В Приуралье в середине XIX века у каждого зажиточного крестьянина, священника в доме был портрет Ермака. Еще в XVII веке голландец Н. Витсен писал о Сибири: «Русские, живущие в этой стране, еще до сего времени молятся на этого Ермака, смотря на его дело как на святое...»
«Святая Русь», «своя сторона», «государство Российское», «мать Россия» — так воспринимал русский пахарь свою Родину. Этнографы записывали беседы крестьян, считающих причинами силы русских в боях то, что они едят ржанину» (ржаной хлеб) и готовы стоять друг за друга насмерть.
Царь в народных исторических песнях всегда выступает как символ, знамя. В поражениях и бедах винят изменников — бояр, «господ». Так, из песен о Смутном времени очень популярна была песня «об отравлении Скопина». Молодой, талантливый полководец князь М. В. Скопин, очистивший от врага царство Московское, отравлен завистником — предателем из бояр.
Отмечена исследователями и ярко выраженная оборонительная направленность русского патриотического фольклора. Видно, были и есть у России те зримые и незримые богатства, что притягивают к себе взгляды самых значительных, самых беспощадных завоевателей мира...
Иначе и быть не могло. Для непредвзятого историка очевидно, что Россия — единственная страна, которая начиная с XIII века неоднократно подвергалась глобальному, опустошительному нашествию извне, становясь все сильнее, все могущественнее. Столько оборонительных войн и угроз с разных сторон не знало ни одно государство. Долгих периодов мира русские почти не ведали... Постоянная борьба за жизнь и независимость обусловила и необходимость жесткой централизации власти — самодержавие, и важнейшую роль государства в экономике, и отсутствие привилегий у русских в Российской империи, и особую психологию, и многое другое... Петр Великий говорил о причинах распада Византийской империи: «Не от сего ли пропали, что оружие оставили... и, желая жить в покое, всегда уступали неприятелю, который их покой в нескончаемую работу тиранам отдал».
Русский воин шел на войну с верой, что «если умрешь на войне за веру Христову, то Господь грехи отпустит». Хорошо известно и документально зафиксировано такое явление, как массовые и совершенно добровольные пожертвования якобы «темных» крестьян из многих губерний, включая и Вятскую, на борьбу единоверцев — славян за освобождение от турецкого владычества в 1875–1878 годах. Причем во многих губерниях пожертвования крестьян существенно превышали даже пожертвования дворян и купечества! Движение добровольцев-крестьян в Сербию имело массовый характер.
Приводит М. М. Громыко и такой ответ на один из вопросов этнографического общества в 1839 году: «В народе существует глубокое убеждение в непобедимости России».
Нельзя было выжить поставленному в экстремальные условия русскому и без общины — объединения крестьян, живущих в одном или нескольких селениях. Сами крестьяне называли ее «миром» или «обществом» («обчеством»). Как пишет Василий Иванович Белов: «Миряне строились вплотную, движимые чувством сближения, стремлением быть заодно со всеми. В случае пожара на огонь бросались всем миром, убогим, сиротам и вдовам помогали всем миром, подать платили всем миром, ходоков и солдат тоже снаряжали сообща... До мелочей была отработана взаимовыручка... Выручали друг друга в большом и малом».
Невозможно понять — каким образом выходцы из деревень и сел, потомственные хлебопашцы, становились вдруг, когда это было необходимо, наркомами и генеральными конструкторами, если не знать следующих простых вещей. Как пишет М. М. Громыко: «В крестьянском хозяйстве столько разных культур, и каждая со своим норовом, столько разных оттенков погоды, почвы, ландшафта, и все это надо знать и учитывать, если не хочешь, чтобы ты и семья твоя голодали... Поистине огромным объемом знаний должен обладать каждый пахарь, чтобы хорошо справляться со своей задачей... Например, по характеру деревьев, трав и кустарников земледельцы XVIII века умели определить качество почв».
