– Да, кстати, а откуда у вас мой телефон? – вспомнила я. Туманов говорил, что, пока меня не было, американец звонил домой.

– Телефон ест хорошо, – сообщил Пол. – Я позвонит завтра. Вы за ночь передумайт и пойти со мной в ресторан.

– Нет, телефон не есть хорошо, – испугалась я. – Мой муж, он ревнивый. Обидится, будет неприятность. У меня. Ми. Не нужно звонить.

– Назначайт свиданий, – заявил упрямый Пол. – Ми ест обчатся.

«Вот привязался, – подумала я. – Если я назначу свидание и не приду, он одолеет меня звонками по телефону».

– Свиданий больше не будет, – покачала я головой. – Мы попили кофе, поговорили... Пообщались уже. И все.

– Уай? – выпрямился на стуле Пол. – Я хотет быт рядом.

Кажется, ему просто в голову не приходит, что я «не хотет». Да, избаловали его русские девицы, избаловали. По морде видно, что не получал он до сих пор от ворот поворот. И муж ему не помеха! Придется взять на себя благородную миссию и щелкнуть его по носу. За всех несправедливо обиженных. Наверняка после «ресторан» и «очен друздья» каждой девушке хотелось замуж за эту рыжую дубину. Великая русская мечта – выйти замуж за иностранца. Рейнолдс, не понимая этого, интуитивно нащупал золотое дно. Интересно, сколько русских жемчужин в его коллекции? В любом случае еще одной я не стану.

Прикончив кусок торта и рогалик с маком, я отодвинула от себя опустевшее блюдо и сказала:

– Плачу за себя сама. Хочу быть как американка. Равноправие, о'кей?

Пол Рейнолдс скривился, как будто ему на язык капнули лимонной кислотой.

– Не ест джентлменски.

Нет, явно он уже побывал в обучении у каких-то русских товарищей. Иначе откуда бы ему знать, что это вообще такое – джентльменское поведение. Говорят, у него на родине женщины считают джентльменское поведение ущемлением своих прав. Еще примерно полчаса Пол пытался вырвать у меня обещание, что я сама позвоню ему по телефону.

– Куда, на службу? – поинтересовалась я.

Пол засуетился и, достав из кармана длинную тонкую ручку, похожую на шприц, и еще одну визитку, быстро нарисовал на ней ровный заборчик из цифр.

– Ето ест я сам, – пояснил он. Вероятно, он имел в виду, что изобразил номер своего мобильного телефона.

– Что ж, – сказала я, – может, еще и свидимся.

Оставив Пола Рейнолдса в состоянии легкой грусти, я отправилась закупать хлеб насущный. Судьба занесла меня в большой супермаркет, и, увлекшись процессом, я немножко не рассчитала время. Когда я подходила к своему подъезду, на часах была уже четверть четвертого. Оставалась надежда на то, что профессор Усатов не цинично пунктуален и не явился ровно в три.

Лифт не работал. Потоптавшись некоторое время возле кнопки, не подававшей признаков жизни, я посмотрела на свои сумки и тяжело вздохнула. Чтобы благополучно взобраться наверх, нужно отнестись к происшествию не как к неприятности, а как к развлечению. Ну, положим, у меня сегодня тренировка икроножных мышц, чем не развлечение? Окно между вторым и третьим этажами по-прежнему зияло пустой рамой. По ногам здорово несло. Ветер принес на площадку даже несколько высохших листьев. Интересно, чем тут занимался этот стекольщик?

Когда дверь квартиры появилась в поле моего зрения, я уже едва стояла на ногах. Если кто-нибудь из соседей вдруг услышит мое дыхание, наверняка подумает, что я надуваю резиновый матрас. Надо срочно заняться физическими упражнениями. Недавно я купила себе видеокассету «Аэробика доктора Вайса», но пока освоила только несколько самых первых упражнений. Хотя планы у меня были далеко идущие. Доктор Вайс, который разработал какую-то необыкновенную систему, прыгал на кассете, словно резвый козлик. Улыбка у него была до ушей, он заражал своим энтузиазмом и горячо агитировал следовать его примеру не только словами, но и действиями. Вот сегодня после встречи с профессором Усатовым обязательно займусь собой и своей спортивной формой. А то что-то любимая юбка стала тесновата.

