В те времена, когда не было синтетических материалов и снаряжения, изготовленного промышленным способом, полярникам приходилось полагаться на природные материалы и местные технологии (если они были здравомыслящими людьми). Запфф стал хорошим примером норвежца, многому научившегося у саамов.
Субарктическая Северная Норвегия всегда была населена норвежцами и саамами — исконными жителями Скандинавского полуострова. Саамы жили за счёт северных оленей, легко приспосабливающихся к арктическим условиям, и сами отлично адаптировались к холодному климату. С доисторических времён они считались превосходными лыжниками, и жители Северной Норвегии много узнали у них о специфике выживания в условиях Арктики.
В результате такого полезного взаимодействия с многовековой саамской культурой норвежцы были готовы учиться у местных жителей по меньшей мере в полярных экспедициях. Так, Нансен в первый переход через Гренландию взял с собой двух саамов, чтобы по возможности воспользоваться их знаниями. Амундсен тоже последовал этой давней традиции.
Одним из саамских материалов, приобретённых Запффом, был сеннеграсс — растение, распространённое на севере Норвегии и хорошо впитывающее влагу. Саамы издавна использовали его как изолирующий материал, делая, в частности, из сеннеграсса подкладку для унтов, чтобы сохранить сухость и тепло. Его могли сушить и использовать несколько раз, но в конце концов приходилось заменять. Нужно было найти крупного поставщика, для чего требовались связи и терпение. Сеннеграсс собирали на отдалённых вересковых пустошах, и лучшее сырьё саамы оставляли себе.
В конце мая 1902 года Амундсен завершил все дела в Тромсё и отплыл на «Йоа» в Христианию. Там он переключил своё внимание на пеммикан — проверенный временем рацион полярников. Его придумали индейцы племени кри из Северной Америки, и состоял он из постного сушёного и растёртого в порошок мяса, смешанного с топлёным жиром. До изобретения дегидрированной пищи это был наиболее концентрированный из всех доступных продуктов.
И снова Амундсен выразил своё недоверие коммерческой продукции. Он отыскал заброшенную пекарню и отправил туда Ристведта, чтобы приготовить партию пеммикана нужного качества. Друг Нансена, профессор университета Христиании Софус Торуп, контролировал этот процесс.
Тем временем Амундсен ухитрился найти время для занятий проблемами магнетизма. Летом 1992 года он сопровождал Алекса Стина в исследовании магнитных явлений на севере Норвегии, а потом вернулся в немецкую обсерваторию по изучению процессов земного магнетизма и прошёл обучение в такой же обсерватории в Потсдаме, занимаясь с учёными, изготовившими для него измерительные приборы. В октябре он получил сертификат, давший ему право командовать любыми иностранными судами под норвежским флагом. До этого момента Амундсен мог плавать в качестве капитана лишь в пределах своих территориальных вод, теперь же он мог вести «Йоа» сколь угодно далеко.
Из Германии Амундсен на «Йоа» вернулся в Норвегию. Вскоре туда же на «Фраме» прибыл и Отто Свердруп, проведя четыре года в Канадской Арктике. Свердруп был верным спутником Нансена и во время первого перехода через Гренландию, и во время дрейфа «Фрама» во льдах. А в этот раз он сам уже стал капитаном корабля. После высадки в Норвегии он принял командование «Фрамом» и возглавил экспедицию, в результате которой открыл и нанёс на карты около 300 тысяч квадратных километров новых земель, что равнялось всем территориям, изученным всеми экспедициями за предшествующие 60 лет, — но Свердруп осуществил это с гораздо меньшими затратами.
Огромным достижением Свердрупа стало усовершенствование техники полярных путешествий. Он продолжал изучать и тестировать методы, впервые применённые Нансеном, благодаря чему выяснил, как совмещать в пеших переходах собачьи упряжки с лыжниками, и выявил возможности их максимального взаимодействия.
