- Самира, у тебя час. Я буду ждать во дворе, - крикнул Алан, но я даже не обернулась.
Зашла в дом, и, раздевшись, почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. В воздухе витал запах лекарств. Отвратительный аромат был мне противен еще с детства. И сейчас мне понадобилось несколько минут, чтобы придти в себя.
Здесь все было также как и в мой прошлый прием. Пока шла в спальню к Элине, заметила небольшую статуэтку, подаренную мной. Сердце стиснуло болью. Жаль, что все так получилось. Я и вправду полюбила ее.
Постучав в ее спальню, приоткрыла дверь. Элина лежала в постели. Ее лицо было бледным, глаза впалыми, а из руки торчала игла с капельницей. Рядом с ее постелью сновала молоденькая медсестра. Увидев меня, девушка кивнула в знак приветствия.
- Самира, девочка моя, - раздался хриплый голос Элины. Женщина слегка улыбнулась, хотя было видно, что дается ей это с трудом.
- Ты пришла…
На глаза набежали слезы. Эта картина, все происходящее здесь жутко напоминало мне отца. От этих мыслей, стало еще тяжелей. Смахнув с глаз влагу, подошла к женщине.
- Присядь, - она хлопнула по постели. Я выполнила ее просьбу.
Медсестра вышла из комнаты, оставив нас одних.
Элина выглядела очень плохо. Исхудала, вид был больным.
- Как вы? Так напугали нас, - я улыбнулась, но разве ее проведешь.
Несколько долгих секунд Элина молчала. Внимательно всматривалась в мое лицо, словно пыталась что-то понять. А потом вдруг прикрыла глаза. Я увидела, как по ее виску покатилась одинокая слеза.
- Он все-таки сделал это…
Ее слова, сказанные тихим, потерянным голосом резанули мое сердце. Я смотрю на нее, и горло петлей стягивает. Больно. Не пойму от чего больше – он взгляда ее горем убитого, или от осознания того, что и она все знала. Даже Элина, тот человек, которого я своей матерью считала.
- Вы все знали? – подбородок дрожит, как и голос. Произношу это шепотом, а саму трясет, словно при лихорадке.
- Догадывалась, - хрипло, и также тихо. Вижу как больно ей, сглатывает слюну, отворачивается, будто пытается с силами собраться.
- Он не говорил ничего, но я понимала. После их убийства, Заур очень изменился. Сначала говорить перестал, несколько месяцев полной тишины и жуткого материнского страха за него. А потом… в себя пришел, но словно другой был, словно незнакомый мне. Жесткий, глаза маленького волчонка. Даже аура поменялась. Он так подавлял… Еще тогда в свои тринадцать лет, он мог навеять ужас на человека. Не передать словами как болела моя душа, но что я могла сделать? Психологи, преподаватели,- никто не мог расшевелить его, вернуть мне моего маленького, светлого мальчика, - она плачет. Проходит несколько минут, прежде чем она заговаривает снова.
- Я смирилась. Продолжала жить и любить его. Заур стал зарабатывать много денег, он привлек своего друга Алана к работе на себя. Заур поменялся до неузнаваемости. Нам стало легче материально, но вот душа… Я ведь чувствовала, что все это время его тревожил тот день. Он не давал ему жить… И когда Зу привел тебя, когда услышала имя твоего отца, я все поняла. Тогда я пыталась вразумить его, но о заверил, что все лишь мои догадки, - женщина тянется к моей руке. Старушечьи слабые пальцы сжимают ее.
- Я не знала, Самира, правда не знала. Помнишь, ты говорила, что потеряла маму, и общение со мной тебе заполняет эту дыру в груди? И боль твоя по ней хоть на толику утихает. Также и со мной было, девочка моя. Ты помогла мне представить, а что если Самира бы осталась жива. Если бы моя дочь была здесь, уверена, она была бы такой же доброй и красивой девочкой как и ты…
Я больше не могу сдерживаться. Слезы льются по щекам, я ложусь на постель рядом с ней, утыкаясь лбом в ее руку. Я верю ей, верю каждому слову. Я знаю, если бы Элина знала наверняка о планах Заура, она бы спасла меня, она бы попыталась.
Тишину комнаты разрывают два женских плача. Нам больно и душа наша рвется по одному и тому же человеку.
- Что мне делать, Элина? Мне так больно, я видела все… виде-е-ела… - реву, забывая обо всем. Впервые за долгое время выпускаю всю боль.
- Я люблю его, я так сильно люблю его, но он чудовище. Он так больно сделал, так жестоко…
Старческие руки гладят меня. По щекам Элины текут слезы, но она молчит. Я сказала больше, чем было нужно. Не хотела ведь ранить ее откровениями и правдой. Догадываться и слышать все в деталях – это разные вещи.
