Через три дня после ухода из бухты Тихая мы потеряли всякую связь с материком. Наши телеграммы не доходили до Архангельска, и мы, в свою очередь, не получали никаких сведений с далекой родины.

Особенно «недовольным» нашей поездкой оказался радист Гершевич. Исключительной трудности работу приходится ему нести. Целыми ночами, под завывания северного ветра, он нащупывает другого радиста Пахолкова, находящегося за тысячи километров от нас, на радиостанции Цып-Наволок. Сквозь шум и грозовые разряды они стараются уловить те сложные комбинации из точек и тире, которые на следующий день будут поданы читателю в виде сводок и отчетов о ходе экспедиции.

Несколько часов изнурительной работы на нервах делают человека больным. Британский канал, опоясанный горами, едва пропускал радиоискру, которой предстояло пролететь больше 1 300 километров. С большим трудам, сквозь неясные хрипы и стоны, передавая по нескольку раз одну и ту же информацию, они сумели перебросить друг другу всего несколько строк…

22 августа наш ледокол достиг 82°14? северной широты и установил блестящий мировой рекорд для свободно плавающих, не несомых льдами судов в европейско-азиатском секторе.

Как это ни странно, но когда мы прошли через весь архипелаг Земли Франца Иосифа и покинули острова, мы неожиданно увидели свободное ото льда море. Это обстоятельство весьма удивило наших ученых.

— Как, на более южных широтах мы мучились во льдах, а здесь, на севере, куда никогда не доходили никакие пароходы, мы встретили свободное ото льда пространство воды!

Проф. Визе целый день возился со сложными приборами и к вечеру об’явил, что мы сделали величайшее открытие — нашли новую ветвь теплого течения Гольфштрема, которая неизвестно по каким причинам сюда попадает из Атлантического океана.

Дальше на север итти опасно и рискованно. У нас ограниченное количество угля, а к тому же мы уже целую неделю не имеем никаких сведений из колонии. Повидимому, та радиостанция, которую мы им оставили, попортилась.

Седовцы накачивают на пароход пресную воду из лужи на поверхности льдины.

Ледяной грот у ледника Юрий, обнаруженный «Седовым» во время исследовательского рейса в проливе Мелениума.

Решаем повернуть обратно. Мы сделали все, что было в наших силах: установили мировой рекорд, побили прежний рекорд, принадлежавший герцогу Абруцкому, и советский рекорд, установленный в прошлом году «Красиным». Мы были, от полюса на расстоянии, несколько превышающем путь из Москвы в Ленинград.

Теперь перед нами появилась возможность разрешить еще две задачи — зайти на мыс Бророк, где погиб лейтенант Седов, и на Землю Рудольфа, где, по сведениям, должны находиться остатки богатейшей американской экспедиции Фиала.

В 1914 г. три полузамерзших, истощенных от голода героя, собрав последние остатки энергии, добрались до мыса Бророк. Это были исследователи — Георгий Седов и его два спутника-матроса. В этот далекий и опасный путь они вышли с намерением достигнуть полюса. Но цынга, которой заболели все три участника похода, не дала им возможности завершить начатое дело до конца.

— Вот дойду до земли Рудольфа, — говорил Георгий Седов, — там и поправлюсь.

Но этого ему так и не удалось сделать. Он не дошел до продовольственной базы всего лишь 30 километров и скончался. У матросов не было орудий, а главное, сил для того, чтобы расковырять веками промороженную землю. С величайшими усилиями они засыпали тело грудой камней и поставили сделанный на лыж крест. А сами повернули в обратным путь и насилу добрались до бухты Тихой, где в это время зимовали их товарищи.

Тихо, при спущенном в знак траура флаге, подошел «Седов» к мысу Бророк, месту величайшей человеческой трагедии.

Быстро скользнула на воду и закачалась на гребнях волн окрыленная веслами шлюпка. Плыли долго, упорно пробиваясь к угрюмому, неприветливому берегу, к крутому отвесу нависших скал.

