Ну вот мы наконец и на месте! Три рюкзака с вещами, мешок с остовом от байдарки, шкура лодки, тележка, два целлофановых пакета и картонная коробка с овощами от бабушки все наше имущество, которым мы будем пользоваться в ближайшие дни. Сборку байдарки мы производили согласно прикрепленным еще дома указателям. Мы сделали стрелочки из красной изоленты и наклеили их в нужные стороны — чтобы легче было потом разобраться. Однако теперь, когда раскинули по поляне все запчасти, похожие на рыбьи кости, никак не могли сообразить, какие стрелки должны были смотреть направо, а какие — налево. Пришлось все передумать и приспосабливать заново. А тут еще и Игорь прыгал вокруг лодки, как индеец Большой Змей, и ухитрился потерять пару болтов, которыми скрепляются части байдарки. Если бы я вовремя не заметила, что он размахивает веревочкой с нанизанными на нее дефицитными крепежками, поплыли бы мы… из лужи в котлован. Минут десять рылись мы в высокой траве, пока не нашли потерянную деталь. За это Игорю досталось от Ильи Андреевича. И правильно! Потому что в серьезных вещах нужно быть серьезным, а не заниматься клоунадой…

Ох и попотели же мы, когда нужно было натягивать шкуру байдарки на остов, а потом заправлять ее края в специальные пазы! Но ничего, зато теперь лодка — такая чистая, опрятная, с еще не выцветшим брезентом — покачивается на воде и готова в любой момент отправиться с нами в путешествие.

Правда, путешествие в чистом виде — только для нас. Илья Андреевич, как я поняла из разговоров дома, использует свой отпуск, чтобы "прокатиться по делу". Какие дела могут быть у искусствоведа на реке? Не знаю. Родители ничего не сказали, а Илья Андреевич тоже отмалчивается, лишь хитро на нас поглядывает и обещает, что "все объяснится со временем и тогда мы увидим тако-ое!". Хоть бы одним словом намекнул, о чем идет речь, но нет — молчит, как рыба на допросе…

Едва мы спокойно вздохнули после сборки лодки, как настал черед еще более муторной, но обязательной, как нам объяснил Илья Андреевич, процедуры — упаковывания вещей в "поросята". "Поросята" — это такие специальные мешки из герметичного непромокаемого материала. Туда мы аккуратно сложили палатку, спальники, вещи, обувь, продукты. В общем, все, что у нас было. Теперь можно надеяться, что на привале будет на смену сухая рубашка, а спать в мокром, как ноябрьский лес, спальнике не придется.

Оттого, что мы возились на свежем воздухе, нам, естественно, ужасно захотелось есть, и Илья Андреевич смилостивился над нами и решил покормить, хотя раньше мы предполагали отплыть от места выгрузки подальше и там стать лагерем.

Да, когда мы уже заканчивали колдовать над "поросятами", Игорь вдруг взглянул на реку и увидел, что по ней плывет удочка! Вероятно, сообразил он, ее упустил какой-то незадачливый рыболов. Он тут же, как оглашенный, побежал вдоль реки, вопя, чтобы я его догоняла. Я от неразберихи дернула за ним, и мы летели через кусты, наверное, с полкилометра, пока не нашли спуск к реке, удобный для того, чтобы перехватить удочку. Увы, когда она подплыла поближе, оказалось, что это обыкновенный длинный прут, который кто-то закинул в речку. Удочкой тут и не пахло. Но нет худа без добра. 3ато пока мы блукали по кустам — обнаружили родник. Вода из него, правда, не текла, а сочилась, так что набрать ее было довольно трудно, но тем не менее это была вода, а ее запасы у нас уже подходили к концу.

Услышав от нас о роднике, Илья Андреевич заслал Игоря набирать воду, а мне велел наломать Сухостоя для костра. Честно говоря, я бы с удовольствием поменялась с братом: все-таки не женское это дело — добывать дрова. Но раз уж мы в Походе, то все, наверное, должны быть равны. Поэтому, плюнув на свои руки и на маникюр, я через кусты подобралась к сухому, сожженному молнией дереву. Нижние его ветви уже обобрали туристы, проплывавшие здесь до нас, но среди свисающих длинных плетей высохшего ила ("Вероятно, следы наводнения", — смекнула я) можно еще было наломать веток для костра.

