Сорген застыл на палубе, посреди сверкающего квадрата – символа стабильности и спокойствия. В одном его углу была начертана руна воды, в другом – руна воздуха. В руках Сорген сжимал деревянную чашку с простой водой. В нее он бросил щепоть драгоценного пепла Ассаха и выдохнул слова:

– Эсдайел эзмеде, кайнел турру инда удеддер эскард, хоранел тетериэ ат чаретел! Успокойся, море, выплесни силу в ненасытный ветер, развей тучи и умри! – палуба скакала под ногами, как взбесившийся конь, но с помощью магии Сорген смог устоять. Вода в чашке застыла, словно густое желе. Шхуна взобралась на очередной вал, со стоном накренилась и ухнула вниз; вдруг оказалось, что эта волна была последней. Тем, кто в тот момент оказался на палубе, открылась небывалая картина: вокруг их кораблей море будто было накрыто гигантским листом прозрачного стекла, не пропускавшим бесновавшиеся волны и превращавшим их в едва заметную рябь. В ста саженях от их бортов вздымались величественные валы, ветер бесновался, разрывая их на части – но, стоило волне пройти определенный рубеж, она тут же смирялась, сглаживалась и умирала… Лишь мелкая зыбь униженно подползала к судам и бессильно скреблась об их борта. Отливавшие сталью тучи, похожие на тяжелый дым от сырых дров, поднимались вверх, к солнцу, и на глазах таяли.

Сорген дрожащей рукой поставил чашку на палубу и вскочил на ноги. Закрыв глаза, он что было силы прижал к груди ладонь. Горячая волна, исходящая от пепла Ассаха, расплывалась по всему телу; оно словно погружалось в бодрящую и высасывающую слабость ванну. С закатившимися глазами молодой колдун принялся качаться и безмолвно шевелить губами: он повторял свое заклятие снова и снова. От сжавшихся пальцев полетели искры, похожие на падающие звезды. Их становилось больше и больше, пока наконец целое сияющее облако не оторвалось от "Благочестивых намерений" и не стало расползаться во все стороны, накрывая эскадру. Там, где проходило облако, волны опадали, ветер стихал, тучи истончались и взлетали прочь от поверхности моря. Некоторое время в воздухе над кораблями творилось нечто невообразимое, ветер пытался дуть сразу во все стороны, а море тем временем ходило ходуном. Потом все успокоилось: корабли южан остались мирно покачиваться в спокойном озере, окруженном горами вздыбленных валов – как будто накрытые незримым защитным колпаком.

Сорген, закончив заклятие, со стоном выдохнул воздух и упал – прямо в руки подоспевших Лимбула и Гримала.

– Вина! – прохрипел маг. Испуганный Хак, скрючившийся у мачты, как мышь юркнул в каюту и тут же вернулся с большой фляжкой. В рот почти обессилевшего колдуна полилось терпкое, густое и очень сладкое вино из далекой Зэманэхе. Сделав четыре судорожных глотка, Сорген пришел в себя и отдышался. Перед глазами у него кружили искры и цветные пятна, но, тем не менее, он оттолкнул поддерживавшие руки и выпрямился на подгибающихся ногах.

Сила волшебного урагана сошла на нет тоже внезапно. Хотя вокруг все еще неистовствовал ветер, облачность стремительно таяла, водные валы резко потеряли в росте и стали идти реже, чем раньше. Горизонты немного расчистились, а это не замедлило принести новости.

– Господин! – истерически воскликнул Хак, тыча грязным пальцем в восточный горизонт. У него всегда был хороший, зоркий глаз.

Давать Соргену время на отдых никто не собирался. Опираясь на снова подставленные руки Гримала и Лимбула, он проковылял к борту и тяжело навалился на гладкие перила, набитые по верху фальшборта. Нашарив на поясе мешочек с засушенными глазами, Сорген прижал его сначала к пеплу Ассаха, а потом к собственному лбу. Когда он прошептал заклинание Острого Зрения, пелена туч и бушующее море перестали быть преградами для взгляда. Вдалеке, за стеной атакующего шторма, на круглых крупных волнах покачивались вражеские корабли, около трех дюжин. Они были выстроены клином, но, кажется, пока не двигались – ждали. Похоже, вражеские маги сами не очень совладали с сотворенными непотребствами: бушприт одной баркентины был сломан и висел у самой воды на снастях, а в борту другого корабля зияла дыра под полуютом. Очевидно, ни это, ни то, что попытка разбить эскадру врага на части не удалась, не остановит вражеских флотоводцев. В конце концов, у них почти четырехкратное преимущество!