Свердруп и его спутники не попадали в приключения, в их действиях отсутствовал героизм. С лёгкостью, хотя и не без усилий, они изучили ту же страну, которая вселяла ужас в души их предшественников, принося им одни несчастья. Это был интересный урок для тех, кто хотел учиться. Амундсен хотел. Свердрупу удалось многое. Он доказал, что лыжи можно использовать на большинстве видов снежного покрова и морского льда. Он убедительно продемонстрировал, как нужно двигаться на лыжах вслед за собачьими упряжками, вместо того чтобы ехать на нартах. И такой способ передвижения впоследствии позволил экспедициям перевозить большие грузы. Свердруп показал, что европейцы способны научиться управлять собаками не хуже эскимосов. Весь опыт его первого путешествия на «Фраме» говорил о том, что хаски из Гренландии лучше сибирских собак. Он вообще многое знал о собачьей психологии. Отношения между собакой и возницей должны были быть равными: собака — не лошадь, она партнёр, а не вьючное животное. С хасками полярная пустыня становилась комфортной. Эта собака — настоящий товарищ, забавный, трогательный, иногда несносный, но умеющий развлечь любого человека.
«Ох уж эти собаки, — любил повторять Свердруп. — Именно они придают полярному путешествию изюминку, без них оно было бы действительно мрачным».
Амундсену повезло, что Свердруп вернулся именно в то время. Ведь он мог рассказать о собаках всё, что знал сам. И Амундсен понял, что с помощью этих животных добираться до Северного магнитного полюса легче всего, но он не имел такого опыта путешествий. Это не практиковалось в Норвегии. На «Бельжике» тоже не было собак. В обращении с собачьими упряжками Амундсен оставался абсолютным новичком.
Но по крайней мере он получил от Свердрупа все возможные теоретические знания. Более того, Свердруп отдал ему своих собак. Кроме того, благодаря ему Амундсен заполучил в команду «Йоа» Адольфа Хенрика Линдстрама, кока «Фрама» и мастера на все руки.
Правда, Амундсен от достижений Свердрупа не только приобрёл, но и потерял. За девять лет «Фрам» совершил два удачных плавания — и норвежцы считали, что теперь их национальная гордость удовлетворена и необходимости в ещё одной полярной экспедиции нет. Кроме того, времена были тяжёлые. Найти деньги стало практически невозможно.
Тем не менее Амундсен невозмутимо продолжал свои приготовления, убеждённый в том, что так или иначе летом 1903 года отправится в путь. В конце 1902 года он решил посетить Англию, чтобы поговорить с людьми, знавшими тот полярный район, куда он собирался плыть. Весьма полезным оказалось знакомство с сэром Клементсом Маркхэмом, президентом Королевского географического общества, которому его представил сам Нансен.
Сэр Клементс в то время был в Норвегии, проходя ежегодный курс медицинских процедур в Ларвике, курортном городке на южном побережье, где с 1894 года лечил подагру.
Амундсен рассказал ему о своих планах и пригласил прогуляться на «Йоа» по Христиания-фьорду. «Я тогда полностью поддержал его, — вспоминал сэр Клементс. — Да и Нансен был очень высокого мнения о юном Амундсене».
Скотту Келти, секретарю Королевского географического общества, сэр Клементс написал следующее: «По крайней мере в этой схеме нет изъянов и авантюрности. Хотел бы я, чтобы такие вещи делали англичане».
С рекомендациями от сэра Клементса Амундсен в ноябре отправился в Лондон, по дороге посетив Данди, чтобы договориться с кем-то из капитанов китобойных судов о перевозке провизии для своей экспедиции в Далримпл-Рок, что на северо-западе Гренландии. «Йоа» был слишком мал, чтобы на нём могли безопасно доставить все припасы через коварные воды залива Мелвилла.
Рассказывают, что беседу с Амундсеном все капитаны начинали с вопроса, не он ли тот человек, что пройдёт Северо-Западным морским путём.
«Нет, — обычно звучало им в ответ. — Я лишь попытаюсь сделать это, опираясь на опыт других». Если он так и не говорил, то мог, поскольку эти слова хорошо подтверждают одну из сторон характера Амундсена.
Будучи в Лондоне, Амундсен совершил оплошность, нанеся визит сэру Клементсу Маркхэму, но не встретившись при этом со Скоттом Келти, то есть оказал внимание президенту, проигнорировав секретаря Королевского географического общества. Нансен впоследствии посчитал своим долгом извиниться от имени Амундсена.