Свалив покупки на коврик, я достала из сумочки ключ и, повернув его в замке положенное количество раз, ввалилась в квартиру.

В коридоре перед дверью в комнату лежал профессор Усатов, навсегда испорченный двумя дырками от пуль. Ему выстрелили в сердце и в голову. Я никогда не видела ни одной жертвы преступления воочию. Впрочем, даже если бы и видела, это вряд ли что-нибудь изменило бы. Выронив сумки, из которых посыпались продукты, я попятилась. Потом завизжала: тихо, словно поросенок-недомерок. Голос куда-то провалился, и я никак не могла исторгнуть из себя что-нибудь подобающее случаю.

Боже мой, вот оно! Убийство! Ничем хорошим не могло закончиться то, что начиналось так отвратительно. Пропавший Туманов, походы по врачам, ясновидящим и детективам и, как венец всего, – труп в коридоре. За что это мне?!

Через некоторое время я сообразила, что кидаюсь грудью на двери соседей по площадке, перепрыгивая от одной к другой. Дома оказался только Паша Скоткин. Вечность спустя он наконец справился с единственным замком, который отделял его частные владения от тлетворного влияния улицы. Лицо приятного розового цвета и смекалистое выражение на нем свидетельствовали о том, что Паша принял свою норму и вполне адекватен.

– Паша! У меня тело! – сказала я, схватив его за руку и сжав ее изо всех сил.

– Ну и что? У меня тоже тело, – рассудительно ответил сосед. – Только ты его сейчас повредишь. Синяки останутся.

Паша попытался вырвать руку из моего стального захвата, но я окостенела, поэтому пальцы не разжались.

– Ну, ты полегче, полегче! – пробормотал он, пытаясь отковырнуть мои ногти от своей плоти. Я его совершенно не слушала. Вернее, не слышала.

– Паша! У меня труп в квартире!

Паша задумался и, нахмурив брови, спросил:

– Кто помер-то?

– Не помер! Убили! Из пистолета стреляли! В профессора!

– Ну надо же. Дай гляну.

Паша отодвинул меня в сторону и с опаской приблизился к квартире. Его клетчатые тапочки, мягко касаясь пола, проследовали в коридор. Увидев мертвого профессора, Паша замер, словно насторожившийся суслик, и вперил взгляд в тело. – Насмерть, – сказал он через некоторое время, глубокомысленно кивая головой. – Кто ж его так?

– Откуда я знаю! – Мои зубы начали приплясывать, мелко-мелко клацая, как будто бы грызли сухарик. – Он должен был прийти ко мне в три часа!

– Это ты правильно время запомнила, – похвалил Паша. – Ментовка приедет, будет допрашивать.

Господи, милиция! Как я не подумала раньше! Надо ведь позвонить «ноль два». Тут я поняла, что до телефона мне не добраться. Аппарат находился в комнате, и, чтобы добраться до него, надо перешагнуть через профессора. Это оказалось выше моих сил. У Скоткина телефона не было.

– Пойду помяну профессора, – сообщил Паша, пятясь. – Нельзя, чтоб так... всухую помереть.

Захлопнув дверь, я бросилась вниз по лестнице и минут через пять уже добралась до вожделенного телефона-автомата. Позвонила всем: дежурному по городу, Катерине и Туманову номер два. Все трое велели мне не волноваться, а взять себя в руки и ждать их появления. Я принялась бегать по газону перед домом, ломая руки. Со стороны, наверное, казалось, будто я вознамерилась утрамбовать тропинку, чтобы прохожим было легко перебираться через жирную грязь.

В честь приезда милиции лифт неожиданно заработал. Самый главный из милиционеров, тот самый капитан, с которым я была уже хорошо знакома, всю дорогу успокаивающе хлопал меня по спине, как будто сотрясения могли помочь мне преодолеть стресс. Я взахлеб рассказывала о профессоре, о том, что мы должны были встретиться после трех, об аномальных зонах и черных дырах. Вместе с нужными словами откуда-то появились слезы, и мне пришлось доставать из сумки бумажные платки, чтобы справиться с неожиданным наводнением.

Открыв дверь в квартиру, я распахнула ее настежь драматическим жестом и сказала:

– Вот он!

Потом отступила в сторону и зашлась в рыданиях. Ни капитан, ни его соратники не двинулись с места. Они долго смотрели внутрь коридора, потом обратили взоры на меня.