Среди крестьян выделялись, конечно, свои тонкие знатоки, к мнению которых всегда прислушивалась община. Их одаренность и опыт были явно видны по успехам в ведении собственного хозяйства. Все собирались в поле, когда лучший пахарь доставал свою соху и запрягал коня. Точно определить день посева — дело абсолютно творческое.
Вятская губернская палата государственных имуществ неоднократно отмечала прилежание вятских крестьян с их «переимчивостью» во всему новому, полезному в хозяйстве. Интересные факты собраны в труде М. М. Громыко о земле предков А. И. Покрышкина: «Так, в Вятской губернии в 40–50-х годах XIX века уже применялись кочкорез и особые приспособления для корчевания пней, специальные плужки для окучивания картофеля, вводились четырехполосные молотилки вместо объемных, круглых... На сельскохозяйственной выставке в Вятке в 1854 году получили награды четверо государственных крестьян: Кривошеий — за модель турбинной мельницы; Хитрин — за сконструированную им сенокосилку; Медведев и Шишкин — тоже за сконструированные ими механизмы: «американский плужок» и пропашник».
Известно и об охотниках, изучивших соболя, все его повадки и особенности, знающих, к примеру, о связи между качеством меха и породами деревьев в местах его распространения.
В. И. Белов раскрывает непосвященному секреты северного плотницкого мастерства, начинающегося с «чувства дерева». Городской житель сейчас в большинстве своем не может знать и об искусстве печников и кровельщиков, к числу которых принадлежали Покрышкины. Поэтому послушаем писателя:
«Об отцовском доме сложено и до сих пор слагается неисчислимое множество стихов, песен, легенд. По своей значимости «родной дом» находится в ряду таких понятий русского крестьянства, как смерть, жизнь, добро, зло, Бог, совесть, Родина, земля, мать, отец...
И если в духовном смысле главным местом в хоромах был красный угол главной избы, то средоточием, материально-нравственным центром, разумеется, была русская печь, никогда не остывающий семейный очаг.
Печь кормила, поила, лечила и утешала...
Печь нужна была в любом возрасте, любом состоянии и положении. Она остывала только вместе с гибелью всей семьи или дома.
Удивительно ли, что печника чтили в народе не меньше, чем священника или учительницу?..»
Описывая устройство крестьянского жилища, В. И. Белов сообщает: «Самым интересным у русской избы была, однако же, крыша, противостоявшая всем ветрам и бурям, не имея ни одного гвоздя. Древние плотники обходились вообще без железа: даже дверные петли делали из березовых капов, а створки рам задвижные. Любая, врезанная на шип и закрепленная клином деревянная деталь или конструкция держалась крепче, чем приколоченная гвоздем. Крыша, как и вся изба, делалась так, чтобы каждая последующая часть держалась за предыдущую, нижнюю. Причем чем выше, тем крепче, чтобы не снесло ветром».
Таким образом, даже начальное (без приводимых писателем описаний и специальных терминов) знакомство с тем делом, которым занимались Покрышкины, показывает — были они далеко не последними людьми крестьянского мира, владевшими, говоря современным языком, самыми высокими в том мире технологиями. Само ремесло кровельщика приближало их, больше других, к небу...
Отметим также упоминаемое В. И. Беловым характерное для северного народного быта стремление быть лучшим, прежде всего не по количеству, а по качеству. И не было свойственно русским мастерам держать в секрете наработанное умение. Как правило, они бескорыстно делились обретенным опытом мастерства с учениками. По старинным поверьям, клады легче даются чистым рукам, бессребреникам. А у тех, кто начинал торговать талантом, он вскоре пропадал.
Народная жизнь — это не только тяжкий труд и напряжение, но и свои утешения, свои яркие праздники. В. И. Белов пишет: «И труд, и отдых, и будни, и праздники так закономерны и так не могут друг без друга, так естественны в любой очередности, что тяжесть крестьянского труда скрадывалась». Были у крестьянина и утраченные городскими потомками чувство единения с природой, и ароматы сенокоса, и шум ярмарки, и кулачные бои, и катание на лошадях в масленицу...
