— Спасибо… — пробормотала она запинаясь, — я уже… мне уже лучше.

Лисил поджал губы — с таким видом, словно она только что нанесла ему смертельное оскорбление.

— Занимай-ка ты нижнюю койку, — сказал он, — вдруг понадобится встать посреди ночи.

С этими словами он проворно забрался наверх, вытянулся на спине и мрачно уставился в потолок.

Магьер устроилась на нижней койке. Какие бы чувства ни пробуждала в ней близость Лисила — никогда они не будут по-настоящему близки, потому что для него это может быть смертельно опасно. Она — дампир, и этого ничто не изменит.

— Лисил, — позвала она тихо, гадая, заснул он уже или нет.

— Ну? — отозвался он сверху.

— Если это ловушка, зачем мы в нее лезем? — На самом деле Магьер и не ждала ответа — просто хотела услышать его голос. — Может, нам просто отойти в сторонку и переждать?

— Да ни за что на свете! — отрезал он. Воцарилось молчание — такое долгое, что Магьер хотела уже снова заговорить, но тут Лисила вдруг прорвало:

— Он — мой. Этот грязный маленький ублюдок — мой. Я должен закончить то, что начал… то, что не смог сделать той ночью в окрестностях Миишки.

Такой роскоши, как месть, они сейчас не могли себе позволить, и на языке у Магьер уже вертелась резкая отповедь, но тут она вспомнила, какое бешенство обуяло ее при виде черных перчаток вампира-аристократа.

— На нас напали четверо, — сказала она вслух, — и выследить их, пожалуй, будет нетрудно. Жалко, что Малец сейчас не в состоянии идти по следу.

— Может, нам и не придется никого выслеживать. — прошептал Лисил. — Теперь они приходят к нам сами. И меня это вполне устраивает.

— Нет, — сказала Магьер, — нам нужно отыскать их логово. Пока мы не уничтожим их всех до единого, мы не сможем быть уверены, что с вампирами в Беле покончено.

Лисил ничего на это не ответил, и через несколько минут Магьер услышала, что он задышал глубоко и ровно, как и полагается спящему.

Лампа на столе все так же ярко излучала холодный свет. Магьер не была уверена, что сумеет заснуть. Она лежала, прислушиваясь к тому, как сонно и размеренно дышит Лисил, как поскрипывает койка, когда он во сне ворочается с боку на бок. И наконец закрыла глаза, спасаясь от беспощадно яркого света.

Ослепший на один глаз, трясущийся от потери сил и крови, Торет рывком распахнул дверь особняка, и все трое — Торет, Чейн и Тибор — ввалились в прихожую.

Сапфира, наряженная в шелковое горчичного цвета платье, сидела в гостиной. При виде вошедших глаза у нее полезли на лоб. И неудивительно — Торет и сам знал, что они представляют собой ужасное зрелище.

Лицо и руки Тибора были исполосованы длинными следами когтей и зубов. В горле у него чернела круглая дырка, одежда превратилась в невообразимо грязные лохмотья. Чейн лишился плаща, плечо у него было рассечено наискось, и рукав камзола пропитался густой черной кровью. Эта рана сама собой не заживет.

Хуже всего, однако, пришлось самому Торету. На месте его правого глаза зияла сочащаяся сукровицей дыра, грудь рассекала рваная рана, из которой торчало сломанное ребро, изодранный камзол спереди был густо пропитан кровью, как рукав Чейна. Но все это было неважно — ведь теперь он дома, и Сапфира ждет его, ждет… Шатаясь, Торет шагнул к ней.

— Любовь моя… — сдавленно прохрипел он.

К вящему ужасу Сапфиры, он положил руки ей на плечи, почти навалился на нее, с трудом удерживаясь на ногах. Недолго думая, Сапфира оттолкнула его и попятилась.

— Торет! — взвизгнула она. — Это же чистый шелк!

Ошеломленный, Торет кое-как оперся о ближайший диванчик. Новые струйки черной крови потекли по его руке. Почему Сапфира не спешит утешить его, помочь?

— Обивка!.. — прошипела она. — Бархат!.. Чейн, да сделай же что-нибудь! И не смей даже впускать сюда этого мерзкого матроса!

Торет ошеломленно уставился на нее здоровым глазом:

— Сапфира… любовь моя… нам так худо! Нам нужна твоя помощь.

