Не помня себя, она подошла к нему и, вырвав из его руки хрустальный бокал, выплеснула текиллу ему в лицо.

— Ты — невыносимое животное! Ты еще осмеливаешься в чем-то обвинять меня, не зная правды, и к тому же распространяешь обо мне грязную ложь, которая грязнее всего, что я смогла бы сделать, если бы была такой, какой ты меня выставляешь!

Он был явно озадачен и с удивлением смотрел на угрожающе занесенный ею хрустальный бокал, но, заметив, что она просто невменяема от злости, спросил:

— Что ты этим хочешь сказать? — Брови его сошлись, предвещая опасный взрыв, который он с трудом сдерживал. — Я ни о ком не распространял лжи, даже о тебе!

— Лжец! — ответила Бет горячо и быстро, ее фиолетовые глаза сверкали. — Ты врал Себастиану, когда сказал ему, что я была твоей любовницей, да еще много лет!

Невеселая улыбка появилась на его лице, и он яростно прошептал:

— Так вот в чем дело!

Бет, почти давясь от гнева, теряя самообладание, все же сумела овладеть собой. Она неожиданно улыбнулась, почти мило — это должно было бы насторожить его, контраст был слишком резок, но он потерял бдительность, любуясь этой новой Бет, темпераментной и независимой.

— Да, в этом! — сладко пропела она и изо всей силы ударила его тяжелым стаканом по голове.

Удар получился звонким, водка, еще остававшаяся в стакане, залила ему лицо. С удовлетворением, какого она очень давно не испытывала. Бет наблюдала за растерянным выражением лица Рафаэля. Осколки хрусталя запутались в его иссиня-черных мокрых волосах, мокрая рубашка прилипла к телу. А он сузившимися от гнева глазами наблюдал за ее бесстыдно радостным выражением лица.

Но это длилось не больше секунды. Потом, как разъяренная черная пантера, он вскочил с кресла. Ему пришлось сильно потрясти головой, чтобы стряхнуть капли водки и осколки стекла, которые полетели в Бет.

— Что тебе надо, проклятая дикая кошка? Мне надо было бы придушить тебя и, может быть, я так и сделаю! — Его глаза сверкали, в них ясно читалась открытая угроза.

Но Бет не испугали его угрозы, даже когда он во весь рост предстал перед ней, она не отступила. Почти испытывая удовольствие от этого опасного противостояния, она стояла перед ним подбоченясь.

— Ну, давай попробуй! Дотронься до меня хоть пальцем, и я выцарапаю тебе глаза!

Он мрачно смотрел на нее из-под густых бровей, зная, что меньше всего ему хотелось бы причинить ей боль. Он видел только одно: как она красива — видел эти волосы, этот коралловый рот! Его гнев уже спал, и ему было страшновато от того, что независимо от ее действий, от количества любовников в прошлом или в будущем, у нее есть одно преимущество над ним — она легко может сломать скорлупу, в которую он попробовал спрятаться от всего мира. Эта мысль испугала и потрясла его — такая маленькая и хрупкая женщина может разрушить строившуюся чуть ли не всю жизнь мощную оборонительную стену против.., любви.

Они смотрели друг на друга, как два шипящих кота. Рафаэль, ощутив ситуацию, внутренне засмеялся, это отразилось в его глазах. Но Бет была на этот раз не склонна к компромиссу, и смешинки в его глазах разъярили ее. Она бросилась на него с кулаками.

— Как ты смеешь смеяться надо мною? — Почти плача от бессилия, она яростно продолжала:

— Ты использовал меня с момента первой встречи, а теперь еще и смеешься надо мной. Ты лгал Себастиану, и он теперь думает обо мне как о создании, лишенном нравственных устоев, а ты еще и смеешься! Я твоя любовница?

Она колотила по, казалось бы, совершенно бесчувственному телу Рафаэля и продолжала кричать:

— Я не твоя любовница! Не была ею! И не буду! Он поймал ее руки, сжал их и притянул к своей груди. Со странным выражением глядя на ее возмущенное личико, он спросил тихим голосом:

— Разве ты не являешься хозяйкой моего сердца? Такой вот любовницей?

