— Подожди, — крикнул Лоренцо, — оставь его женщинам. Я хочу понаслаждаться, когда скво будут резать и колоть его.

С брезгливостью Бет выплюнула свой гнев ему в лицо:

— Ты, дерьмо! Значит, это ты снюхался с этим зверьем против нормальных людей?

Лоренцо засмеялся и направил свою лошадь между конями команчей, которые окружили Бет:

— А что, ты разве не помнишь, что за деньги я сделаю все что угодно?

— Значит, это ты, мерзавец, убил Консуэлу? Лоренцо прямо-таки был горд собой:

— Конечно! Это было очень просто. Консуэла была такой тупой женщиной. Ты ведь не знаешь, что она отказалась заплатить мне за мое участие в той небольшой сцене между нами в Новом Орлеане.

Не давая Бет возможности прокомментировать свои слова, он продолжил:

— Я не подал и виду, что она разозлила меня, она думала, что поймала меня в ловушку, но на самом деле доставила мне огромное удовольствие, когда я увидел, что с ней делают команчи. Конечно, воины не так ловко управляются с ножами и не умеют так пытать, как скво. Но кое-что тоже умеют.

Не сдержав себя, Бет вздрогнула от его гнусного торжества. Лоренцо смотрел ей в лицо и смеялся. Потом он что-то сказал одному из команчей, и в ту же секунду окровавленное тело дона Фелипе было положено на спину лошади, а другой индеец вырвал поводья из рук Бет. Индейцы собрали оружие и вещи, погнали перед собой лошадей без всадников, и вся кавалькада понеслась на немыслимой скорости. Бет могла держаться только за седло, гадая, что еще заготовила ей судьба. По дороге было совершено нападение на отдаленное ранчо. Мужчины были убиты сразу, а женщин сначала изнасиловали. Лоренцо оставался с Бет и едва дышащим доном Фелипе. Видя ужас на лице Бет, Лоренцо почти ласково сказал — Сегодня ночью настанет твоя очередь узнать, правда ли команчи хорошие любовники. — И он грубо засмеялся над ее испугом.

Тут как раз начался настоящий ужас. Опьяненные двумя легкими победами, команчи были в прекрасном расположении духа. Они разрушили на ранчо все, что могли, поубивали скот, а лошадей и мулов присоединили к своим.

Больше развлечений не осталось, и они обратили внимание на дона Фелипе и Бет. Дон Фелипе был тяжело ранен копьем в бок и стрелой. Бет не могла понять, каким образом он выдержал безжалостную ночную скачку. Она чувствовала себя абсолютно измотанной ночью без сна и всеми теми ужасами, которые она уже видела и которые могла себе представить в дальнейшем.

Ее оставили в живых только по одной причине — до того, как передать ее индейцам, Лоренцо хотел сполна получить то, что ему не удалось в Новом Орлеане.

Лоренцо раздумывал, как лучше осуществить свой план. Он мог прямо сейчас сделать то, что хотел, и потом быстро отправиться в Сан-Антонио, будто вообще не выезжал оттуда. Но ему хотелось еще понаслаждаться ее ужасом. Он не сделал ни одного движения и не сказал ни одного слова, когда молодой команч сдернул Бет с лошади и стал раздевать ее. Он только любовался прекрасным телом. Думая, что индеец собирается ее изнасиловать, она боролась, как тигрица. Но команч был сильнее, он привязал ее к дереву и сорвал все, что на ней было. Она стояла абсолютно нагая. Индеец скрутил ее извивающееся тело и ущипнул за грудь. Она закричала от боли и возмущения. Затем индеец раздел догола старика. У Бет даже шевельнулась жалость к нему.

Лоренцо смотрел во все глаза на Бет, его взгляд становился все распаленное. Он вспомнил, как смотрел на это тело и ее распущенные волосы четыре года назад. Ее груди с розовыми сосками гордо торчали, как бы выражая непокоренность, и ничего не скрывало красоты ног, тонкой талии.

Бет заметила, что на нее смотрит не только Лоренцо, но и все остальные. Их взгляды выражали совершенно однозначные чувства.

Только теперь она осознала в полной мере весь ужас индейского плена — нет лошади, нет одежды, нет обуви, лишь веревка на шее, а впереди — только ужасные пытки и мученическая смерть. Но до этого надо бежать за скачущей лошадью. Вот так пробежит она целый день на палящем солнце.

