– Куда мы летим? – радостно воскликнул Сорген, всей грудью вдыхая свежий воздух. Призрак одарил его еще одной улыбкой.

– Сейчас ты увидишь, каким странным образом сбываются несбыточные надежды и возвращается то, что, казалось, уже никогда не вернуть.

Они летели через облака, белыми башнями возвышающиеся над сплошным покровом черных туч. Изредка пелена внизу разрывалась, и Сорген видел под ногами извилистую полосу реки и теснящийся на ее берегах серо-зеленый, угрюмый лес. Затем они, все так же держась за руки, упали вниз, прямо на деревья, но ветви не могли пронзить их призрачных тел.

Вскоре лес расступился по сторонам. Окруженный молодыми дубами, в скудном сером свете блестел круглый пруд с прозрачной, как слеза, водой. Она была так чиста и светла, что даже отсутствие солнечных лучей не делало это место угрюмым или унылым. Сорген завис прямо над серединой пруда, заглядывая в него. Дно было прекрасно видно – оно было сложено из сглаженных временем и водой малахитовых плит, бледно-зеленых, с темными прожилками, похожими на сеть кровеносных сосудов. В самом центре пруда зияло темное отверстие, нечто вроде подводного колодца. Призрак потянул Соргена за собой, и они медленно опустились на большой камень, покрытый мягким синеватым мхом.

– Смотри! – шепнула призрачная подруга колдуну и показала прозрачной рукой в глубину рощи. Там виднелся широкий просвет, а в нем – большие деревянные дома. От них к пруду по песчаной дорожке бежала девушка в белом платье. Ее по-детски милое личико излучало счастье и упоение жизнью, над широко раскрытыми глазами выгнулись прекрасные каштановые брови, пушистые и нежные. Копна густых русых волос развевалась за плечами, а на круглых розовых щечках проступали крошечные ямочки.

– Не может быть! – ахнул Сорген. – Ведь это просто сон, да? Я никогда не видел ее раньше, но сразу узнал… Но, будь я проклят, это не мой сон, а сон Колокольчика! Что я здесь делаю?

– Глупый Дальвиг! – прошептал Призрак, прислоняясь к плечу колдуна. Сейчас ее прозрачная плоть соприкасалась с такой же прозрачной плотью Соргена и не растворялась в ней. – Ты здесь потому, что это правда! Во сне для человека возможно все… ну или почти все. Твой разум отделился от тела и очутился здесь, но место это существует на самом деле. Ты отчаялся и потерялся. Я не могла помочь тебе, однако эта девушка и этот пруд о многом могут сказать.

– О чем, например?

– О том, что для самого пропащего человека, возможно, еще не все кончено! Разве смел Колокольчик надеяться, что прошлое его, навсегда потерянное и растоптанное, может возродиться?

– Глупости! Ведь это не его Дуина, даже если пруд тот же самый.

– Как знать? Кто ты такой, чтобы утверждать наверняка? Великий мудрец? Всезнающий ученый? Ты просто упрямый мальчишка, Дальвиг. Не хочешь верить в то, что видят твои глаза. Душа Дуины вернулась обратно. Не знаю, что заставило ее снова оказаться здесь. Чудо? Вмешательство высших сил?? Знаешь, как все было… Эта девушка умерла, едва родившись, но душа Дуины, витавшая рядом, заняла ее тело. Она не помнит прошлого… но ведь это даже к лучшему!

– Откуда ты все это знаешь?

– Ведь я – призрак! Бываю, где только захочу, могу разговаривать с другими душами.

– Ага… а как же глубокий темный колодец, в который ты тонула? Сдается мне, все это – просто бред, рожденный моим сбрендившим рассудком.

– Девушка родилась восемнадцать лет назад, так что у меня было время, прежде чем… я стала исчезать. Однако теперь все отодвинулось! Я снова с тобой, на некоторое время, и даже – как видишь – пытаюсь вселить в тебя какую-то надежду.

– Какая разница! Все равно, твоя надежда обманчива. Колокольчик навек останется уродом, если не снаружи, так внутри. Теперь он убийца, мучитель, грабитель и тиран, а не тот юноша-король с чистыми руками и душой. Да очутись он здесь – сам бы убил девицу и забросал грязью пруд, чтобы они не напоминали ему о прошлом.

– Кто знает! – Призрак вздохнул, разом осунувшись и сделавшись еще прозрачнее. – Ведь даже после самого затяжного ливня все-таки появляется солнце.

