На протяжении многих поколений линьяри все более и более полагались на свои зарождающиеся телепатические способности, и все менее – на устную речь, покуда последняя не выродилась в средство общения с молодняком, недостаточно зрелым умственно, чтобы перейти на мысленное общение. Только первый контакт с иными разумными расами выявил проблему, встававшую перед народом единорогов – их неспособность входить в мысленный контакт с иными существами, на свой лад не менее «линьяри », чем сами линьяри. Уже владея высокоразвитой технологией, но не имея никакого опыта изучения чужих языков, те поступили вполне логично – создали обучающее устройство, способное, имея образец чужого языка, за несколько ночных гипносеансов связать его формы и слова с базовыми мыслеобразами, какими обычно общались сами линьяри. Недостаток у этого устройства имелся только один – чтобы им пользоваться, следовало вначале завести простейшую беседу с представителем чужой расы, заложив этим основу для дальнейшего обучения. А линьяри на опыте убедились, что заручиться сотрудничеством иномирян прежде, чем контакт с ними установлен, бывает крайне затруднительно. Гнездачи с Кхормы-V были существами оседлыми, поскольку сложная система химических взаимодействий привязывала взрослые особи к гнезду. Поэтому первая проба новоизобретенного аппарата прошла успешно – послам линьяри потребовалось всего лишь разбить лагерь в виду крупного гнезда и дождаться, покуда его обитателей не разберет любопытство. Но малорослые дхармакои с Галлени были существами пугливыми, робкими, да вдобавок наделенными от природы неподражаемой способностью скрываться в тенях. Потребовались долгие годы осторожных контактов, чтобы заручиться их доверием, покуда дхармакои не усвоили, что не все иные – хищники, и не вышли без страха, чтобы пообщаться со своими рогатыми братьями по разуму… А линьяри пожалели, что преподали им этот урок, потому что с таким же новообретенным доверием дхармакои приветствовали первых разведчиков-кхлеви, которые истребили крошечных сумчатых до последнего.

Именно память о тех годах, что ушли на то, чтобы добиться доверия дхармакоев, и подвигли Таринье на то, чтобы начать контакт с человечеством с записей, полученных с пыточных кораблей кхлеви. В тот момент ему показалось очень разумным показать варварам на планете внизу, что у них и линьяри есть общий враг. Сейчас они вернулись к испытанным методам, за одним, многократно обговоренным за время полета, незначительным исключением.

«У нас нет времени приручать какого-то варвара. Кроме того, их множество, а нас в этом секторе всего четверо. Что, если они решат, будто мы опасны, и попытаются уничтожить? Мы должны немедленно наладить контакт», выступал Таринье.

«Я не стану напоминать, когда я прежде слышала эту идею, или что случилось, когда мы попытались ее осуществить». Мыслеобразы Невы сопровождала определенная эмоция – скорей, высокомерное безразличие, будто зависшее в ледяной пустоте.

«Ну, нельзя назвать случившееся полным провалом», заметила Мелиренья. «Мы выяснили, что твоей, Нева, сестры-дочерь, скорей всего, жива и находится в этом секторе».

«Я лишь подразумевала, что в следующий раз желала бы заменить бурную жестикуляцию осмысленным диалогом. Очевидно, что мы ничего не добьемся, не изучив их языка».

«Я не утверждал, будто нам незачем учить язык. Я сказал, что у нас времени нет сидеть перед их берлогами и потихоньку завоевывать доверие, как это сделало с дхармакоями Второе посольство».

«И что ты предлагаешь, о вечноторопливый Таринье?»

«А вам еще непонятно? Надо поймать одного варвара. Проще всего – того, за которым мы гонимся».

«Это неэтично! Мы не можем лишать свободы разумное существо без его осмысленного согласия».

«Ну так будем его уговаривать, пока не согласится».

«Погоди, Нева. В чем-то Таринье прав. Чтобы эти варвары начали доверять нам, придется потратить немало времени… а системы вооружений у них весьма впечатляющие. Если они скорей кхлеви чем линьяри [1], они вполне способны расправиться с нами прежде, чем мы вступим в переговоры».

«Если они настолько кхлеви , что убивают мирных пришельцев, от переговоров толку не будет. Такие союзники нам не нужны».