– Что за суда? – прошептал Сорген. Собравшиеся рядом с ним солдаты и матросы сейчас тоже видели вражеские корабли, хотя и не так хорошо, как волшебник. Лимбул громко повторил вопрос хозяина, чтобы его услышал стоявший поодаль капитан "Благочестивых намерений", те'Суйлим.

– Я не могу разглядеть все совершенно точно, – неуверенно пробормотал тот. – Однако, ясно вижу несколько четырехмачтовых барков и баркентину. На каждом из этих кораблей может находиться до ста пятидесяти матросов, а так же сто солдат. Передняя шхуна похожа на нашу, только размерами в два раза больше. Следовательно, на борту у нее вполне может оказаться три с лишним сотни человек, и вражеский адмирал в придачу.

– Другими словами, нам противостоят не менее семи тысяч зурахатских вояк, – подытожил Сорген.

– По десять на брата, – глубокомысленно продолжил Лимбул. Те'Суйлим принялся тщательно чесать свой кривой нос, дабы скрыть от присутствующих испуг, однако остальные не очень-то опечалились.

– В юности, – глухо прорычал Гримал, – я промышлял разбоем в лесах Тизаспа. Однажды мне попался в руки сам управляющий провинцией, который ехал через чащу с десятью солдатами. Двоих я убил из арбалетов, двоих – метательными ножами, двоих – дротиками. Еще двум я разбил головы топором, вместе со шлемами. Правда, тут мне не повезло, и один из оставшихся всадил-таки стрелу мне прямо под ключицу. Я тогда был молодой, да слабенький – упал и был ими связан. Эти тупицы решили отвезти меня в город и устроить показательную казнь. Одного они не учли – в том лесу разбойников было пруд пруди, чуть ли не под каждым деревом. На одиннадцать человек нападать боялись, а вот на троих – уже нет. Управляющий смог проехать всего-то с льюмил, после чего снова подвергся нападению. Теперь бандюг было пятеро: одного городские хлыщи смогли уложить, но остальные перерезали их, как цыплят. Я же во время заварушки упал из седла и никто на меня не обращал внимания: думали, Гримал из Хийта дал дуба! Эти разбойники были еще большие дурни. Ошалев от количества добычи, они стали шататься туда-сюда, подсчитывая барыши, и совершенно ничего не замечали. Когда один оказывался рядом со мной, я резал ему сухожилия на пятках. Упавшему – тут же ножом по горлу, так что он и пикнуть особо не успевал. Так я за короткое время зарезал троих, а четвертого потом укокошил из арбалета. После я не спеша очухался, поползал там, собирая все самое ценное, нагрузил вьюком коня, сам сел на другого – и был таков! Один неопытный юноша против шестнадцати противников! С тех пор, признаюсь без хвастовства, я поднабрался всякого, и твои "десять на брата" звучат для меня как музыка!

Гримал хлопнул Лимбула по спине, отчего на лице мальчишки появилась кислая улыбочка. Оглянувшись, Гримал увидел, что собравшиеся вокруг матросы и солдаты тоже не очень воодушевлены его рассказом. Тогда он выхватил меч и заревел, что было сил:

– Ну, где они!?? Давайте их сюда!! – от избытка чувств он несколько раз рубанул по перилам, оставляя там глубокие, узкие следы. Казалось, что изо рта капитана наемников сейчас полезет пена. Слушатели принялись смеяться и подхватывать воинственный клич. Идти в бой за таким могучим и жутким бойцом не побоялся бы никто.

Сзади, на левый траверз к "Благочестивым намерениям" подошла шхуна Хейлы.

– Сорген! – завопила она с расстояния в десять саженей. Колдун растолкал толпу и перешел на другой борт. – Ты видел?

– Конечно! Есть какие-нибудь светлые мысли?

– Нет, только черные! – она зло рассмеялась. – Зэманэхе – морская страна, и ее флот много раз участвовал в морских сражениях. У королей, моих предков, было заклинание против вражеских эскадр. Очень хорошее – только требует много сил, и после него я уже вряд ли сумею помочь вам в битве.