Всё началось девять лет назад, когда я был обыкновенным школяром четвертого разряда в академии Элвенмуна. Мистер Лауфман Глауб преподавал у нас Магические Основы Теологии. Да, дисциплина звучит крайне нелепо, особенно в нашем прагматичном мире, в котором финансовая составляющая жизни играет первостепенную роль. Но сложно оставаться атеистом или агностиком, когда ты обучаешься в Академии Магов и Волшебников, в городе, который десятки сотен лет назад воздвигнули эльфы, всё с помощью той же магии и волшебства. Однако так случилось, что магия более надежна, в отличие от божественных вмешательств. Волшебники подчиняли себе энергию астрального уровня, а клирики же повторяли свои заученные молитвы, которые написаны на давно умерших языках, при этом лишь примерно понимая только часть сказанных собою слов, и то не факт, что Боги возжелают откликнуться на них.

Магические Основы Теологии во многом противоречили этой концепции. В основном потому что приравнивали магию к некоторому божественному вмешательству, ссылаясь на священные трактаты, посвященные богу Виде́ну, являющемуся, как известно, покровителем знаний, магов и волшебников. Последние два патронажа всегда оспаривались опытными колдунами. Единственное в чем сошлись ученые умы, так это в том, что Виде́н покровительствовал знаниям, в то время как знания являлись неотъемлемой частью магии. Замкнутый круг, возникший из-за разности трактовок божественных учений.

Мистер Глауб никогда не любил обращения “профессор” или “учитель”, всегда считая их оскорбительными, по причинам, которые никогда не желал рассказывать. В отличие от других преподавателей, он не старался казаться нам могущественным, стараться нас запугать, или же вызвать у нас слепое почитание. Он был расслаблен, спокоен, традиционную мантию, которая считалась обязательной для ношения преподавательского состава, он всегда аккуратно складывал и оставлял на преподавательской трибуне, потому что не любил то, как она сковывает его движения. Мистер Глауб говорил: “Слепое подчинение трактатам, написанным тысячу лет назад, может дорого стоить современному поколению”. Причин, как обычно, он не называл, предоставляя нам возможность гадать. Обучение Магическим Основам Теологии было необязательным курсом. Всего лишь лекцией, по материалу которой даже не предусматривался экзамен, посему посещение было добровольным. Мистер Глауб никогда не стоял за преподавательской трибуной, говоря: “Поставьте любого идиота перед трибуной, и зрители будут внимать любому бреду, что он несет. С престолами то же самое”.

Мистер Глауб был резок и категоричен ко всему, что нас окружало. Нельзя было точно сказать, что он любил, ввиду его прямолинейности и сатиры, ядовито изливающейся из каждого его стола. Мистер Глауб критиковал власть, пантеон богов, историю, преподавательский состав, законы природы и физики, и ничто не могло укрыться от его острого языка. Его любимым аргументом было: “Если они все такие могущественные, то почему я до сих пор безнаказанно разглагольствую перед подрастающими умами?”.

На самом деле мы ничего не проходили, связанного с теологией или магией. Мистер Глауб говорил: “А что можно рассказать по предмету, в котором эти неотесанные пингвины, именующие себя магистрами, никак не смогли прийти к соглашению?”. Поэтому на его занятия мало кто приходил, из-за чего мы с ним нередко беседовали тет-а-тет. Мы постоянно вели дискуссии. Мистер Глауб задавал мне провокационные вопросы, я же должен был на них отвечать. Своими язвительными комментариями он подливал масла в огонь нашего спора, но после его занятий я всегда получал эстетическое удовлетворение, потому как мог так же безнаказанно высказаться. Таким образом, занятие за занятием мы с ним очень сдружились, и когда я уже стал школяром третьего разряда, и Магические Основы Теологии остались далеко позади, я продолжал посещать его занятия, встречался с ним в неучебное время в таверне, и мы продолжали наши умопомрачительные беседы.

Почему я расписываю эти детали в таких подробностях? А потому что без них вряд ли вы сможете понять, почему я помогал мистеру Глаубу в будущих злодеяниях, за которые я буду казнен, а мистер Глауб скрывается от всего мира, и я даже не знаю, кто из нас проще отделался. Но обо всем по порядку.