«Нева, я согласна, но если ты не против, я бы предпочла не проверять это на своей шкуре!» Мысль Кхари несла с собой аналог кривоватой усмешки, так что все четверо линьяри расхохотались в ответ.

«Возможно, если бы мы смогли получить согласие дикаря после того, как поймаем и приручим?..» предложила Мелиренья.

«Соблюдаем букву закона, чтобы нарушить дух, Мелиренья?»

«Любая система должна иметь запас гибкости», настаивала связистка.

«Хм. Ну…»

«Мы могли бы использовать дикаря и в качестве посланца, вместо того, чтобы общаться с ними напрямую. Хотя бы на первых порах, покуда не выясним, что случилось с твоей сестры-дочерью. Это может быть разумнее. Если они решат, что интерес исходит от их сородича, то не станут пугаться и прятать ее».

«Это предполагает необыкновенную степень сотрудничества нашего гипотетического дикаря, которого мы даже не поймали».

«Если эти существа хоть каплю линьяри, то любой из них, конечно, будет рад помочь жеребенку соединиться с родными».

«А если нет?»

«Если нет, то чем быстрей мы узнаем об этом, тем лучше – даже если при этом нам придется слегка отойти от морального кодекса линьяри. В конце концов, наши предки, составлявшие устав контактера, не предполагали, что мы можем столкнуться с кем-то вроде кхлеви!»

«Очень надеюсь! Кому в здравом уме такое могло в голову прийти?!»

«Но теперь, когда мы узнали, что подобные твари существуют, разумно будет внести в устав соответствующие поправки. Этика межвидового контакта не требует, чтобы мы подвергали себя предвидимой опасности».

«Да, но что перевесит – опасность для нас, или страх и отчаяние нашего гипотетического пленника, который понятия не будет иметь, что с ним происходит?»

«Страх и отчаяние мы можем погасить».

«Даже если бы вмешиваться в его мышление было этично, мы не можем предсказать, как это повлияет на его память. Этот конкретный варвар может знать что-то о нашей пропавшей малышке; мы не можем рисковать, используя его в качестве учебного шаблона».

В конце концов компромисс был достигнут. Они не станут пытаться наладить контакт на расстоянии, но и похищать представителей этого вида не будут, равно как связываться с кем-либо из разумных существу на борту корабля, за которым гонятся – из страха, что помрачение рассудка, необходимое для такого контакта, сотрет необходимую информацию из мозга субъекта. Вместо того они проследят курс корабля, а затем перехватят другое судно, летящее в том же направлении, и, перейдя на борт, попытаются объяснить пассажирам – воспользовавшись языком жестов и телепатией, если эти существа владеют ею – что пришли с миром и не желают никому вреда. Если кто-то из варваров на борту согласится пойти с ними, они воспользуются его услугами, чтобы изучить язык, а позднее, возможно, в качестве посла. Если нет – отправят корабль продолжать путь, и придумают еще что-нибудь. Так или иначе, а, присутствуя физически на борту, они смогут погасить страх, который варвары могут испытать во время этого краткого пленения, равно как помутить воспоминания, чтобы никто не подумал рассказать о случившемся.

«А что, если мы не сумеем воздействовать на этих существ?» – беспокоилась Нева. «А если и сможем – не будет ли столь же неэтично чистить их память, как брать в плен?»

«Хотя бы букву закона надо соблюдать», твердо отвечала Кхари.

Отправление челнока на Маганос задерживалось в последний момент – будто нарочно, чтобы Карина успела пострадать от чудовищно безвкусного дизайна салона: сплошь багровый и ярко-оранжевый, совершенно не гармонировавшие с ее любимыми тонами, сиреневым и кремовым. Кроме того, все места были заняты, все сиденья – заполнены, и иногда даже переполнены. Во всяком случае, пожилая особа в соседнем с Кариной кресле переливалась через подлокотник на соседнее место. И в довершение всего кто-то из пассажиров определенно питался в тайской забегаловке; аромат чеснока и лимонной травы перебивал даже стоящий обычно в челноках запах многократно отфильтрованного воздуха и средства для чистки ковров. Экстрасенс коротала время до старта, пытаясь объяснить старухе – та уже давно бросила попытки вспомнить, как же зовут ее давно потерянную внучатую, кажется, племянницу – насколько мучительными она находила подобные минуты, когда людская толпа напирала со всех сторон.