Когда группа наконец прибыла, полицейские установили освещение и сделали фотографии. Затем начали снимать отпечатки пальцев. В первую очередь, конечно, с ножа.

— Во сколько вы его обнаружили? — спросил начальник экспертов.

— Честно говоря, на часы не смотрел, но сразу же позвонил в полицию. Кстати, — добавил я, — поаккуратней с картинами.

Он промолчал, но взгляд его говорил: а не пошел бы ты? Я достал из кармана связку ключей и снял запасной ключ от входной двери.

— Возьмите. Прошу запереть дверь, когда будете уходить.

Он нахмурил брови и еле заметно улыбнулся:

— А где вы сами будете?

— Наверное, в участке, — ответил я. — Лейтенант Макинери сказал, что отвезет меня на допрос, дождавшись вас.

Эксперт повернулся к Макинери.

— Я получил такой приказ, — подтвердил тот.

Эксперт пожал плечами, повернулся ко мне и протянул руку.

— О'кей, я возьму ключ, и мы запрем дверь, когда будем уходить. Если не смогу вернуть ключ в участке, доставим сюда позже.

Я отдал ему ключ, он еще раз посмотрел на покойного Карла Бернини.

— Пойдемте, — сказал лейтенант Макинери, — прокатимся.

Он проводил меня до машины.

Из-за огромного количества автомобилей на улицах ехали мы медленно, и у меня было время подумать о том, что именно в этой ситуации не вполне соответствовало стандартной процедуре. Может быть, из-за моего прошлого? Маловероятно. Все зарыто слишком глубоко, и нет причин выкапывать. Но даже если и всплыл на поверхность какой-нибудь фактик, что дальше? В Соединенных Штатах я не совершил ни одного преступления.

Я смотрел на дождь, постепенно редеющий туман, прохожих под зонтами, машины, грязные дома с темными окнами, в которых отражались огни фар. Слушал звуки еще не вполне проснувшегося города.

Больше всего меня заботило, чтобы никто не догадался снять отпечатки пальцев с висевшей над трупом картины Шагала.

Наконец мы приехали в участок, и мне официально зачитали мои права. Я сказал, что не считаю себя виновным, не нуждаюсь в адвокате и дам показания добровольно.

— Почему вы это совершили? — спросил полицейский, которого мне не представили.

— Я ничего не совершил, — ответил я, и началось мурыжево.

Выдержав многочисленные каверзные вопросы, я сказал:

— Послушайте, я с радостью соглашусь пройти тест на детекторе лжи.

Это заявление, судя по всему, смягчило их отношение ко мне.

— В этом нет никакой необходимости, — сказал первый полицейский. — Просто дайте показания, объясняющие то, что, по вашему мнению, произошло.

Я дал такие показания.

— Вы были знакомы с убитым?

— Нет, — ответил я.

Мы посмотрели друг другу в глаза.

— Вы в этом уверены? — спросил он.

— Да. А что?

— Нам позвонил неизвестный и сообщил, что вы встречались с этим человеком, когда жили в Европе.

— Сдаюсь, — вздохнул я. — Не могу понять, что происходит.

— Мы, естественно, тоже, — сказал полицейский. — Ничего, разберемся.

— Мне все равно, — сказал я.

— А вам не кажется странным, что именно я сообщил о преступлении? Я имею в виду, если я его совершил.

— Не знаю.

Макинери и его напарник уехали на следующий вызов. Допрос продолжил тощий мужчина с морщинистым желтушным лицом, которого мне представили как Дела Мастерса. Я сидел напротив него на неудобном стуле, и свет из окна бил прямо в глаза.

— Я его не убивал. Мне нечего добавить, кроме того, что я совершенно обескуражен…

— Вас можно понять, — кивнул он, — учитывая обстоятельства.

— …и я ничем не могу это доказать, — добавил я.

— Кроме нас вы кому-нибудь звонили или разговаривали с кем-нибудь после того, как позвонили нам?

— Нет.

— Понятно. Боюсь, мы вынуждены будем задержать вас на некоторое время.

Он встал.

— Погодите! — воскликнул я. — На какое именно время вы намерены меня задержать и на каком основании?

— По подозрению в убийстве, — сказал он и вышел из комнаты.