Орудийным грохотом, гулким обвалом встретил экспедицию старый, расчерченный широкими морщинами трещин ледник. Разбившись на партии, в течение нескольких часов, шаг за шагом обыскивали каждую пядь вздыбленной осколками гор земли, тщательно осматривали все пригорки, холмы, хотя бы смутно напоминавшие своим видом дорогую могилу. Но уже вскоре пришлось убедиться в полной бесплодности поисков. Ледяные потоки мчащейся с глетчеров талон воды, размывающей каменные глыбы, наносящей кучи песка и глины, видимо, не пожалели и последнего приюта Георгия Седова. Наскоро сколоченный деревянный крест смыло ручьями, набросанные на его тело камни разворачивали в изобилии водящиеся здесь медведи, а пятнадцать лет диких буранов, бешеных ветров наверняка снесли и утопили в океане останки героя.

На холме собрались все участники поисков и водрузили старательно расписанную матросами ледокола красную доску с надписью на русском и английском языках: «Советская экспедиция ледокол «Седов». 1929 г.». Обнажив головы, поникнув в тихом безмолвии, простояли в течение нескольких минут, которые, казалось, тянулись часами. Опустив глаза в сырую, топкую землю, как-то сгорбившись, стоял Визе, видимо, вспоминая своего бывшего начальника и друга.

Тихо, почти шопотом, обратился Шмидт к участникам.

— Георгий Седов, — сказал он, — был лейтенантом царского флота. Но его молодую, увлекающуюся натуру не удовлетворяла военщина. Всю свою жизнь он посвятил и отдал науке, идее завоевания суровой Арктики. Царское правительство не хотело помочь ему и ставило всяческие препятствия делу общечеловеческой, общекультурной важности. И тогда Седов, придумав в качестве приманки открытие полюса, стал невольной жертвой условий, которые создал ему царский режим. Рабочий класс великого Союза, отбросив блестящие побрякушки — звание и чины, чтит память Седова, героя-энтузиаста, отдавшего жизнь изучению далеких северных границ.

— Вам, Владимир Юльевич, — сказал он, обращаясь к Визе, — должно быть особенно тяжело вспомнить трагедию, разыгравшуюся на этих широтах. Матросы «Седова», — добавил он, — гордо носите имя великого исследователя Арктики, а возвратившись в Архангельск, поведайте всем, как мы искали дорогую могилу. Пусть рабочие Севера чтят его память и никогда не забудут его дел.

Когда мы поехали обратно, Визе рассказал нам, что матросы, спутники Георгия Седова, оставшись без предводителя, решили сначала итти на Землю Рудольфа, где, они знали, находится дом и склад с продовольствием, оставленные американской экспедицией. Но взобравшись на огромный купол глетчера и увидав бесчисленное множество широких трещин, а главное, уже будучи крайне истощены, не решились двигаться дальше и повернули в обратный путь.

Оглядываемся назад, мысленно последний раз прощаемся с пропавшей могилой, угрюмым берегом и мелькающей в тумане красной мемориальной доской.

Бухта Теплиц Земли Рудольфа сыграла выдающуюся роль в истории завоевания Арктики. Впервые в 1874 г. ее зимой посетил австриец Пайер, открывший Землю Франца Иосифа. Через 25 лет сюда прибыла большая экспедиции на судне «Стэлла Полярис», под командой герцога Абруцкого. Вначале итальянцы решили перезимовать на судне, но колоссальные напоры льдов на бухту, в которой стоял корабль, ежеминутно грозили раздавить хрупкую деревянную обшивку, и поэтому пришлось срочно перекочевать на берег. Герцог Абруцкий не рассчитывал зимовать на архипелаге и поэтому не захватил с собой разборных домов. Всю долгую полярную ночь они провели в больших лишениях, ночуя в легких брезентовых палатках.

С наступлением весны группа под начальством Каньи сделала тщетную попытку на санях по морскому льду достигнуть полюса. Во время их похода пропало без вести три члена экспедиции, доставлявшие Каньи продовольствие и поддерживающие связь группы с берегом. Вот тот памятник, который мы обнаружили на мысе Флора, и был сооружен в память этого события. После ремонта судна, проведенного с огромными трудностями, Абруцкому удалось прорваться в Британский канал и уйти на родину.