Это шикарное подвенечное платье было для нее не тем, чем обычно бывает для счастливых невест. Ее брак был дорого обставленной сделкой — ведь как-никак, а замуж выходила дочь лорда Селби, его пока единственный ребенок.
А новобрачная и в самом деле была еще ребенком. Она не знала родительской ласки. Растили ее не любящие родители, а верные и по-своему добрые слуги. Отец лишь периодически наезжал в усадьбу. Дом в эти дни наполняли его друзья, а девочку представляли гостям, чтобы не было кривотолков и любой мог убедиться, что она растет в прекрасных условиях.
Ее мировоззрение формировалось под воздействием происходящих в Мэйдстоуне событий, а о большом мире она могла судить только по прочитанным романам.
Книги были ее убежищем. Она ныряла в страницы, как в пучину вод, и долгими часами была участницей самых разнообразных событий, которые только могло породить воображение автора.
Естественно, Элизабет посещала гимназию, отвечавшую требованиям ее сословного положения. Это учебное заведение было предназначено для благородных девиц. Девиц было много, но из-за своей болезненной застенчивости и неуверенности в себе Элизабет не сумела обзавестись большим количеством подруг. Но одна у нее была!
Стелла Вальдес обладала всем тем, чего так не хватало Элизабет. Она очень любила свою подругу Бет — так Стелла называла Элизабет.
Стелла была высокой темноволосой девушкой с искрящимися смехом глазами. Она была старше Бет на два года, и у нее уже сформировался прямой откровенный характер, она умела владеть собой в любых ситуациях, верила в собственные силы. Элизабет могла только мечтать о таком характере.
Стелла росла в прекрасном моральном климате, ее любили в семье. Она-то и взяла под свое крыло маленькую бледнолицую подругу и щедро делилась с ней душевным теплом.
В учебном заведении мадам Финч, где обучались только благородные девицы, Стелла долгие годы была щитом для малютки Элизабет, удивительно тихой и деликатной. Она оберегала ее от насмешек и колкостей учениц.
Но Стелла была старше, и настал день, когда она вместе с семьей уехала в Мексику. Элизабет с нетерпением ждала окончания двух оставшихся ей лет пребывания в гимназии. Этот день наконец настал. Девушка окончила гимназию, получив все то, чем должна обладать юная леди.
При этом Бет осталась застенчивой, неуверенной в себе, тихой и мечтательной девушкой. Ей очень хотелось, чтобы окружающие любили ее. А больше всего она ждала своего суженого.
Представления о любви она черпала из романов, которые они со Стеллой тайком глотали при мерцающем свете свечи.
Как это свойственно многим юным особам, она грезила наяву. Ее воображение рисовало высокого, темноволосого незнакомца, рокового мужчину, который должен был ворваться в ее жизнь и унести с собой, как уносит листок штормовой ветер. И они будут жить долго и счастливо…
Может быть, так и ее несчастная мать, Анна, представляла свою жизнь?
При этой мысли у Элизабет перехватило дыхание. Верила ли ее мать, что любовь к молодому и прекрасному лорду Селби сумеет преодолеть все предрассудки? Его семья и друзья ждали от него совсем не такого брачного союза.
От этих мыслей Элизабет вновь почувствовала озноб. А что ее собственный муж, который так не соответствовал ее идеалу? Не повторится ли история, если молодой супруг решит, что ошибся, и попросту забудет о существовании своей верной супруги? Да и как он поведет себя в своей Америке?
Горькая складка искривила ее красивые губы, и она пожалела, что так легко сдалась отцу и мачехе, настаивавшим на этом-браке, который, как подсказывало ей сердце, не сулил счастливого будущего. Но дело было уже сделано, и у Элизабет вдруг возникли мысли, казалось бы, не очень свойственные ее возрасту. Может, удастся укрепить этот брачный союз, заменив любовь уважением? Или все же ей надо было решительно восстать против намерений отца?
Натан Риджвей был, без сомнения, красивым молодым человеком. У него было что-то общее с Мелиссой, может быть, холодный блеск глаз, выражавших высокомерие?..