Он сказал это так тихо, что Бет почти пропустила слова мимо ушей, но восстановить их ей не удалось, потому что его ищущие губы уже напали на ее мягкие уста. И она поняла, что сейчас он пробудит в ней те таинственные силы, которые бросают ее в его объятия. Она пыталась бороться и, наверное, даже победила бы, если бы поцелуй был просто нежным, но было что-то в его поцелуе новое для нее, и она непроизвольно ответила на него. Поцелуй был долгим, страстным и одновременно удивительно нежным. Она уже забыла обо всем, в том числе и о причинах своей гневной вспышки. Она была в объятиях Рафаэля, и это было тем, что ей хотелось больше всего на свете.

Его рука гладила ее лицо, а губы двигались по щекам и бровям, потом он вернулся к ее сладким губам, и с легким стоном она признала поражение, прильнув к его горячему телу. Больше бороться со своими внутренними желаниями она была не в силах. Рафаэль ощутил победу, и его губы стали более требовательными. Потом он поднял ее на руки и понес к широкой софе, обтянутой вельветом.

Очень осторожно, как будто она была хрупким изделием из тончайшего фарфора, он положил ее на софу, ни на секунду не отрывая своих губ от ее уст. Встав на колени рядом с ней, он осторожно ласкал руками ее маленькие груди. Бет почувствовала, как набухают ее соски, и в ней нарастает всеохватывающее и непреодолимое желание.

Тело Рафаэля напряглось, оно рвалось к ней, ему хотелось скорее ощутить под собой ее белую мягкую плоть. Его пальцы со странной дрожью нетерпения стали расстегивать застежки ее платья.

Как ни странно, но именно касание его рук, снимавших с нее одежду, возвратило ее к реальности, и она, ощущая какое-то отвращение к происходящему, подумала, что слишком вольно позволяет ему вести себя с ней, как с легко доступной распутницей.

С легким возгласом отвращения она оттолкнула Рафаэля и вскочила на ноги.

— Не смейте трогать меня!

Она буквально раздваивалась: тело рвалось к нему, а голова протестовала против его обращения с ней. На глаза Бет навернулись слезы, и она дрожащим голосом потребовала:

— Оставьте меня. Сначала вы упрекаете меня за предполагаемое нравственное падение, а в следующую минуту проделываете со мной, пользуясь превосходством в силе, как раз то, за что только что обвиняли. Перестаньте использовать меня!

Рафаэль стоял прямо перед ней с отсутствующим выражением лица, глаза его были пусты и холодны.

В упор глядя на нее, он просто сказал:

— Прости меня! С тобой я действую вопреки всем своим принципам!

Бет коротко и горько усмехнулась:

— Оказывается, у вас есть даже принципы. Это странно, что-то я не видела применения хотя бы одного из них на практике.

Тут заговорил он, и голос его был подозрительно кроток:

— Ах, ты не видела? Ну хорошо, я напомню. Думаю, что, не забрав тебя с собой из Нового Орлеана, как ты просила, я проявил принципиальность. Мне очень не хотелось расставаться с тобой, но подумай, кем бы ты была? Беглой женой с подмоченной репутацией. Поэтому вопреки собственным страстям я оставил тебя на месте.

Лицо Бет побледнело, но Рафаэль продолжал все так же бесстрастно, не давая ей вставить ни одного слова:

— Твой муж мог запросто погибнуть от моей руки в любой момент. Но я не сделал этого. Я сказал тебе как-то, что хотел бы, чтобы его не было рядом с тобой. Найти повод для дуэли было весьма просто, результат был бы однозначен, но я так не поступил.

Его глаза сверлили ее, и он холодно добавил:

— Я мог бы убить его, но постарался спасти ему жизнь. И что-то не припомню, чтобы после его смерти я немедленно набросился на тебя, а это, признаюсь, было моим сокровенным желанием.

Глаза его были по-прежнему ледяными, но следующие слова он сказал очень мягко:

— Ты даже не знаешь, черт побери, Англичанка, какая ты везучая! Я мог уничтожить тебя каждый раз, как только наши дороги пересекались. Но не делал этого. Поверь мне, я так хотел тебя, одну тебя! Временами я был уже готов выкрасть тебя у мужа с самым диким скандалом. Он прокатился бы от Нового Орлеана по всему Техасу. Просто я приехал бы и с боем похитил тебя.