В полдень Лоренцо подъехал к ней и, опасаясь, что она умрет прежде, чем он получит удовольствие и добьется отмщения, протянул ей руку, чтобы она могла постоять и передохнуть. Но она отказалась и плюнула в сторону его лошади. Это вызвало одобрение среди воинов — превыше всего они ценили смелость и независимость. Лоренцо, не удержавшись, ударил ее тяжелым сапогом в грудь и живот. Она упала на землю и подумала, не лучше ли умереть не сопротивляясь. Но потом преодолела себя и стала медленно подниматься. Когда команчи остановились напоить лошадей, дон Фелипе, который лежал поперек лошади, тихо сказал ей:

— Это было глупо. Смело, но глупо. В следующий раз, если он подъедет, не отказывайтесь от помощи.

Не глядя на него, она грубо спросила:

— А вы протянули бы ему руку? Умирающий дон Фелипе потряс головой и твердо сказал:

— Нет.

Когда водопой был закончен, обнаружилось, что дон Фелипе умер. Команч выдернул стрелу из его тела, прежде чем сбросить его на землю.

Рафаэль нашел тело деда спустя примерно час. Недаром команчи звали его Мстящим Духом и боялись. Он преследовал кортеж.

Он узнал обо всем от Себастиана, когда накануне ждал прихода темноты, чтобы скакать за Бет. Себастиан считал себя смелым человеком, но он задрожал, когда увидел выражение лица Рафаэля, слушавшего рассказ о происшедшем во время прогулки.

Себастиан не мог не добавить:

— Она в руках команчей, Рафаэль. Рафаэль прискакал в дом дона Мигуэля. У него не было времени на долгие разговоры и соболезнования, и, когда дон Мигуэль патетически начал свой монолог, Рафаэль прервал его:

— Мне нужны четыре лошади и несколько мулов. Мне нужны одеяла, пища, бинты и одежда.

— Сколько тебе надо людей? — спросил дон Мигуэль.

— Ты же знаешь, что они сделают, если на них нападет отряд. Ее изрешетят стрелами. Я еду один. Когда я найду их лагерь, я войду туда как команч. Впервые я рад своему двойному происхождению. Команч для них всегда команч, и они примут меня. Когда станет ясно, что она моя женщина, если она еще будет жива, они отдадут ее мне без особых споров. Это может стоить пары лошадей.

Упавшим голосом дон Мигуэль решился спросить:

— А мой отец?

Задумчиво посмотрев на него долгим взглядом, Рафаэль ответил:

— Старики им не нужны, заполучить его будет еще дешевле.

Напоследок Себастиан услышал от Рафаэля:

— Я или вернусь и привезу ее живой, или не вернусь вообще, потому что без нее мне жизни нет!

Рафаэль был своим человеком в краю команчей. Он вычислил, что индейцы опережают его часа на три. Наткнувшись на разрушенное и сожженное ранчо, Рафаэль понял, что он выигрывает еще немного времени.

Он был потрясен, когда наткнулся на окровавленную одежду Бет и дона Фелипе. На искалеченное тело своего деда он чуть не наступил. Он повернул скрюченное тело и был страшно поражен, когда один глаз дона Фелипе блеснул, а губы достаточно четко произнесли, раздвинувшись в странной улыбке:

— Я знал, что ты придешь — не за мной, а за своей женщиной. Она жива, ведет себя очень смело. Очень смело, она пока цела.

Услышав это, Рафаэль почувствовал огромное облегчение. Он собрался за водой, чтобы напоить старика, но тот, поняв его намерение, покачал головой:

— Мне уже ничто не поможет. Я знал, что умираю, и не стал двигаться, чтобы они решили, будто я уже отошел в мир иной.

Говорить ему было больно, но он хотел обязательно сказать все важное.

— Мне надо было остаться живым как раз до твоего прихода и сказать тебе… — Он закашлялся, и кровь показалась в уголках его рта. Казалось, что каждое слово выходит из него с болью:

— Это все сделал Лоренцо, это его преступление. — И, поймав скрюченной рукой рукав Рафаэля, он твердо сказал:

— Убей его, Рафаэль, убей, убей!

Это были последние слова старика, и Рафаэль подумал, как это похоже на всю его долгую жизнь — он силой воли удерживал в себе жизнь не для того, чтобы дождаться спасения, не для того, чтобы помочь Бет, а чтобы завещать убить своего убийцу!