Во– первых, Джил однажды утром обнаружила, что один из крольчат погиб – каким-то непонятным образом обмотал себе шею прутиком боярышника и задохнулся. Остался один малыш, да и тот был самочкой.

Потом умер взрослый самец. Вскрытие показало, что причиной его смерти был кокцидиоз – заболевание, которое очень трудно распознать на ранних стадиях. Поскольку все крольчихи соприкасались с ним, мы для профилактики немедленно дали им сульфамезатин. Тем не менее две из них погибли от той же болезни.

В итоге мы, что называется, вернулись на исходные позиции. Есть самки – и ни одного самца. Правда, только что был подготовлен и напечатан пятый выпуск нашего «Ежегодника» с полным отчетом о мексиканской экспедиции и фотографиями крольчихи с крольчатами. Я послал экземпляры д-ру Корсо и д-ру Моралесу. И, конечно, Диксу Бранчу. Заодно я написал Диксу и спросил, согласен ли он сам заняться охотой на тепоринго, если мне удастся получить разрешение мексиканских властей. В ответном письме Дикс заверил меня, что сделает все возможное. Тогда я снова обратился к д-ру Моралесу, написал о наших злоключениях, объяснил, что у нас остались одни крольчихи и нельзя получить приплод, но все же есть кое-какие результаты, так что мы трудились не впустую. Например, удалось доказать, что тепоринго можно содержать в неволе, притом на совсем непривычных для них, малых высотах. Установлено также, что вулканические кролики размножаются в неволе. Получены важные данные по патологии тепоринго; в частности, не исключено, что наблюдавшаяся нами форма кокцидиоза присуща только этим животным. Уточнены сроки беременности. Словом, мы вправе говорить скорее об успехе, чем о провале нашего опыта. Так, может быть, Диксу Бранчу будет позволено отловить для нас еще несколько тепоринго? К моей великой радости, д-р Моралес прислал в ответ любезнейшее письмо: учитывая наши результаты, он, конечно же, выдаст Диксу разрешение на отлов кроликов.

Надеюсь, нам не придется долго ждать, и мы добьемся своего, пополнив коллекцию треста плодовитой колонией этих симпатичных маленьких зверьков…

С книжных полок в моем кабинете на меня постоянно глядят два толстых, увесистых красных тома. Они первыми встречают меня утром и последними провожают вечером, когда я закрываю кабинет на ночь. Речь идет о «Красных книгах», публикуемых Международным союзом охраны природы. Один том посвящен млекопитающим, другой – птицам, в них перечислены современные млекопитающие и птицы, которым грозит вымирание, и в большинстве случаев в этом прямо или косвенно повинен человек. Пока что «Красных книг» две, но скоро в скорбную шеренгу станут еще тома, один включает пресмыкающихся и амфибий, другой – рыб, третий – деревья, кустарники и травянистые растения.

Один репортер спросил меня:

– Скажите, мистер Даррелл, сколько же все-таки видов животного мира находится в опасности.

Я подошел к полке, снял с нее тяжелые красные тома и бросил ему на колени.

– Не знаю точно, – сказал я. – У меня не хватило духу подсчитать.

Он поглядел на «Красные книги» и поднял на меня глаза, полные ужаса.

– Бог мой! Неужели все они под угрозой?

– Здесь еще только половина, – объяснил я. – только птицы и млекопитающие.

Он явно был потрясен. Дело в том, что по сей день большинство людей не осознают, до какой степени мы разоряем мир, в котором обитаем. Мы ведем себя, словно малолетние недоумки, оставленные без присмотра в бесподобном, изумительном саду и медленно, но верно превращающие его в бесплодную пустыню помощью ядов, пил, серпов и огнестрельного оружия. Вполне возможно, что за последние недели с лица Земли исчезло еще одно млекопитающее, еще одна птица, еще одна рептилия, еще одно растение. Я надеюсь, что это не так, но я точно знаю, что еще чьи-то дни уже сочтены.

