Очнулась я в своей комнате и, более того, в своей кровати, хотя и не смогла определить время – ставни были закрыты, и в комнате горела лампа. Я подумала, что пролежала без сознания несколько часов и сейчас, должно быть, глубокая ночь. В углу дремала Алена. Голова болела и, протянув руку, я смогла нащупать преогромную шишку прямо на затылке. Прикосновение доставило болезненные ощущения, и я не смогла сдержать стон.

– Слава Богу, очнулись! – воскликнула Алена, всплеснув руками. – А уж мы-то волновались!

– Что случилось? – спросила я, поморщившись от боли.

– Так ведь что? – тут же начала она суетиться. – Напали на вас, барыня, вот что!

Я попыталась вспомнить, как это было. Да, я возвращалась домой, затем меня кто-то догнал и ударил по голове. Было больно и отчего-то очень холодно. Потом какие-то голоса, огонь, а дальше я не помнила ничего.

– Почему в аллее не горели фонари? – спросила я.

– Так ведь… – начала было она. – Как это, не горели?

– Так. Когда я возвращалась, фонари не горели, хотя было уже темно и вы все прекрасно знали, что я должна вернуться.

– Нет, барыня, – покачала головой Алена. – Вы чего-то путаете. Горели они, светильники эти, – твердо сказала она. – Вас барин-то когда к дому принес, помню я, горели фонари.

– Какой барин? – удивилась я.

– Как какой? Господин Лопатин, сами.

– Сергей Александрович?

– Ну да, – кивнула она. – Они же и за доктуром послали.

– Но почему? – я чего-то не понимала, потому что прекрасно помнила, что Серж поехал домой.

– Это что, было ограбление? Где мой кошелек?

– Нету! А он при вас был? – встревожилась Алена. – И много денег было?

– Нет, не много. Рублей пять, не больше.

– Ну, это не велика потеря для вас, – облегченно вздохнула она. – А остальное, не извольте беспокоиться, все целехонькое.

– Хорошо. Значит, ограбить хотели, – задумчиво проговорила я. – Однако странно…

– Да и то! Вот с фонарями что-то путаете… Может, вам бульону принести?

– Бульону? – переспросила я, думая о другом. – Алена, а что доктор сказал?

– А чего они скажут? Сказали, что полежать вам надо. Что повезло вам, могли и насмерть зашибить. Да уж куда насмерть-то? Итак, почитай, сутки пролежали без памяти-то…

– Как сутки? – воскликнула я.

– Так ведь нынче-то уже четверг, Екатерина Алексеевна.

– Не может быть! – простонала я. – Неужели же я целые сутки пролежала? – Алена кивнула. – А что, кто-нибудь приезжал?

– А как же? Приезжали от генерала Селезнева. Я велела им сказать, что вы больны. Затем этот, господин Поздняков, сами приезжали, справлялись, как вы. Да это недавно было, всего с час назад.

– А сколько сейчас времени? – в отчаянии спросила я.

– Так ведь уже шестой час вечера.

– Что? Не может быть!

– Да как же не может? – обиделась горничная. – Вот, смотрите сами, – и она не поленилась, принесла со столика тяжелые бронзовые часы. Стрелки показывали четверть шестого.

Дверь в комнату немного приоткрылась и в щель просунулась Стешкина голова в цветастом платке.

– Ну как барыня? Очнулись? – тихонько спросила она Алену.

– Очнулись, очнулись, – ответила та.

– Вот и слава Богу, – Стешка тут же осмелела и вошла. – Екатерина Алексеевна, там вас барин давешний спрашивают. Чего передать?

– Кто?

– Господин Лопатин. Я сказала, что вы не в себе, так они велели пойти посмотреть.

– Передай, что я приму.

– Как это «приму»? – возмутилась Алена. – Доктур что сказал? Сказал, что вам вставать никак нельзя!

– Прекрати, – оборвала я ее. – Лучше подай мне халат, малиновый.

– Ох, барыня, барыня, – запричитала она.

– А ты, Степанида, ступай и проводи господина Лопатина в малую гостиную. Проси подождать, поняла? – Та кивнула и направилась к дверям. – Да, и еще. Скажи Манефе, чтобы чаю подала.

– Чаю? Да вы ж ничего не кушали со вчерашнего утра! – снова заголосила Алена. – Разве ж чай нужен? Вам, Екатерина Алексеевна, сейчас бы бульончику куриного похлебать, да и поспать бы…

– Молчи, подавай халат! – прикрикнула я и попыталась подняться.

Признаюсь, чувствовала я себя отвратительно. Голова гудела, меня мутило, я с трудом смогла одеться и кое-как дала себя причесать, терпя ужасную боль всякий раз, как Алена прикасалась гребнем к огромной шишке. Вид у меня был, конечно, жуткий – темные круги под глазами, восковой оттенок кожи, но я даже порадовалась этому. Нечего, мол, господин Лопатин, вас баловать. А особенно, Екатерина Алексеевна, нечего позволять себе всяческие романтические бредни, через которые, смею заметить, вы и пострадали накануне. Не будь ваша голова забита мечтами о дожидающемся вас сейчас господине, глядишь, и не случился бы с вами подобный конфуз! Так отчитывала я себя, с трудом спускаясь по лестнице.

Но, несмотря на мое плохое самочувствие, любопытство оказалось сильнее. Что же все-таки произошло вчера? И почему Серж вернулся?

Оказалось, что я забыла муфту и он, обнаружив ее, велел кучеру остановиться. Поскольку возок не успел отъехать далеко, Серж прошел к моему дому пешком. По его выражению, в аллее никого уже не было, кроме меня, конечно, а фонари действительно горели. Он взял меня на руки и донес до дома, а затем велел кучеру ехать за врачом.

Словом, все объяснилось. Однако меня очень смущали фонари…

Серж уехал от меня довольно скоро, сказав, что непременно заедет завтра справиться о моем самочувствии. Он был так заботлив и нежен, что я невольно расчувствовалась. Если бы не он, думалось мне, то неизвестно, чем бы закончилось вчерашнее покушение.

Однако, проводив его, я, хоть и чувствовала себя по-прежнему нехорошо, нашла в себе силы написать записку Позднякову. Мне нужно было с ним свидеться, поскольку, немного придя в себя, я все-таки вспомнила, что после получения Селезневыми письма, в котором требовался выкуп за Нику, мне пришла в голову мысль о графе Успенском, пытавшемся накануне похищения занять ту самую сумму, которую потребовали в качестве выкупа преступники.

Конечно, это было бы слишком просто, и все же нужно было проверить. Безусловно, в таких ситуациях меня всегда выручала Ксения Георгиевна, она знала обо всех и все, и я не раз уже пользовалась ее, если можно так выразиться, услугами. Однако я не была уверена, что выдержу сейчас поездку в Елшанку, а сама многоуважаемая Ксения Георгиевна не покидает своего поместья даже в чрезвычайных ситуациях.