Она скривилась с таким видом, словно хотела сказать: «Ну, это уж слишком!» — и, не говоря ни единого слова, опрометью выбежала из гостиной.

Потрясенный, Торет только и смог, что проводить взглядом взметнувшийся за дверным проемом вихрь горчично-желтого шелка. Конечно, он мог приказать Сапфире остаться, мог… но не стал. Сапфира сама должна была броситься ему на помощь — как Тиша бросилась бы на помощь Рашеду, а она с отвращением оттолкнула его и убежала — только потому, что он истекает кровью!

Чейн, изрядно растерявший свое всегдашнее изящество, подошел, ковыляя, к Торету и помог ему выпрямиться.

— Тебе нужен отдых, — заметил он ровным, ничего не выражающим голосом. — И Тибору тоже.

— Мне нужна кровь, — хрипло ответил Торет. — Ты можешь добыть мне кровь?

Чейн подошел к окну, приподнял занавеску и выглянул на улицу.

— Уже почти светает, — сказал он, — но отдых отчасти поможет тебе восстановить силы, а вечером, как только зайдет солнце, я отправлюсь на охоту. — Чейн перевел взгляд на свое разрубленное плечо. — Рана все кровоточит. Что тебе известно о сабле дампира?

Торет без сил опустился на диван, неловко откинулся на обитую бархатом спинку.

— Эта сабля то ли заколдована, то ли проклята, — пробормотал он. — Я и сам в свое время испытал ее удар.

Чейн указал на Тибора, одиноко стоящего в прихожей.

— А что ты скажешь о его горле? Арбалетный болт не может нанести такую рану одному из нас.

— Ну, это простой трюк. Наконечник вымочили в чесночной воде, а для нас это яд. — Торет обессиленно закрыл здоровый глаз. — Отправь Тибора наверх спать, а потом вернись и помоги мне.

Не Чейн должен был бы помогать ему, не Чейн, а Сапфира. Весь остаток этой кошмарной ночи, когда они крадучись пробирались по городу домой, Торет только и представлял себе прекрасное, полное сострадания лицо Сапфиры… Сапфиры, которая облегчит его мучения, позаботится о нем, как он прежде позаботился о ней.

Торет ощутил, как сильные руки подхватили его, помогли встать и, собравшись с силами, оттолкнул Чейна.

— Отправляйся к себе, спать.

— Хорошо… хозяин, — чуть помедлив, ответил Чейн. Торет добрел до лестницы и ухватился за перила.

С трудом одолевая ступеньку за ступенькой, он утешал себя надеждой, что сон и свежая кровь сумеют восстановить поврежденный глаз. Полукровка, в конце концов, пользуется обычным оружием, а не зачарованным — так что время и чужая жизненная сила совершенно исцелят все его раны. И все же когда Торет увидел, что дверь в спальню Сапфиры заперта, он невольно подумал о том, что не все на свете раны подлежат исцелению.

И, один-одинешенек, отправился в свою комнату.

Погруженный в размышления, Вельстил сидел за столиком в своей спальне. У изголовья кровати, в матовом шаре, который покоился на чугунной подставке, безостановочно плясали три искорки, и только этот скудный свет и озарял комнату. У Вельстила не было вещи старее этой — первой, что он сотворил за долгие годы изучения магии. Давно это было… слишком давно.

Сплетя пальцы, он рассеянно водил по правой ладони обрубком левого мизинца. Его безупречный план воплощался в жизнь далеко не так гладко, как хотелось бы. Ланджов вот-вот откажется от услуг дампира, а уж такой возможности Вельстил даже и не предвидел. Магьер — превосходная, единственная в своем роде охотница на вампиров, и одно это уже должно бы перевешивать с лихвой все ее недостатки — даже в глазах таких, как Ланджов. По крайней мере, так считал сам Вельстил.

Вдобавок это ничтожество Крысеныш — или Торет, как он сейчас себя именует, — оказался на деле далеко не таким достойным противником, как рассчитывал Вельстил. Магьер нужно побольше упражняться, набирать боевой опыт. Она должна уметь справляться с самыми различными противниками и при этом не забывать, что более древние вампиры могут обладать особыми умениями и свойствами помимо тех, что присущи всем Детям Ночи. Слуга Крысеныша Чейн явно балуется чародейством, а может, и не только балуется, и все-таки Крысеныш, имея под рукой такое подспорье, ухитрился свалять полного дурака!