Всё началось спустя год после моего знакомства с мистером Глаубом. Мы с ним условились встретиться в таверне, потому как меня ждал какой-то серьезный разговор, который нежелательно поддерживать в стенах Академии, потому что, как сказал мистер Глауб: “У стен тоже есть уши”. В назначенный час я появился в таверне “Тихий шелест”. Мы редко посещали это заведение, потому что оно находилось на самом краю Элвенмуна, но на этот раз профессор настоял именно на нём. Это было тихое заведение, в котором чаще всего собирались крестьяне, нежели ученые умы или же искатели приключений. Всему виной относительно дешевое пиво, которое в равной степени и отвратительно на вкус, но как говорил владелец таверны, имя которого за всё это время я не удосужился узнать: “В этом вся соль!”. О какой соли шла речь — история, к сожалению, умалчивает.

Мистер Глауб задерживался, что было крайне не похоже на него, потому как он всегда был чрезмерно пунктуален. Ему даже не нужны были часы, ради точного измерения времени. Он, словно, отсчитывал в уме каждую секунду. Эта его пунктуальность всегда меня восхищала, а потому я начал волноваться, когда прошло уже полчаса, а мистер Глауб так и не появился.

Я уже собирался уходить, когда мистер Глауб появился на пороге таверны. Он как и всегда широко улыбался, обнажая свои белоснежные зубы, однако в каждом его жесте и движении чувствовалась некая нервозность. Мистер Глауб горячо поприветствовал меня, сел со мной за самый отдаленный столик и спросил:

— Сэм, — он никогда не называл меня полным именем, потому как говорил, что я не дорос до того, чтобы носить его вторую часть, — Скажи мне, что такое душа?

— Ну, — начал я, — Душа это то, делает нас живым…

— А где она находится?

— Здесь, — я опустил руку на свою грудь.

— Если разрезать твою плоть, то я найду лишь легкие, пищевод, да сердце, не говоря уже о костях и кровеносных сосудах. Но где же душа?

— Она там, но она невидима.

— Невидима? — мистер Глауб откинулся на стуле и недовольно поморщил лоб, — Ты учишься в Академии Магов и Волшебников и утверждаешь, что душа невидима?

Я хотел было ответить, но мистер Глауб жестом приказал мне молчать. Он собирался с мыслями. Я никогда прежде не видел, чтобы профессору было необходимо время, чтобы дать ответ, но я стал терпеливо ждать.

Наконец он вновь поднял на меня глаза и спросил:

— Хорошо, а может ли тело жить без души?

— Нет, мистер Глауб. Даже в основе некромантии лежит запечатывание души и подчинение души в мёртвом теле.

— Но ты ведь слышал про кристаллы души?

— Про камни, в которых запечатаны души? — с недоверием спросил я, — Но они же противозаконны, и само хранение их считается смертельно наказуемым.

— А ты не задавался вопросом почему? — вкрадчиво спросил профессор. На его устах застыла меланхоличная улыбка.

— Ну… — протянул я, — Потому что это аморально?

Мистер Глауб в ответ только презрительно фыркнул:

— Слепое подчинение трактатам, написанным тысячу лет назад, может дорого стоить современному поколению, — повторил он свою заученную фразу слово в слово.

— Мистер Глауб, но ведь это правда аморально!

— Про аморальность говорят лишь богобоязненные люди. Магов и колдунов считали ересью и многих из них в стародавние времена предавали огню. И что сейчас? Каждый второй правитель держит при дворе горстку магов, чтобы они поддерживали барьер, чтобы их городок не сравняли с землей. А что до медицины? Если бы не смелые экспериментаторы, которые под покровом ночи выкапывали свежих покойников, чтобы изучить их тела, то мы до сих пор бы представляли человеческое тело как мешок, набитый кровью и костями. Не говоря уже о душе. В целом концепция мало как поменялась, вот только душу в теле так и не нашли. Но так показалось на первый взгляд.