Наш мир так же сложен и так же уязвим, как паутина. Коснитесь одной паутинки, и дрогнут все остальные. А мы не просто касаемся паутины, мы оставляем в ней зияющие дыры, ведем, можно сказать, биологическую войну против окружающей среды. Без нужды сводим леса, создаем очаги пыльных бурь и ветровой эрозии, изменяя тем самым климат. Засоряем реки промышленными отходами, загрязняем моря и атмосферу.

Когда заводишь речь об охране природы, люди тотчас заключают, что ты, страстный любитель животных подразумеваешь только пушистого коалу или что-нибудь в этом роде. Нет, охрана природы подразумевает совсем не это. Речь идет об охране всего живого на Земле, будь то дерево, трава или сам человек. Напомню о племенах, которых весьма успешно истребили за последние несколько столетий. И о других, которые находятся на грани вымирания сегодня: индейцы Патагонии, эскимосы… С нашей близорукостью, с нашей алчностью и глупостью мы в ближайшие полвека, а то и раньше станем виновниками того, что на Земле будет просто невыносимо жить.

Я-то больше всего занимаюсь охраной животных, но мне очевидно, что охранять надо и места их обитания, ведь, уничтожая среду, можно истребить животное так же успешно, как и с помощью ружья, капкана, яда. Когда меня спрашивают (а спрашивают часто), почему я принимаю все это так близко к сердцу, я отвечаю: наверно, потому, что мне очень посчастливилось, наш мир всегда даровал мне бездну радости. Я чувствую себя в долгу перед ним, и хочется как-то оплатить этот долг. Мой ответ вызывает у людей замешательство, словно я сказал что-то непристойное. Мне же хочется, чтобы побольше людей чувствовали себя в долгу перед природой и стремились вернуть хоть частицу долга.

Среди множества писем, получаемых мной ежедневно, неизменно есть письма об охране природы. Меня спрашивают, так ли она необходима на самом деле. Так вот, повторяю: я считаю, что природу необходимо охранять. По-моему, это одно из самых не обходимых дел в мире, где столько делается зря. Ошибается тот, кто считает, что поборники охраны природы устраивают много шума из ничего.

Приходят письма и от людей, которые, судя по всему, никогда не обращали свой взгляд на окружающий мир. Им понятны только цифры, лишь цифры на бумаге могут их убедить. Таким людям я сообщаю цифры. Здесь очень ярким примером опустошительной деятельности человека служит судьба двух животных североамериканского континента.

Когда в Северную Америку пришли европейцы, они застали там самые многочисленные скопления животных, какие когда-либо знал человек. Речь идет о двух видах фауны, один из них – американский бизон. Сначала его убивали ради мяса. Потом стали убивать из политических соображений, стремясь уморить голодом индейцев, для которых бизон был одним из главных источников существования, даже кости и кожа шли в дело. Пресловутый Буффало Билл, он же Вильям Коди, в один день застрелил двести пятьдесят бизонов… В районах, где водились бизоны, смрад от гниющих туш вынуждал пассажиров закрывать окна поездов. Потому что в это время бизонов убивали уже только ради языка – он считался изысканным лакомством, – а туши бросали. К счастью, бизона вовремя спасли от полного уничтожения, но что значат жалкие остатки перед миллионами величественных животных, которые некогда с грохотом проносились по североамериканским прериям!

Второй вид – странствующий голубь. Вероятно, это был самый многочисленный вид пернатых, какой когда-либо существовал и будет существовать на свете. Стаи голубей, числом до двух миллиардов, затмевали небо. Садясь на деревья, они своим весом обламывали толстые сучья. Казалось, их просто невозможно истребить. Вон их сколько, а мясо такое вкусное… И началось избиение странствующего голубя. Стреляли взрослых птиц, забирали из гнезд птенцов и яйца. В 1869 году только в одном районе было поймано семь с половиной миллионов голубей. В 1878 году в штате Мичиган убили миллиард птиц. Их же «невозможно» истребить! Они слишком многочисленны, слишком интенсивно размножаются!