромхозе. Вернулся в город утренним автобусом. Во всяком случае, так он рассказывал жене и теще. В настоящее время он в командировке в городе Майкопе. Уехал в пятницу.
— Странный отъезд в командировку. В пятницу.
— Это все можно проверить. Я не вникал. Разговаривал в больнице с его женой и тещей… Но это не все. В доме Веселых проживают квартиранты. Четверо парней. Работают в леспромхозе. Я думаю, неплохо бы поручить младшему лейтенанту Жбания, на всякий случай, выяснить, кто они и что.
— Есть нужда? — спросила Лада.
— Они заявили, что давно не видели Урина и не знают, на месте ли машина, потому что целый день на работе. Ну а если Урин пригнал машину поздно вечером и ночевал в доме, то квартиранты должны бы про это знать. Тихий поселок. Глухая ночь. Нет… Там бесшумно машину в гараж не загонишь.
— Может, квартиранты пьяные были? — предположила Лада.
— Возможно.
— Я сейчас свяжусь с уголовным розыском, поручу выяснить, что это за личности. Что еще?
— Что вы делаете сегодня вечером? — покраснев, спросил Крюков.
— При отделе внутренних дел создан штаб, он координирует всю работу, надо заехать туда. Кроме того, мне надо встретиться с женой Сорокалета. Я уже не говорю о домашних делах, которые можно сделать только в выходные, дни, — Лада говорила с оттенком сожаления. Ей, несомненно, хотелось, чтобы Крюков понял и поверил ее словам.
Скорее всего, так оно и вышло. Крюков покраснел пуще прежнего и сказал:
— Разрешите, я вам помогу.
— Нет, — покачала головой Лада. — Вы, Алексей Иванович, очень поможете мне, если разберетесь до конца с «Москвичом-400».
— Обязательно, — встрепенулся Крюков. — Все будет сделано, Лада Борисовна. Это само собой…
18
Гаражи протянулись вдоль линии железной дороги двумя кирпичными рядами, между которыми был неширокий проезд, достаточный лишь для того, чтобы могли разминуться две машины.
Вахтер, пожилой мужчина в офицерском кителе без погон, узнал Валентину Анатольевну Сорокалет, кивнул ей и Ладе. Женщины поздоровались и направились в дальний конец гаража.
День был пасмурный. Но пока еще сухой. В гараже пахло бензином и краской.
— У нас квартира трехкомнатная, — рассказывала Валентина Анатольевна, — но совершенно без подсобных помещений. Ни одного шкафа. Узкая, неудобная антресоль. И все… Потому Артем сделал в гараже полки. И мы храним там какие-то вещи.
— Этот гараж у вас давно? — спросила Лада.
— Два года. Нам с гаражом повезло. Артем только машину купил, а владелец гаража полковник-отставник по состоянию здоровья, ну… Не разрешили ему больше водить машину. Он продал тогда и машину, и гараж. У Артема руки золотые были. Он помог отставнику подготовить машину к продаже. Покрасил. Подлудил. Тот и уступил нам гараж за божескую цену.
— Машину продавать будете?
— Нет. Она застрахована на полную стоимость. Поменяю кузов… Артем научил меня водить машину. И права есть… — Валентина Анатольевна сняла замок, распахнула дверь. Сказала устало: — Посмотрите. Может, действительно найдете что-то интересное. Если что… Закройте гараж. А ключ отдайте вахтеру.
Лада покачала головой:
— Нет, так не годится. Смотреть я должна с понятыми. И в вашем присутствии.
— Но я доверяю! Это ведь не обыск? И Артем не преступник, он пострадавшая сторона…
— Закон есть закон.
В качестве понятых она пригласила отставника-вахтера и владельца «Запорожца» первого выпуска, случайно оказавшегося в гараже.
— Там, — показала рукой Валентина Анатольевна, когда Лада объяснила понятым их обязанности и ответила на тот же недоуменный вопрос насчет обыска. — В этом ящике наши старые зимние вещи. Выбрасывать жалко. Мало ли что… Портфель. И вот эти три полки — хозяйство Артема. Если темновато, включите свет…
— Спасибо, — сказала Лада.
Гараж был просторный. Конечно, если бы здесь стояла машина, такого впечатления не создалось. Но машину хозяйка отправила в мастерскую «Металлоремонт», где мастера, знакомые Артема, обещали сделать ее «лучше новой».
Пол в гараже был из досок. Стены тоже были обшиты досками. Только потолок был бетонный, выкрашенный в белый цвет.
Лада не любила этот цвет. Вернее, она любила настоящий белый цвет, какой бывает весной на вишнях. Но такого белого цвета она никогда не видела в красках. А тот, который видела, напоминал ей больничный цвет, хотя она и ни разу не лежала в больнице.
В больнице лежала мать, когда ей сделали операцию аппендицита. Лада тогда училась в десятом классе, приходила к матери ежедневно. У матери что-то не заживало, и ее продержали в больнице больше обычного. Лада и отец очень волновались за мать, а мать волновалась за Ладу. Потому что у девочки начинались экзамены, и мать считала, что дочери, как никогда, нужны особая забота, внимание…
К счастью, все обошлось благополучно. Страсти начались позднее, когда Лада не прошла по конкурсу на актерский факультет ГИТИСа… Слезы, разочарование, приливы отчаяния… Все, как обычно бывает в подобных случаях… Удрученная мама не без помощи Виктора Максимовича устроила дочь курьером в народный суд. Кто мог подумать, что именно эта скромная должность, на которую Ладу устраивали «для стажа» и временно, сыграет такую большую роль в дальнейшей ее судьбе…
Нечасто Лада задумывалась над своей судьбой. Видимо, еще не подошел тот возраст, когда возникает внутренняя потребность взвесить прожитое, прикинуть перспективы на оставшийся кусок жизни. Пожалеть о чем-то, чему-то порадоваться.
Судьба для Лады во многом оставалась книжным понятием, чужим, отдаленным от нее расстоянием созерцания, понятием, будто и не испытанным лично.
Но вот сейчас, в чужом гараже с потолком, выкрашенным белой краской, Лада вдруг необыкновенно напряженно почувствовала груз прожитых лет, которые были, есть и будут ее судьбою. Плохой или хорошей, но ее личной и ничьей больше.
От духоты и запаха бензина, а может, просто от внезапного волнения у Лады закружилась голова, пересохло во рту. Она увидела табурет с запыленным пластмассовым сиденьем, вытерла пыль ладонью и села, прислонившись к обшитой досками стене.
Вдоль противоположной стены протянулся верстак с тисками. Полки, на которых лежали инструменты, стояли банки, бутылки. На одной она прочитала надпись «Скипидар», на второй «Ацетон», на третьей «Разбавитель»… Под верстаком поместились две канистры — коричневая и бледно-голубая. Рядом с ними пузатился красный портфель с оторванной ручкой.
Что хотела обнаружить Лада в этом гараже? На что она рассчитывала? Если бы ее спросили об этом, она пожала бы плечами. Письмо Молова, обнаруженное женой Сорокалета в гараже, заставило подумать, что там, в гараже, может быть еще что-нибудь, способное пролить свет на расследование, оказаться полезным при выяснении истины.
Она спросила Валентину Анатольевну:
— Вы внимательно осмотрели гараж? Там больше нет никаких других писем или записных книжек, блокнотов или иных предметов, могущих оказаться полезными следствию?