Я выругался про себя. Обидно понести наказание за то, чего не совершал, особенно учитывая мое прошлое.

Двое полицейских проводили меня в камеру. Они отобрали у меня спички, брючный ремень и шнурки для ботинок.

— Я не собираюсь совершить самоубийство, — сказал я.

— Таков порядок, — объяснили они.

Я ждал. Ждал три дня, а потом наконец попросил разрешение позвонить адвокату. К великому моему удивлению, я не получил никакого ответа. Меня даже не допрашивали. Обо мне словно забыли, разве что пищу приносили вовремя.

А потом появился этот человек.

В черном костюме, с кожаным портфелем, тоже черным.

Он задал мне всего один вопрос.

— Вы Овидий Уайли?

— Да, — ответил я.

— Мы можем перевезти вас отсюда, — заявил он.

— Кто «мы» и куда? — спросил я.

— Я подумал о Маклине, штат Вирджиния.

— Отлично, — сказал я. — А что там находится?

— ЦРУ, — ответил он.

— Ого! Что происходит?

— Не знаю, — ответил он. — Это вам объяснит шеф моего отдела.

— А какое отношение все это имеет к делу об убийстве?

— Не могу сказать.

— А ваш босс может?

— Полагаю.

— Тогда поехали.

Меня вывели на улицу, и предпочитавший оставаться безымянным конвоир кивнул увеличенной версии самого себя, курившей у автомобиля. Напарник открыл дверь, и я сел в машину. Никто не представил нас друг другу.

Через некоторое время я, откашлявшись, поинтересовался:

— Мне хотелось бы знать, куда мы направляемся.

— Я уже сказал, — пробурчал первый агент, который крутил баранку и не спускал глаз с дороги.

Второй сидел сзади. Мне показалось, он не хотел, чтобы я его разглядывал.

— Я имею в виду ближайший пункт назначения.

— Я тоже, — сказал первый.

— Можно заехать ко мне, чтобы я принял душ и переоделся?

— Нет, — сказал он.

Чувствуя себя попрошайкой, я стрельнул у сидевшего на заднем сиденье агента сигарету. За окном таксисты вступали в свое ежедневное соперничество со всеми остальными водителями. Мне нужно было побриться, от меня дурно пахло, болели все мышцы, а одежда измялась. Впрочем, я был скорее озадачен, чем раздражен. Что могло понадобиться спецслужбе, занимающейся вопросами государственной безопасности, от скромного торговца произведениями искусства? Вероятно, что-то очень важное, если пришлось вырвать этого торговца из лап детективов, собравшихся расследовать загадочное убийство, и доставить его в центральный офис. Моя первая и последняя встреча с ЦРУ состоялась во время событий, которые никто не называл войной, происходивших в каком-то богом забытом углу, среди влажных джунглей, вонючих болот и скользких каменистых холмов, где обитает запуганная деревенщина. Тогда люди из разведки заставили меня заполнять и перебирать какие-то бумажки исключительно по причине моей полной бесполезности в боевых условиях.

Я искренне старался давать им требуемые сведения, но из-за меня потери в летной технике во время разведывательных рейдов возросли настолько, что начальство, похоже, готово было обойтись без моих донесений, лишь бы сохранить оставшиеся самолеты и вертолеты. Короче говоря, вряд ли у ЦРУ возникло желание привлечь меня к работе из-за моих успехов в области военной разведки.

Тогда в чем же дело?

Я размышлял об этом по пути в аэропорт Кеннеди, где мы сдали машину в службу проката и где никто не заметил помятое крыло и треснувший задний фонарь — последствия небольшой аварии, в которую мы угодили по дороге.

Я продолжал строить догадки, стоя в длинной очереди к билетной кассе. А потом выбросил весь этот бред из головы и заявил своим сопровождающим, что хочу сходить в туалет и умыться. Они согласились, и я купил разовый бритвенный станок и тюбик с кремом для бритья. Когда закончил бриться, они проследили за тем, чтобы я выбросил станок.

Потом я попытался угостить их кофе или пивом, потому что из-за более плотной, чем обычно, смеси тумана и смога вылет нашего рейса отложили. Они согласились на кофе, но каждый расплатился за себя.