И вот все вещи уложены, лодка, привязанная за колышек, подрагивает на воде, крышка котелка пляшет на пару… Выпьем чаю — и в путь!

Облачив свою команду в надувные спасательные жилеты, Илья Андреевич утер пот со лба и, стоя в воде по колено, стал отдавать последние инструкции:

— Так, Игорь, глянь наверху, ничего мы не забыли из вещей? Чисто? Замечательно— Значит, так, еще раз напоминаю: в лодку садимся, хватаясь за оба борта руками, подчеркиваю за оба борта. В лодку нельзя прыгать, равно как и из нее выпрыгивать. Сначала я берусь левой рукой за левый борт, правой — за правый, переношу одну; ногу, вторую… вот — сел. Будьте очень осторожны: "Таймень" — штука верткая. Одно неловкое движение — и перевернемся все вверх не скажу чем.

Ребята прыснули и, закатав штанины, вошли в воду и забрались в байдарку. Впереди, на носу, сидел Игорь. Ему досталось большое двухлопастное весло, которым он уже готов был орудовать. В середине разместилась Женя она пока была пассажиркой. Сзади, как и положено капитану, устроился Илья Андреевич. Как только вся команда, поерзав, устроилась на "поросятах" С мягкими вещами, Илья Андреевич оттолкнулся веслом от берега, но река потащила вперед только корму!

— Вот те на! — рассмеялся капитан. — Штырек-то вынуть забыли!

И действительно, байдарка, удерживаемая штырьком, разворачивалась вдоль реки. Игорь сообразил, что выпрыгивать из лодки уже поздно, потому что она вышла на глубину. Он ухитрился подцепить веслом веревку, дернуть ее на себя, и штырек, выскочив из земли, освободил байдарку.

Первый десяток метров экспедиция двигалась по Угре, крутясь в отчаянном вальсе. Сначала лодку мотало просто по инерции, потом — из-за того, что Игорь никак не мог приноровиться к веслу. Наконец, километра через два, когда впереди уже показались опоры автомобильного моста, дело пошло на лад. Игорь понял, что грести ему нужно ровно, не прилагая особых усилий ни левой, ни правой рукой. Иначе "Таймень" тут же менял направление движения и приходилось вкладывать массу сил, чтобы повернуть его, скажем, на левый борт. Но чем мощнее Игорь налегал на весло, чтобы выправить положение, тем дальше лодка отклонялась в противоположном направлении, и приходилось начинать все сначала, но уже с другой стороны.

Изящными зигзагами лодка проплыла под мостом и вырулила на новые просторы. Постепенно амплитуда верчения становилась все меньше, и Илья Андреевич спокойно вздохнул, расслабившись.

Где-то выше по реке послышался назойливый, словно писк комара, звук лодочного мотора.

Еще на берегу Илья Андреевич объяснил ребятам, что моторки — одна из самых больших опасностей, которые могут подстерегать байдарочников на реке. Дело в том, что байдарка может вполне свободно идти поперек волн, но если те ударят ей в бок, то при достаточно сильном накате "Таймень" перевернется. И хорошо еще тогда, если лодка не затонет вместе со снаряжением!

Рев мотора постепенно из комариного писка превращался в басовитое гудение шмеля, и капитан принялся разворачивать байдарку носом к предполагаемой волне. Пока он налегал на весло, из-за поворота на полном ходу вылетела не моторная лодка, а настоящий катер. Нос его был приподнят над водой, черный корпус плавно переходил в корму, на которой, взбивая воду в пышную, словно мыльную, пену красовались, поблескивая полированными боками, два мощных "ямаховских" мотора.

За штурвалом катера стоял высокий черноволосый парень лет двадцати с прищуренными глазами. Полы джинсовой рубашки, словно крылья, развевались за его спиной. Флажок на корме хлопал, а сам парень, видимо презирая в душе тихоходных байдарочников, язвительно улыбался. Он обернулся, что-то прокричал, и из кубрика тут же вылезли еще две физиономии: одна — толстого рыжего бугая с трехдневной щетиной, а другая — хитрая, похожая на лисью, мордочка невысокого сухонького блондинчика. Парни о чем-то переговаривались, пока наконец Рыжий не заржал и не показал штурвальному поднятый большой палец.