- И он любит тебя, Сами. Он любит, но Заур все перечеркнул, все сломал, - шепчет женщина. А потом вдруг ее руки покидают меня. Мне становится холодно и одиноко.
- Самира, - теперь ее голос без слез. Я поднимаю голову и с удивлением смотрю на нее. Элина откинулась на подушки, она стала еще бледней, видимо, общение со мной сильно вымотало ее.
- Девочка моя, послушай внимательно.
Я вытираю слезы, беру ее за руку, показывая, что я с ней.
- Я люблю своего сына, всей душой. И счастья ему хочу. И тебя люблю, моя девочка. Месть затмила ему глаза, он наделал ошибок… Я вижу, как тебе плохо и понимаю, что тебе будет лучше уйти от него… На год или два, может на всю жизнь – решать тебе. Как быстро излечится твоя душа – никто не знает. Но так как сейчас, так нельзя.
После ее слов скручивает новой волной боли.
- Мне не уйти от него, не отпусит. Он так и сказал…
Она кивает. Тянет меня за руку так, чтобы я приблизилась к ее лицу. Произносит у самого уха.
- Зайди в кабинет Алдана. Там справа у стола сейф. Код – год рождения Заура. Набери его и открой. На верхней полке есть некоторая сумма. Заур помогал мне много лет, но я не тратила, берегла на нужный случай. Я думаю, этот случай настал.
Она выпускает мою руку. Я отстраняюсь, и смотрю на нее ошарашено. Не верю собственным ушам. Она помогает мне бежать? Но…
- Элина…
- Молчи, у тебя мало времени. Просто иди, забирай и уходи. Так будет лучше, Сами. Иначе, вы друг другу души разорвете.. – она замолкает. Предстваляю как тяжело ей решиться на этот шаг. Элина спасает в первую очередь меня. Сейчас она идет против своего сына.
- Спасибо вам, Элина. Мне так будет вас не хватать.
Она улыбается сквозь слезы.
- Я не имею права просить у тебя этого. Не после того, что сделал мой сын. Но, Самира, я верю, что однажды ты проснешься и поймешь, что также как и раньше, любишь Заура. Что прощаешь его чудовищный поступок… - она замечает как меняется мое лицо.
- Когда рана в твоем сердце затянется, и ты увидишь мир немного по-другому, девочка моя. Именно тогда ты вернешься к нему. Именно тогда перестанешь ненавидеть свои чувства к моему сыну. Я отпускаю тебя, чтобы дать вам шанс.
Я ничего не отвечаю. Она кивает и выпускает мою руку.
-Выйди через задний вход. Включи в душе воду, пусть шумит. Алану я скажу, что ты там.
Я поднимаюсь, пячусь назад. Я знаю, что вижу ее в последний раз в жизни. Пытаюсь запомнить черты ее лица, ее взгляд добрый. Мне больно. За нас за всех больно. Мне страшно уходить, я ведь и правда люблю его, даже сейчас… и душа рвется на части. Но остаться я не могу. Не после всего, что произошло.
Все, что было дальше – словно и не со мной. Я бежала по холодной улице города, даже не озираясь. Я знала, что оставляю часть себя здесь. Вырываю кусок души и отдаю его жестокому, страшному мужчине. Мужчине, забравшему жизнь моего отца, забравшему мое сердце и все мои мысли. Я не перестала его любить, и знаю, что вряд ли когда-то перестану. Но это чувство словно яд отравляет меня, и больше не приносит счастья.
Это сложный шаг. Будто в пропасть с закрытыми глазами. Разобьешься, либо зацепишься по пути за выступ, и сможешь уцепиться за эту жизнь. Я выбрала второе. Я знаю, что иначе пропаду. Я не знала, что и где буду делать и куда поеду, но в моей сумке лежало достаточное количество денег, чтобы начать новую жизнь. В любой точке мира, в любом уголке планеты.
Сердце жалобно стонало, меня снова тошнило. Я оставила прежнюю жизнь позади и не видела, как Алан вышел из машины и отправился искать меня в доме Элины. Не видела то, каким злым и напуганным он был, не застав меня нигде. Не видела лица Заура, когда Алан сообщил ему эту новость. Я не знаю, в какую ярость он пришел, как рвал и метал все на своем пути. Как ударил Алана, как умолял мать, упав на колени перед ней, сказать ему где я. Но Элина была непреклонна. Эта слабая, пожилая женщина, в которой едва теплилась жизнь, оказалась сильней нас всех. Как бы ни было ей больно, она не проронила ни слова.