Вероятно, ее согревал гнев, не перестававший бушевать в ее душе. Она была вынуждена принять условия Джесона, но это не значило, что она смирилась с ними. Гвинет сидела, сложив руки на груди, и не отрываясь смотрела вперед. Отвечала она только тогда, когда ее о чем-то спрашивали.

А вот Джесон просто сиял. Он то и дело шутил, рассказывал много интересного о тех местах, по которым они проезжали, и всячески стремился вовлечь Гвинет в общую беседу, но она отвечала коротко и сухо. Марк, увлеченный поездкой, казалось, не замечал настроения матери.

Обедали они уже ближе к вечеру, в Челси. Марк впервые в жизни увидел столько еды, но еще больше, чем необычные блюда, его поразила конюшня, расположенная на заднем дворе ресторана, и после обеда Джесон и Гвинет дали ему возможность ее исследовать.

— Ты правда научишь меня ездить верхом, когда мы будем в Хэддоу-Холле? — спросил Марк. Конюх Джесона в это время придерживал лошадей под уздцы, а Марк кормил их с ладони сахаром.

Джесон искоса взглянул на Гвинет и ответил:

— Если ты захочешь. Впрочем, твоя мама тоже прекрасная наездница. Она может научить тебя не хуже, чем я.

— Ты научишь меня, мама?

— Мммм, — неопределенно протянула она, не желая поддаваться на лесть Джесона.

— Мама, а можем мы сходить на могилу бабушки? — спросил Марк и пояснил, обращаясь к Джесону: — Бабушка похоронена у церкви Святого Марка, это здесь, в Челси.

— Да, я знаю, — ответил Джесон. — Я был на ее похоронах вместе с твоей мамой.

Если он хотел напомнить ей о том, как близки они были в детстве, то напрасно тратил силы.

— Кладбище сейчас закрыто, — сказала Гвинет сыну. — Приедем сюда в другой раз.

— А ты знал моего дедушку? — спросил Марк у Джесона.

— Твоего дедушку Рэдли? Еще бы не знал. Он был моряком. Помню, как он взял меня однажды с собой на корабле. Когда мы будем в Хэддоу, я научу и тебя ходить под парусом.

Хэддоу. Опять Хэддоу.

Гвинет взглядом дала Джесону понять, что она об этом думает. Он улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой, но вовсе не потому, что сменила гнев на милость! Просто она устала сердиться.

Из Челси они выехали поздним вечером, и еще по дороге Марк уснул на руках у матери, но когда Джесон вынес его из коляски, моментально проснулся.

— А шоколад сегодня будет, мама? — спросил он, широко зевая.

— Ты же спишь уже, — возразила она.

— Нисколечко. Я совсем проснулся. Опустите меня на землю, сэр, я сам пойду. Вот видишь, мама?

Гвинет понимала, что в отличие от нее для Марка сегодняшний день был настоящим праздником, который не следует омрачать напоследок.

— Хорошо, — согласилась она. — Но только ты немедленно поднимайся к себе и ложись в постель. Я принесу шоколад тебе в комнату.

И тут Марк невинно — ах, не слишком ли невинно! — спросил:

— Возможно, дядя Джесон тоже любит шоколад?

Гвинет не хотелось выглядеть неприветливой в глазах сына, но еще меньше ей хотелось остаться наедине с Джесоном, пока она будет готовить на кухне горячий шоколад. Слишком уж велико у нее будет тогда искушение убить новоявленного попечителя. Ей не хотелось ни видеть его, ни говорить с ним. Ей хотелось побыть одной. И пусть Джесон уезжает с глаз долой, и как можно скорее.

— Но, Марк, — сказала она, указывая рукой на коляску. — Лошади устали, и, кроме того, жестоко заставлять их ждать здесь, на холоде.

— Это легко поправить, — быстро заметил Джесон. — Найтли отведет их домой и поставит в конюшню.

— А как ты будешь добираться до дома? — спросила Гвинет.

— Пешком, разумеется. Здесь совсем недалеко.

Как она могла забыть о том, каким изворотливым он умеет быть, когда это ему нужно!

Глаза Гвинет сердито сверкнули.

Глаза Джесона смеялись.

— В таком случае, — сказала она, — пока я буду готовить шоколад, ты можешь помочь Марку раздеться. Если это, конечно, не слишком тебя затруднит.

— Совсем не затруднит, — легко ответил Джесон и тихонько, только для одной Гвинет, добавил: — А потом мы с тобой поговорим.

Она тяжело вздохнула и пошла к входной двери. Уже внутри, поднимаясь со свечой по ступенькам, она спохватилась, что теперь Джесон увидит, как бедно они живут. Ведь если не считать парадную гостиную, все комнаты в доме были почти пусты — одни голые полы да стены. В спальне Марка, например, стояла лишь кровать, стол, стул да умывальник. Ну и еще оловянные солдатики, строем марширующие между чернильницей и тетрадями. Гвинет поставила свечу на камин и обернулась к Джесону.

Он охватил всю комнату одним быстрым, цепким взглядом, а затем внимательно посмотрел на Гвинет, и та почувствовала, как запылали ее щеки. Да, от взгляда Джесона никогда ничего не могло укрыться.

— Пойду приготовлю шоколад, — сказала Гвинет и поспешно покинула комнату.

Спустя десять минут она вернулась в спальню Марка, неся в руках поднос с тремя дымящимися чашками горячего густого шоколада. Сделала пару шагов и застыла в недоумении. Марк крепко спал под одеялом, а рядом, без сюртука и ботинок, похрапывал Джесон, сжимая в одной руке оловянного солдатика.

— Джесон, — негромко окликнула Гвинет, приближаясь к кровати. — Джесон!

Его длинные темные ресницы затрепетали, но он не проснулся. Гвинет поставила поднос на стол и сделала еще одну попытку. Джесон только нахмурился во сне и повернулся спиной к Гвинет, придвинувшись ближе к Марку.

Гвинет была рада тому, что ее никто не видит и ей не нужно скрывать свои чувства. Ей было больно видеть, как они спят в обнимку — темноволосый мужчина и светловолосый мальчик. Она заметила, что даже во сне длинные чуткие пальцы Джесона продолжают накрывать маленькую руку Марка.

Гвинет сглотнула подкативший к горлу комок. Интересно, многое ли известно Джесону? Быть может, он знает всю правду? И потому захотел стать опекуном Марка?

Нет. Если бы Джесон знал все, он немедленно дал бы ей это понять. Только так он и поступил бы. Ведь он — Рэдли, а они все такие. И Марк — тоже Рэдли. Одна порода. Всегда крепко держатся друг за друга. За доказательствами далеко ходить не надо, достаточно вспомнить, с какой готовностью Рэдли приняли ее мать, когда та овдовела.