Словно вторя ее словам, в небе, в сплошном ковре туч вдруг появился голубой просвет, через который на землю ударил золотой солнечный луч. Он был особенно ярок и прекрасен в этот хмурый день, когда все цвета стали приглушенными и тусклыми… Солнечный свет озарил девушку, превратив ее в сказочное существо, эфемерное и поразительно красивое. Остановившись, юная красавица подняла руки и стала кружиться, танцевать в теплом золотистом потоке. Сорген, затаив дыхание, следил за ней и не мог оторвать глаз; танец продолжался и продолжался, а солнечное сияние медленно расползалось по сторонам, оживляя и преображая природу. Трава и листья дубов наливались зеленым, сочным цветом, тут и там подавали голоса птицы, звенели кузнечики. Сорген поднял взгляд к небу: тучи, крутясь, расползались сразу во все стороны, оставляя над прудом и рощей пронзительно голубые высоты.

– Я думаю, надежда всегда есть, – прошептал Призрак едва слышно. – Даже тогда, когда ты забыл о ее существовании, не имеешь понятия, где она прячется и отчаялся дождаться ее прихода.

– Надежда… всегда … есть… – как во сне, повторил Сорген. Небо позвало его к себе, и он внезапно подпрыгнул, бросив Призрака на замшелом валуне. Небо проглотило его, растворило в безбрежных просторах. Где-то там пряталась и его надежда. Сорген носился туда и сюда быстрее ветра, пока наконец не вырвался в странную темноту, теплую и завораживающую, как летняя ночь. Крупные звезды, каждая похожая на бриллиант, кружились вокруг него и гладили тонкими лучиками. За ними пролетали какие-то неуловимые светлые пятна. Чьи-то души, отправившиеся на поиски счастья в иных мирах? Сорген хотел было проникнуть за барьер из кружащихся звезд, туда, к свободно летящим сгусткам призрачного сияния, но не смог. Он не расстроился. Еще не время. Еще не сейчас.

Вместо этого он проснулся на постели, чувствуя себя отдохнувшим и полным сил. Безумие ушло, апатии как не бывало. Три слова стучали в мозгу: "Надежда всегда есть". Потянувшись, Сорген вскочил на ноги и принялся одеваться. Ему жутко хотелось кушать.

Уже к обеду он собрал совет. На нем решили, что Рогез и двести семнадцать рха-уданцев присоединятся к войску лейденцев и двинутся с ним к главному становищу царя Лейды, Терманкьяла. Остальные колдуны и солдаты, вместе с тремястами пиратами, грузились на уцелевшие корабли, чтобы плыть на восток вдоль побережья. На глухих берегах в северо-восточном углу моря они высадятся и пойдут на соединение с Рогезом.

Большинство кораблей погибло во время бури или было сожжено, однако самый большой, флагман Колокольчика по имени «Уллавелла», оказался почти целым. Его должны были полностью починить уже к вечеру, поэтому выступление сухопутной армии назначили на следующее утро. «Уллавелла» и несколько кораблей помельче выйдут в море еще через сутки.

Остаток дня Сорген провел в хлопотах. Для рха-уданцев купили у степняков коней – благо, после сражения многие из них остались без седоков. Пиратов нарядили в трофейные зурахатские доспехи. Рогеза пришлось долго поучать, но он все еще держался неуверенно, так что в конце концов Гуннир снова вызвался ехать вместе с ним. Это известие чрезвычайно порадовало Хейлу и огорчило самого князя – но выбирать ему не приходилось.

Ночью Соргену покоя тоже не было. Стоило устроиться на постели после обильного, хотя и простого ужина – дверь в комнату открылась, пропуская внутрь Хейлу, одетую лишь в тонкую сорочку. Нет конца моим битвам! – подумал Сорген, тоскливо глядя на игриво улыбающуюся подружку. Впрочем, эти округлые бедра, плавно покачивающиеся при ходьбе и высокие груди, пронзающие полупрозрачную ткань твердыми сосками, смотрелись завлекательно. Недовольство быстро сползло с лица колдуна, сменившись вожделением. В новую битву он вступил, полный вдохновенного воодушевления.

Утром армия кочевников длинной грязной змеей уползла за холмы и утесы из разоренного Делделена. Оставшиеся в городе пираты принялись за пьянство и женщин, спеша урвать оставшийся им день. Многие не желали идти ни в какой поход, но воля Колокольчика и присутствие пугающих колдунов заставляли их держать свое мнение при себе. Южане же просто пользовались тем, чего были давно лишены; весь город обратился в большую, гудящую таверну, полную охочих мужчин и сговорчивых женщин.