Элизабет не была первой в череде несчастных девушек, капитулировавших перед напором враждебно настроенной мачехи и холодного безразличия отца, желавших поскорее вытолкнуть ненужное чадо из своей жизни, и отданных на милость красивого соискателя руки, ведомого не всегда высокими идеалами. Элизабет сдалась, стараясь забыть обо всех своих сомнениях и опасениях. А что еще ей оставалось?
В английских семьях царил патриархат. Роль женщины была однозначна — жена и мать. Что-либо выходящее за эти четкие границы было просто немыслимо для девушки из круга Элизабет. Естественно, что она не могла бы сама обеспечить свое существование. Багаж знаний, приобретенных в заведении миссис Финч, был слишком недостаточен для этого. Образование, которое она получила, было излишне рафинированным. Она знала географию и языки. Но разве этого достаточно, чтобы прокормиться в это нелегкое время? Что оставалось ей, кроме роли гувернантки или компаньонки?
Первое ей не подходило категорически. Здесь ее возраст играл решающую роль — кому пришло бы в голову доверить судьбу своих детей сущему ребенку? Естественно, что со временем она повзрослеет, но гувернанткой ей не быть никогда. Что же было делать ей — обладательнице чистых невинных глаз фиолетового оттенка, обрамленных длинными темно-золотистыми густыми ресницами, чудесного прямого носика, полных губ, манящих мужской взор своим чувственным изгибом, чудесной головки, увенчанной копной фантастических волос?
Стоя перед огромным зеркалом, Элизабет изучала себя тем не менее весьма критически. Нет, с такой внешностью в гувернантки ее никто не возьмет: кому нужна гувернантка с такой стройной фигуркой и тонкими чертами лица. Она еще не была оформившейся женщиной, но законченность форм уже проступала. Грудь обещала быть высокой, бедра были пока по-мальчишески стройными, но их прекрасные пропорции уже угадывались. В один прекрасный день произойдет чудо, и она превратится в прекрасную женщину, и тогда не один мужчина замрет, увидев ее, и будет смотреть ей вслед с обожанием.
Но этот день был еще впереди, хотя и не за горами, а сейчас, увидев себя в зеркале, Элизабет усомнилась в том, что такой мужчина, как Натан Риджвей, просил ее руки в порыве искренней влюбленности. Так или иначе, он это сделал, и она дала согласие — массивное золотое кольцо на ее тонком пальчике служило неопровержимым доказательством реальности происходящего.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнате появилась Мелисса в сногсшибательном платье из необыкновенного сатина светло-кофейного оттенка, украшенного набивными цветами того же цвета. Она порывисто оглядела фигурку Элизабет и без того очень стройную, чтобы быть затянутой в корсет поверх батистовой нижней сорочки.
— Господи, Элизабет, что ты так возишься? Почему еще не переоделась? Тебя ведь ждут внизу многочисленные гости. И, кстати, молодой муж. А где Мэри? Почему ты не позвала ее?
Элизабет не проронила ни звука, отдавая себе отчет в том, что мачеха вовсе не интересуется ее мнением. Та и не стала бы слушать какие-либо объяснения.
Пройдя через комнату. Мелисса раздраженно потянула за шнурок звонка.
— Элизабет, тебе пора отбросить благостную детскую лень. Ты теперь замужняя женщина.
Новобрачной совсем не хотелось распалять Мелиссу еще больше, и она, мягко улыбнувшись, тихо произнесла:
— Я пока еще не чувствую разницы. Как было до обручения, так и сейчас. Разве одно слово может изменить сразу все?
— Какой дикий вопрос! — Мелисса даже передернулась. — Конечно, дело не в абстрактном слове, а в том, что оно обозначает. Ты теперь не только дочь лорда Селби, но и миссис Риджвей. Вечером ты отбываешь в Портсмут, а оттуда — в Америку. И именно замужество сделало это возможным. Поэтому твое заявление, что слово — это только слово, довольно глупо.
Прежде чем Мелисса смогла продолжить свою речь, переходящую практически в сварливую брань, в комнате появилась служанка с усталым выражением лица. Как-то боязливо поклонившись Мелиссе, женщина, которую звали Мэри Имс, произнесла нервным тоном:
